Подлежит утилизации

Автор: Братья Ливер Бурдина занесло в город Ё. по служебной надобности. Вообще, было трудно представить, что приезжающие сюда могли руководствоваться какими-то другими мотивами. Ё. давил и угнетал как предстоящий визит к стоматологу, сгущал ожидание неприятностей. Утомлённому дорогой Бурдину казалось, что аура тревоги здесь въелась даже в ларьки с цветами и афиши кинотеатров.
Дела утряслись быстро: из кабинетов местного НИИ Бурдин высвободился за полдня. Можно было поменять билеты и укатить домой сегодня же, избежав ночёвки в затрапезной гостинице. Он и сам не мог себе объяснить, почему этого не сделал.
Ноябрьский стылый воздух лез за ворот плаща. Вместо того чтобы потягивать чаёк в плацкартном тепле, Бурдин бесцельно слонялся по улицам. Ё. завораживал шармом тления и распада. Впечатлял простором и запустением, как покинутый замок, убранство которого растащили по окрестным лачугам.
Пешеходы встречались нечасто и смотрели на Бурдина с подозрением, как будто по каким-то признакам распознавая в нём чужого. Вихри опавших листьев шелестели на тротуарах, клочья полиэтилена метались среди высоток с окнами без стёкол. На стенах трупными пятнами синели граффити. Бурдин сфотографировал на телефон обугленные руины здания, напоминавшего увеличенный раз в пятьдесят коровник. Прошагал мимо странной парковки, где рядами выстроились обглоданные коррозией каркасы машин. За автокладбищем тротуар обрывался неожиданно, как жизнь сердечника. Перед Бурдиным вырос забор с намалёванной баллончиком надписью ЭФЛАТТЛЬ и номером телефона. Пришлось развернуться и двигаться обратно.
Получая труднообъяснимое наслаждение, Бурдин до вечера бродил среди осыпающихся зданий и неопорожняемых урн. Очень скоро он заметил, что загадочный ЭФЛАТТЛЬ был, пожалуй, наиболее навязчивым элементом пейзажа. Этим словом были запятнаны гаражи и стены домов, оно трепыхалось на ветру вместе с листками отклеивающихся объявлений, пестрело на биллбордах вдоль проспектов. Расспросы местного населения никакой ясности не добавили:
- Как? – переспросил водитель такси. - Не. Не видел такого.
- Да это, видимо, реклама, типа, - сощурился пацан с гитарой в переходе. - Или флэшмоб. А где это вы заметили?
- Секта какая-нибудь, - сказала тётка на ресепшене, протягивая Бурдину ключ от номера. - Кажется, где-то попадалось, хотя не помню. Может, и не то. Не знаю.
Вечер выдался тусклым. Поужинав и опрокинув рюмку коньяка в гостиничном баре, Бурдин вернулся в свои апартаменты эконом-класса. Попытался уснуть, но почему-то не удавалось. Бурдин встал, подошёл к окну, отодвинул плотные занавески и нервно рассмеялся. ЭФЛАТТЛЬ ждал его и здесь – был художественно, с вензелями и завитушками, выведен белой краской на асфальте под окном номера.
Бурдин зажёг свет и взял мобильник. На седьмом или восьмом длинном гудке, когда он, было, решил, что никто не ответит, в трубке вдруг щёлкнуло. Раздался далёкий свист и звуки, похожие на уханья ветра. Когда Бурдин уже почти нажимал на сброс, через помехи прорвался голос:
- …ло. Алло-о. Слушаю вас. Говорить будем?
Бурдина бросило в пот, рука выпустила телефон. Конечно, этого не могло быть. Просто совпадение, похожий тембр. Такие же интонации. Мало ли людей обладает одинаковой манерой говорить? Да и можно ли вообще что-то уловить в затушёванных шумами обрывках фраз, или всё ему показалось? Доводы разума подействовали только через минуту или две, и Бурдин осторожно, как труп ядовитого насекомого, поднял мобильник с пола. Вызов был сброшен.
Даже, если сходство всего лишь померещилось, реверс памяти уже запустился. Бурдин сидел за столом в лаборатории без окон. Мощная лампа лила на его голову холодный люминесцентный свет. У стен поблескивали стеллажи, начинённые колбами и пробирками. Посреди помещения вперился в микроскоп человек в белом халате. Воображение Бурдина расчерчивало накрахмаленную спину человека мишенью.
- Почему всё-таки они дохнут, а? – глухо выцедил мужчина у микроскопа. – Ведь и параметры среды нормальные. И герметичность не нарушена. Так какого хрена?
Бурдин мысленно метнул дротик в «десятку». Конечно же, не промахнулся.
- А как по-твоему, Игорь? – спросил он, силясь изобразить крайнюю заинтересованность. – Может, грибок? Или нарушения фильтрации?
Собеседник Бурдина долго скрёб щетину и бормотал в воротник халата, вращая макровинт. Наконец, поднялся и, хмурясь, направился к выходу.
Оставшись в лаборатории в одиночестве, Бурдин запер дверь и приблизился к контейнеру, содержимое которого изучал вышедший. Внутри белела комковатая студенистая масса, по стенкам змеились провода с электродами. Бурдин поёрзал желваками, протянул руку к регулятору напряжения и дёрнул бегунок переключателя к отметке «МАКС.».
Ещё Бурдин обнаруживал себя горбящимся в кресле напротив стола в огромном кабинете. Во рту было сухо, сердце шло в разнос. Бурдин уткнулся взглядом в столешницу, поэтому видел только ворохи бумаг и сцепленные в замок ладони того, к кому обращался:
- Эдуард Германович, я, конечно, не стал бы вас отвлекать, но Игорь… Собственно, что вам говорить, результаты вы видите сами. За всё то время, которое он отработал как руководитель проекта, никаких подвижек. Даже больше того… Эдуард Германович! Если я - его ассистент, мне кажется, я могу делиться своим видением ситуации. Но ведь он совершенно ничего не слушает. В последнее время стал мнительным, это почти паранойя. Х-ха, обвиняет меня в каких-то диверсиях. А я переживаю за дело и не могу спокойно смотреть, как его гробят непродуманными и некомпетентными действиями.
Бурдин судорожно вдохнул и провёл языком по растрескавшейся шершавой губе. Ладони на столе расцепились, пальцы забарабанили по полировке…
…До рассвета Бурдин, ворочаясь, скрипел своим односпальным ложем, но заснуть так и не удалось. Нервы с годами становятся ни к чёрту – обычное сходство голосов совершенно выбило из колеи. Ясно ведь, что тот человек – Игорь – ни на какие телефонные звонки давно уже не отвечает. После провала серии экспериментов, которые были на особом контроле у дирекции, Игоря вышвырнули с «волчьим билетом». То, что он выстраивал годами, рухнуло, похоронив его под завалами. До Бурдина время от времени долетали обрывки известий о нём – все из разряда «спился, нищенствовал, заболел, умер». Не верить им не было оснований.
Утром Бурдин не поехал на вокзал, вместо этого оплатив номер ещё за сутки. Весь день его мотало по продуваемым промозглым ветром переулкам Ё. от одного ЭФЛАТТЛЯ к другому. Лезть с вопросами к прохожим теперь не было никакого желания.
Вечером Бурдин пролистал в телефоне отснятые за день фотографии разрушающихся зданий и понял, что опять не заснёт. Внутри как будто ворочался бур, ввинчиваясь всё глубже в самое естество, разбрасывая стружку из сочащегося кровью мяса. Трясущимися пальцами Бурдин натыкал номер, который уже знал наизусть. В трубке снова забушевал вихрь шумов и завываний. Которые снова сгустились в приглушённый голос:
- Да, слушаю.
Бурдин дёрнулся как от слабого удара током и негромко сказал:
- Алло. Игорь?
- Я вас не слышу совсем, - ответили после долгой паузы. – Вы всё с тем же, да? Давайте так: через час в сквере у «Колизея». Подходите, обсудим…
Из гостиницы в темноту Бурдин выходил на ватных ногах: вся эта история вымотала его и как-то истончила, сделала слишком уязвимым. К счастью, таксист не потребовал более точного адреса, и через пятнадцать минут Бурдин был на месте. «Колизей» оказался угрюмым вытянутым зданием, выкрашенным в мышиный цвет. В отличие от многих зданий в Ё., он выглядел обитаемым, и было решительно непонятно, за что получил такое название.
В огромном пустынном сквере вдоль тротуара вытянулась цепь фонарей, из которых горел только один. Подморозило, крупными хлопьями повалил снег, и чтобы согреться, Бурдин усиленно мялся с ноги на ногу. Издали доносились какие-то промышленные шипения, словно выдыхал монстр с телом из труб, котлов и градирен.
Приближающуюся фигуру в капюшоне Бурдин заметил, лишь когда та была на расстоянии десятка шагов. Казалось, только что посматривал на безлюдную аллею, но непонятным образом прозевал. Одного взгляда было достаточно – Бурдин слишком хорошо знал эту походку, резковатую манеру двигаться, немного сутулые плечи. Представилось, как подойдя, призрак в капюшоне выплёвывает ему, Бурдину, в лицо:
- И почему же всё-таки они дохнут? А? Ведь ты знаешь… Знаешь!
За секунду в голове отгремела канонада мыслей. Бурдин совершенно не мог представить, о чём будет говорить с Игорем или с той сущностью, в которую он перетёк. Не был уверен, сможет ли сдержать дрожь в ногах и голосе. Не знал, позволит ли Игорь ему уйти, или утянет в какой-нибудь глухой аппендикс яви, куда до поры никому нет доступа.
Но главное – в этот же миг Бурдин увидел себя глазами того, кого считал утопленным. Перед ним был сгорбленный, кутающийся в плащ мужичонка, приехавший в чужой город по копеечному делу. Мужичонка выглядел отцветшим, зажухшим почти до состояния гербария. В движениях сквозило беспокойство, как у осла, который потерял из виду болтавшуюся перед носом морковку. Вообще, человечишка напоминал тлеющий окурок, и его хотелось щелчком пальца отправить в пепельницу.
Бросив взгляд на фигуру в капюшоне, Бурдин развернулся и быстро зашагал прочь. Он ожидал окрика, но слышал только хруст подмёрзшей грязи под ботинками. Бурдин шёл мимо зданий, в которых не светилось ни одного окна. Почти бежал, не решаясь оглянуться, хотя, судя по всему, никакой погони не было. Наконец, местность, как будто, стала казаться знакомой. Бурдин миновал строение, похожее на коровник. Пересёк парковку с навсегда остановившимися автомобилями. И уткнулся в забор, которым была перегорожена тропинка. Анемичное мерцание фонаря сеялось на плиту забора, высвечивая намалёванную баллончиком надпись «СОЛЬ». Не просматривалось никаких признаков того, что раньше здесь было выведено что-то другое.
Номер телефона остался тем же…
Наутро, помятый и расплющенный очередной бессонной ночью, Бурдин навьючил на себя сумку и поплёлся в сторону вокзала. Закоченевшие и стиснутые коркой льда улицы города Ё. он увозил с собой.