Стирка

Автор: "Такие дела, брат, любовь.
Такие дела, брат, любовь..."

С.Чиграков




Я хочу рассказать вам историю. Совсем непримечательную историю, в общем-то. Так, мелочь…

У меня был брат. Самый что ни на есть родной брат. На три года младше меня. Наше братство было таким классическим и настоящим, что об этом даже скучно писать. Женей его, кстати, звали.
«Что не Евгений-то гений» — почему то вспомнилась мне примитивная надпись на сувенирной кружке, которую я ему как-то подарил на 23 февраля какого-то хорошего года. Да уж…
Мы стали взрослыми дядьками и как-то пошло у нас все в прямопропорциональной зависимости. Чем лучше все было у меня, тем хуже все становилось у него.

Приехал я, помню, в родной город, захожу в его съемную квартиру (свое жилище к тому времени Женька уже благополучно продал и деньги проебал), сидит теща, несчастная такая, возле куцей новогодней ёлки. Вяжет гнутыми спицами что-то нехитрое. Близоруко щурится в бифокальные линзы допотопных очков.
- Как дела? – спрашиваю — С наступающим.
Молчит.
- Где Женька?
- А хрен его знает, где твой Женька. В деревню с Вовой-придурком уехал. Траву какую-то они там в деревне курят. Приезжает — глаза стеклянные. Ничего не соображает. Только лыбится и молчит. Совсем он потерялся, Женя твой – почти без эмоций вещает она — Зачем он нас сюда притащил? Сидели бы в своем Израиле, горя не знали. Ох…
Я тоже вздохнул. Она, не отрываясь от вязания, продолжает:
- Представляешь, захожу в магазин, смотрю на скумбрию копченную и так мне ее хочется… А купить не могу. Совсем денег нет. Я очень люблю скумбрию.
Я вздохнул еще раз. Господи, неужели это не сон?
- Собирайте – говорю — чемоданы. К себе вас заберу. В Сибирь. Устрою Женьку на работу. Все будет хорошо.
Хотя знал уже — ничего не будет хорошо. Не будет. Но, а как по другому, скажИте? Надо ведь что-то делать, если теща брата даже говняную рыбу себе позволить не может. А я хоть целый рефрижератор этой рыбы купить могу. Вместе с тарой и вагонными парами.
- А Лина как же? Ей в школу через год. А Славик? Ему инвалидность оформлять нужно – подняла она на меня свои коровьи глаза.
- Устроится все – присаживаясь на колченогий стул, заверяю я – собирайтесь.
Еще и ёлка эта убогая. Под ней ободранный пенопластовый Дед Мороз. Какие-то дешевые конфеты. Слезы наворачиваются. Он ведь еще и пытается создать видимость какого-то семейного уюта. Господи, в этой паршивой съемной «хрущевке». Бедный, непутевый человечек. Брат.
***

И вот они приехали. Сняли квартирёнку убогую в рабочем микрорайоне. Где через одного наркоман. Как-то расселились. Я его устроил к себе на работу. А он, все равно, жалкий такой. Пришел, помню, в офис. Лето было, жара. На нем брюки белые холщевые, тонкие такие. А сквозь них трусы семейные просвечиваются. На трусах рисунок этот убогий – какие-то мультипликационные красные хуи, больше похожие на куриные косточки, с безумными глазами друг за другом бегают. Типа, оригинальные, шуточные трусы. Такие трусы до сих пор на каждом провинциальном рынке купить можно. Дешевка.
Все шепчутся вокруг, хихикают. Он ходит по офису в этих хуях просвечивающихся… Жалко так его стало. Ну что ж, думаю, эти две дуры не могли нормально человека на работу собрать. Подозвал его, на ухо шепнул. Отправил домой переодеваться. Закрылся в кабинете…
***

Стиральной машины у них не было. Там и места-то под стиральную машину не было. Они, иногда, по субботам, приходили к нам. Он и его безгранично глупая жена. Ну, как водится, выпивали-закусывали, заодно и белье стиралось. У меня-то стиральная машина была. Все, как положено. Автомат. С функцией отжима, с сушкой. Тыща оборотов в минуту.

И вот, приходят они ко мне. В огромном десятирублевом пакете белье. Поставили стирку – сели за стол. Я что-то там умудрялся готовить вкусненькое в эти дни. Из мяса. Когда приходил брат, я готовил сам. Мне казалось это символичным почему-то.
Сидим, выпивает. Детство вспоминаем. Хохочем. Я еще, вроде как, неумышленно эти воспоминания нагнетаю, накручиваю. На подкорке уже. Хочу сказать ему этим, кричу даже – «Вот видишь, как у нас все было хорошо! Не отдаляйся от меня и опять все будет замечательно. Приходи ко мне чаще – будем пить водку, жрать мясо, пиздеть вот так, как сейчас. А то ты все реже и реже белье приходишь стирать. Дались тебе эти Асланы, Магометы и Вахи. Ну что хорошего в этом казино? Что? Со мной ведь лучше!»

Звякнула финальным аккордиком стиралка. Готово. Белье постирано, водка выпита, тарелки пусты. Женькина жена, откинувшись всеми своими восьмидесятью килограммами на спинку кресла, промычала:
- Ой, я обожралась. Вызывай такси, Женя – и увесисто рыгнула.
- Спасибо, что пришли – говорю.
Брат вызвал такси, стал аккуратно укладывать чистое белье обратно в желтый пакет.
- Машинка будет через две минутки – скороговоркой протараторила телефонная трубка женским гнусавым голоском – Номер «тра-та-та», марка машины «бу-бу-бу», цвет черный.
Ладно, думаю, разберутся.
- Подъехало такси, Жень. Выходите. Черная машина какая-то.
Обнялись. Тепло так обнялись.
- Приходи еще белье стирать.
- Обязательно приду.
И ушел брат в слякотный сибирский октябрь.
***

Я квартиру снимал тоже не ахти какую тогда. Двухкомнатную, с высокими лепными потолками. В престижной учрежденческой «сталинке». На полу лежал линолеум глубоко синего цвета.
Но дом находился в самом центре города. Центрее не придумаешь. Респектабельные соседи. Цветочки в подъезде на подоконниках.
Арендовать квартиру в ТАКОМ доме – это, безусловно, хорошее начало. Дальше уходят в квартиры еще лучше.
Жил я на втором этаже, а на третьем прямо надо мной жил Большой Босс. Или Большой Чиновник. Или Большой Бандит. Я не знаю. Большой Человек, одним словом. Он даже не жил там, а появлялся. Иногда.
Процедуру его прибытия и убытия, стоя на балконе, я наблюдал не раз. Большая черная машина с затемненными стеклами подруливала вплотную к подъезду. Дверь в дверь. Один охранник выбегал первым, заскакивал в подъезд и, держа руку на теплой кобуре, прочесывал весь лестничный марш до третьего этажа. Потом по рации давал сигнал напарнику, тот выскакивал из черной машины, открывал дверь Большому Человеку, и запускал того в дом. Отъезд происходил так же, но в обратном порядке.

И совпало ведь так…

Стою на балконе, курю. Хочу помахать на прощание брату рукой. Хороший получился вечер. Может, еще все будет хорошо. Наверняка, будет.
И тут, подруливает машина за Большим Человеком. Как обычно — дверь в дверь.
Вот и Женька, со своим бельишком несчастным из подъезда выходит. Выходит, значит, а машина уже тут как тут. Надо же, какие нынче таксисты любезные и услужливые пошли, подумал он. К двери, прям…
Открывает он, значит, дверь тяжелую автомобильную и сначала забрасывает пакет с бельем во внутрь, потом сам шустро так заскакивает в теплую утробу машины. Жена его чинно обходит авто, желая сесть около водителя. Еще бы.
- Такси? – для порядка спрашивает Женька и называет свой адресок на рабочей окраине.
- Какое нахуй такси?!!! – раздается в ответ грубое и громогласное.
Я вижу, как сначала из черной машины, головой вперед вылетает брат, а затем из другой двери почти вертикально взмывает в тусклое осеннее небо большой пакет с выстиранным бельем. Брат, получивший дополнительное ускорение грубой подошвой телохранительского ботинка чуть ли не падает на четвереньки. Из подъезда тенью выходит Большой Человек, без лишней суеты садится в машину, бегло оглядывая какого-то человечка, жмущегося к стене. За ним гулко закрывается дверь. Большая черная машина, напоследок обдав Женьку вонючим выхлопом, отчаливает. Ее съедает своей пастью арка престижного сталинского дома.
Вылетевшее из пакета постельное белье, как в замедленных съемках оседает на припорошенных первым снежком декоративных дворовых кустах. Одна кипельно белая простынка уныло ложится в большую овальную лужу. Порыв ветра срывает белье с кустов, поднимает с земли и уносит в сторону арки. Кажется, я замечаю, что Женькины брюки на коленях мокры. Все же, упал, наверное, после пинка охранника, понимаю я. Брат обескуражено следит за тем, как выстиранное белье впитывает в себя мутную влагу дворовых луж. Жена его что-то кричит непонятное. Ветер доносит только обрывки фраз: « придурок, чего стоишь… собирай…на хуй стирали…». Мой брат, опять такой жалкий и униженный, нелепо оглядываясь в сторону моего балкона, достает из кармана дешевенький сотовый телефон. Я даже умудряюсь заметить, что в глазах его застыли слезы. Или мне показалось…
Я беззвучно закрываю раму балконного окна и отключаю телефон.