Тёщин подарок

Автор: Пролог: это полностью реальная и абсолютно достоверная история. Нижеизложенное является предлогом подумать молодым людям и не содержит в себе ничего против тёщ вообще.

- Шурик! Ну пошевеливайся же! Мы сейчас уезжаем. – Любовь Николаевна, воткнув холеные руки в пухлые бока, хозяйничала вовсю. Вокруг нее с сумками и тряпьем носился серый Шурик, ее супруг. Вот уже неделю они гостили у дочери.
Дочь Наташа выскочила замуж за свежевыпеченного лейтенанта и вскоре молодую счастливую пару топью поглотила гарнизонная глухомань. Засосала, обволокла болотами, да и начала жрать их молодость. Тёща не выдержала разлуки - прикатила спустя месяц.
В первый раз Любовь Николаевна вошла тогда в тесную комнатку офицерского общежития, за ней неслышной тенью вплелся ее вечный ординарец – высохший затравленный Шурик, навьюченный снедью для доченьки.
И в тот, пропахший гарью полигонных учений, день лейтенант Серега впервые увидел свою тещу – Любовь Николаевну - в ее истинном обличии.
Властная женщина тут же протопала мимо добродушного хозяина очага Сереги и кинулась обниматься с дочерью. После пятиминутного челомканья и лобзаний дочки-мамы, Любовь Николаевна воссела на вежливо предложенный Серегой засаленный мягкий стул.
- Так. – Любовь Николаевна не могла и фразы начать без перехода в командный тон. При слове «так» Шурик принимал согбенную позу, опустив мозолистые грубые руки автослесаря. – Наташенька, девочка моя, а где же мы будем ночевать? - Тесная клетушка общаги еле-еле вмещала в себя казенную койку, стол и импровизированный самодельный шкаф, так что заранее для гостей надо было искать отдельную квартиру в городке на несколько дней. Наташа, копаясь в привезенных мамой подарках, удивленно ответила:
- Мам, так ведь Сережа снял Вам квартиру в городке. Он договаривался, у него и ключи, он и платил… - Любовь Николаевна, явно неудовлетворенная ответом, решила не реагировать никак, она нарочно взяла моду вести все разговоры только с дочерью, считая что таким образом поднимет статус своей бесхитростной девочки в ее новой семье.
- Хорошо… Наташа. – Голос тещи звучал тоном учительницы, выдающей домашнее задание нерадивым школьникам. – А ты решила где нам ставить нашу машину? – При словах о машине оживился и Шурик, он начал подобострастно кивать седой головой в такт «Любаше».
- Да-да… Любаш, ты узнай где мне парковаться то… - Шурик был очень взволнован, он пять лет горбился, всячески шабашил и бомбил по ночам ради воплощения своей мечты, и наконец купил себе подержанную «Ауди-сотую», чем очень гордился. Вопрос завис в сочных парах котлетного шкворчанья. Наташа, уже колдуя у старенькой плиты, звонко отрапортовала:
- Мам… Так ведь Сережа в бригаде договорился – в боксе с техникой и поставят. Лучше места и не придумаешь.
- Нет, Шурик, ты только посмотри – у нее всё Сережа, Сережа… - Тёща с укором и слезами в накрашенных глазах истово взглянула на Серегу. – Ну почему моя дочь здесь ничего не решает!... Наташа! Отойди от плиты… - Голос Любаши срывался чуть ли не в плач. Импровизированная истерика очень ладно получалась у видавшей виды прожженной тёщи.
Серега решил не поддаваться на провокации тёщи и не обострять отношений – просто хмыкнул и улыбнулся, вспомнив как отец, как увидал впервые сватью, окрестил ее за глаза Лабудой. Очень подходило ей это прозвище, лаконично охватывало ее образ.
Так, в противоречивых недовольствах Лабуды, непонятных ее же капризах и шушуканьи с доченькой прошел первый день. Серегу вскоре выдернули на бригадные учения и дни потекли в вязком наезженном русле.
Рано утром, а то и ночью, за Серегой прибегал вспотевший солдат, гулко топая по спящему коридору общаги кирзовыми сапогами. Все время, пока Лабуда и Шурик гостили, Серега пропадал в бригаде и приползал домой только поздним вечером, к отбою.
На второй день учений Серега безжизненным, одуревшим от бесконечных отупляющих построений, телом ввалился в комнатку.
- Уф-ф… Устал… - Серега устало, рывками расстегивал портупею, сбрасывал с натертых плеч збрую, потирая красную от волдырей шею, закусанную атаками комарья. Подворотничок камуфляжа был мокрым и грязным от пота. В комнате сразу повис тяжелый запах гуталина и талька.
Наташа, выскользнув из объятий развалившейся на койке Лабуды, ласково пропела:
- Сереж, может сготовить чего? Я быстренько, а то с мамой заболталась…
- Нечего баловать его. – Холодный голос Лабуды заставил дочь остановиться на полпути. – А то привыкнет вот. Что ты будешь перед ним все время так стелиться?
Серега посмотрел Лабуде прямо в глаза. Та – бесстыжим взглядом на него. И даже глазом не моргнула.
- Смотрю я – весело у вас тут. – Серега держал себя в руках. - Лана, Любовь Николавна, я сам, так и быть – не развалюсь.
Так, исподволь, всю неделю Любовь Николаевна бесцеремонно вторгалась в сокровенные устои семьи, категорично правила и хамски перекраивала на свой лад отношения молодых. Но делала это исподволь, шутливо. Наташа, будучи единственным ребенком у Лабуды – всецело находилась под материнским влиянием.
Под конец недели Серега стал замечать что и жена как то смотрит на него косо. Уже и не разговаривает, и ужин перестала предлагать. Лабуда же все сидела в обнимку с дочерью и что-то нашептывала ей на ушко. Шурик тенью все больше сидел в углу, периодически выходя в коридор покурить.
И вот настал день проводов дорогих гостей. Серега пришел на обед и застал Шурика носящим пожитки, а Лабуду – стоящую посреди комнаты в генеральской позе с локтями в боках.
Перед тем как погрузить свое дородное тело в чрево автомобиля, взлелеянного Шуриком, Лабуда подошла к Сереге.
- Ну до встречи, зять, вот подарок тебе. От любимой тёщи. – Пропела Лабуда лисой и вложила в Серегину жесткую ладонь маленький пузатый бутылек. Тон ее был фальшиво лукавым.
Серега разглядел подарок только вечером. Синий пузатый бутылек с дешевой крышечкой, на чреве стекла криво наклеена желтая бумажка с надписью «Одеколон «Синий лес»». Понюхав содержимое, Серега не отважился наносить его на кожу – в нос ударил резкий приторно сладкий спиртовой запах.
«Да и хрен с ним, пусть стоит» - так тёщин подарок скромно занял свое место среди умывального скарба невостребованным пузырьком.
Спустя месяц Серега случайно забрел в местный «Военторг». Среди полупустых прилавков с консервами, зеленой глыбой возвышался летёха из соседнего мотострелкового полка. Рядом с ним – трое бойцов. В руках у бойцов – большой целлофановый пакет. Пехота пришла закупать мыльно-рыльные принадлежности солдатам.
- Мне пожалста тридцать зубных щеток, самых дешевых. – Зычно пробасил летёха и в целлофановый пакет гурьбой посыпались коробочки с пластмассовыми щетками.
- Что еще? - скучно спрашивала зевающая напомаженная тетка-продавщица.
- Еще тридцать штук зубных паст, самых дешевых. – На фразе «Самых дешевых» летёха сознательно делал ударение, акцентировал внимание продавщицы – растягивал ее и говорил нарочито погромче.
- Еще тридцать штук мыльниц, самых дешевых. И мыло тоже самое дешевое туалетное давайте. – Целлофановый пакет набухал.
- Всё? – монотонно пробубнила продавщица.
- Ну… и напоследок… а! Вспомнил, давайте-ка нам еще одеколонов тридцать штук! Какой у Вас тут самый дешевый одеколон?
- Да возьмите вот этот – за одиннадцать рублей. – Продавщица сняла с витрины и протянула летёхе маленький синий пузатый бутылек. На нем было отпечатано «Одеколон «Синий лес».
- Гы… ну и названьице… - летёха отвернул пластмассовую крышку и его обонянию был нанесен удар.
- Он самый дешевый, его и не берет никто. Наш, володарский одеколон, его даже алкаши наши не берут. – Хихикнула продавщица.
- Нет, тётя, я ж не изверг, таким одеколоном бойцов травить. Давайте как нам во-о-он тот, за тридцать шесть рублей. – Твердо отчеканил летёха.
Дома Серёга тихонько, чтобы не заметила Наташа, взял с ванной полки синий пузырек. Тёщин подарок гулко стукнулся о дно пластмассового мусорного ведра.