Бабушка Раскольникова

Автор: Fairy-tale Бабушка Раскольникова
Комната поражала спартанской простотой: на полу ковровая дорожка советского образца, кровать с железной сеткой, телевизор в углу, холодильник «Минск», маленький шкаф с вешалками и стол с двумя стульями. Ничего лишнего: ни картин на серых стенах, ни цветов на подоконнике.
- Подойдет? – проскрипела бабка.
- Подойдет, — вздохнул Слава Костюшкин, студент математического факультета педвуза.
В общежитие Слава заселяться не стал, во-первых, студенту первокурснику, если он не сирота и не член многодетной семьи, общагу выбить сложно, во-вторых, там было шумно, а Слава с детства привык жить в тишине, его отец, обладатель крайне острого слуха, запрещал в доме громкий просмотр телевизора и песни-пляски. Конечно, Славик был бы рад отдельной квартире, но цены на жилье в столице кусались, вот и родители подсуетились и через знакомых нашли бабку Анну Мирославовну, вдову полковника МВД, одинокую старуху, которая была не прочь немного заработать, впустив в свою квартиру непьющего и некурящего студента, умеренно равнодушного к женскому полу. Плату она назначила вообще маленькую, но потребовала, чтобы Слава никого в квартиру не водил. И раз в три-четыре дня ходил в магазин за продуктами для бабули. Слава согласился: друзей у него все равно не было, а единственной, но пламенной страстью, были «однорукие бандиты», поглощавшие все свободное Славино время и деньги. Как истинный математик, Слава мечтал когда-нибудь установить закономерность работы игровых автоматов и рулетки в казино, чтобы раз и навсегда разбогатеть и не париться нудным хождением на работу.
День Анны Мирославовны начинался с чашки хорошего кофе, пары бутербродов с ветчиной и икоркой, бокала красного вина для хорошей работы сосудов (грузинского) и просмотра телепередач. Днем старушка спала или читала. По вечерам к ней иногда заходила девушка Лена, которая за небольшую плату убирала в квартире и готовила Анне Мирославовне всякую вкуснятину. У Лены был парализованный муж, которого требовалось содержать, поэтому она бралась за любую работу и в свои двадцать пять выглядела хуже семидесятилетней Анны Мирославовны.
О своей жизни старуха почти ничего не рассказывала. От родителей Славик знал, что муж старухи умер лет двадцать назад от инфаркта, а единственный ее сын скончался в двадцать пять лет от сердечного приступа, у него был врожденный порок сердца и лишь благодаря постоянной заботе матери он смог протянуть до такого возраста. Более родственников у Анны Мирославовны не имелось, зато была еще одна квартира в центре Минска, которую старуха сдавала знакомым за доллары. Деньги, вырученные за аренду, шли на оплату услуг Лены и хорошее питание. С бабками своего возраста Анна Мирославовна не общалась: цены на продукты и размер пенсии ее не волновал. На улицу пожилая дама выходила редко, только в театр, где она когда-то служила костюмершей, и нынешний руководитель оставлял ей по доброй памяти контрамарки.
Однажды, когда старуха отправилась на очередную премьеру, а Слава сидел дома в поганейшем настроении: он опять проигрался подчистую, в гости к его хозяйке заявилась странного вида девица.
- Новый квартирант бабули? – поинтересовалась она.
- Да. А ты ей кто?
- Внучка родная и нелюбимая, — хихикнула раскрашенная под индейца девица с кучей сережек во всех мыслимых и немыслимых местах, — Алиса, — представилась.
- Слава. Анны Мирославовны дома нет.
- Ясно. В театр старая карга двинула. Вот скажи мне, Слава, мировая справедливость есть?
Слава, который ввиду проигрыша грыз хлеб и облизывался на холодильник старухи, где прятались балык и черная икра, ответил с горечью:
- Конечно же, нет!
- Вот и я о том же, — кивнула Алиса, — у моей бабки две квартиры, бабла куча, а мы с Ленчиком прозябаем в квартире с моей сумасшедшей мамкой. Где же она, справедливость, а? Я у своей бабки уже третий месяц прошу: пусти меня с Леней пожить в хату на проспекте Скорины, мы же не чужие! А она: зарабатывай себе на хату сама, не хрен было за нищего выходить! А он не нищий, он гениальный художник, просто его не признали пока. Ван Гога вон тоже гнобили, а сейчас миллионы за его картины дают! Я вот знаю, что у моей бабки как минимум десять тысяч баксов в хате лежит, но взять не могу! А хранит она их наверняка в книгах.
Анна Мирославовна, уходя из дома, свою комнату запирала на ключ. Там же стоял и холодильник с деликатесами, кухня у старухи была совсем маленькой, да и делиться с квартирантом ей наверняка не хотелось.
- Вот бы кто грохнул мою бабку, — мечтательно произнесла Алиса, — нам бы с Леней обломилось столько! Эту хату мы бы продали, а в другой жили.
Мечты Алисы были прерваны возвращением старухи.
- Опять приперлась, родственница! – с порога поприветствовала Алисы бабка. – Я же тебе четко сказала, что квартиру не отдам! Живи со своим гением и мамой-алкоголичкой где хочешь.
- У нас с Леней ребенок будет, — сообщила Алиса жалостливо, — ты бы дала немного денег, а? Я же не работаю, да и Ленька мало получает пока. А надо витаминов больше есть и всякие анализы-узи сдать.
- Ха! Вся в мамашу – залететь смогла, а вот выйти замуж не удосужилась – не берет тебя твой кобель в законные жены! – ответила бабка ехидно.
- Мама тоже за папой замужем не была, — напомнила Алиса, — не успели они расписаться, умер папа.
- Ты мне на жалость не дави! – сердито оборвала Алису старуха. – Если б не твоя мамочка, мой сын был бы еще жив! Это ж она сердечнику водки в стакан подливала. А моя ты внучка или приблуда, никто не установил! Скажи спасибо, что денег иногда даю.
- Хотя бы в квартиру пусти нас, — заныла Алиса, — ведь с мамкой жить невыносимо, совсем она спилась, дружки с утра до вечера ее по квартире шастают, как в таких условиях рожать?
- Трахаться в таких условиях было можно, а рожать нельзя? Эта квартира мне деньги приносит. Могу я хоть в старости пожить нормально? И, кстати, квартиру я эту и ту завещала. Кому не скажу, но явно не вашей семейке. На тебе двадцать баксов, — старуха вытащила из кошелька купюру, — и вали домой. Пожри витаминов.
Алиса деньги взяла. Вздыхая, ушла. А Славик принялся разрабатывать план по изъятию денег из старухиной комнаты. Сначала нужно сделать слепок ключа. Потом дождаться, когда старуха свалит на очередную премьеру. Потом найти деньги, аккуратно в комнате прибрать, чтоб отпечатков не было, и все свалить на Алису, вон она как облизывается при мысли о бабкиных денежках. Перед уходом бабки свалить самому куда-нибудь, чтобы было алиби. Общага студенческая в двух шагах. Пойти к однокурсникам, которые почти каждый день квасят, потискать какую-нибудь пьяную деваху…
Моральный аспект преступления Славу не волновал. Хозяйка его сволочь редкая, раз не может помочь родной внучке. А сволочей жалеть нечего.
Подготовка к ограблению прошла отлично. Ключи от комнаты Слава сделал, у бабки же узнал, когда та на премьеру в театр собирается, забил на то время стрелку с Люсей, местной давалкой, готовой на все за дармовую выпивку-закуску, сообщил однокурсникам, что устал от учебы и хочет праздника. Тут еще Алиса бабке вовремя по домашнему позвонила, поплакалась, что какие-то лекарства дорогие нужны, а Анна Мирославовна ее просто послала.
В комнате старухи было сыро и неуютно. Тот же советский коврик, потертая тахта, выцветшие обои. В книжном шкафу стояло около сотни томов, сплошная классика, Толстые да Достоевские. На телевизоре у входа огромная хрустальная ваза. Обыск Слава начал с «Войны и мира». Телевизор включил на концерте Валерии, чтобы тот нужный фон создавал и заглушал Славин испуг. Поэтому возвращения бабки, забывшей дома свою театральную шляпу, не услышал. Хрупкая Анна Мирославовна опустила на голову Славы вазу. Ваза выдержала, Слава – нет.
Следователь Андрей Голиков открыл «Преступление и наказание» Достоевского на описании сцены убийства старухи.
- Все в этом мире с ног на голову стало, — заметил он, — измельчали студенты совсем. Зато бабки вон как научились себя защищать!
Он вел дело об убийстве студента Славика Костюшкина, и не знал, как ему поступить с Анной Мирославовной, которую в отделении прозвали бабушкой Раскольникова. С одной стороны, классическое убийство. С другой стороны, защита собственного имущества от чужих лап.
Вот и думай теперь, кто она, эта бабка – тварь дрожащая или право имеет?