Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
Литература:: - Сталинский отрядСталинский отрядАвтор: Zaalbabuzeb Труд и порядок — вот молот и зубило, которыми из бесформенной глыбы человечества выдалбливается новая порода. Люди сильные, неуто-мимые, дисциплинированные. Как раз такими и пытался сделать своих бойцов Гена Закон.Его отряд вкалывал усердно, чётко, всегда заканчивая в срок, поэто-му ему поручали самые ответственные работы. Поблажек волынщикам в нём не было. Терпение к косякопорам не практиковалось. Руки не держат кувалду — так Закон сначала вправит тебе мозги, а не поможет, тогда и руки — чуть ли не той самой кувалдой. Ну а залетишь по-крупному, командир тебя и вовсе загонит в дым-канаву. Как Разгуляева. Мужики когда его вытащили, то решили: «Всё. Крякнул боец». Но к их удивлению он очухался. Даже проработал потом три дня. А на четвёртый нажрался гвоздей-трёшек и освободил место в вагончике для нового мужика. С новичком, правда, оказалось тоже непросто. Коробкин год как закончил Томский политех и смахивал на вшивого интеллигентишку. Тощий, сутуловатый, с испуганными глазами — не иначе чёрт его сюда забросил. Однако же парняга тронул что-то в душе у командира. Тот даже сам объяснил бойцу правила их отряда: не грызть в одно рыло; не крысить по-сылки; всё — общее. Помог со строёвкой. Показал, как сподручнее варить «в лодочку», как разделывать кромки крестом. А ещё — осадил Колю Дрына, который стал к бойцу цепляться... И ведь цепляться-то было за что. Прежде Закон не отмазывал косячников, поэтому Дрын с остальными бригадирами начали на него странно коситься. Гена же морщил лоб, пытаясь понять, отчего симпатизирует парню? Что в нём та-кого необычного? И таки понял. А два месяца спустя Коробкин отчебучил. — И чё с ним делать? — Дрын пожал плечами. — Я ему сказал: «Ка-кая, к херам, свадьба?! Ходи в бабий посёлок на блядки по воскресеньям. Как другие мужики». А он всё буровит: «Так не хочу. Имею право». Гена почесал подбородок. Как ни верти, а мужицкое право — закон, так что придётся разрули-вать. Хотя — как не вовремя! Вздохнув, он отпустил бугра и стал собираться к Лариске, коман-дирше бабьего отряда. — Был у меня твой щенок, был, — женщина за столом поморщилась. — И вылетел отсюда, как ужаленный. Она чиркнула зажигалкой и прикурила. От дыма в и без того затх-лом вагончике стало совсем не продохнуть. — Но я тебе скажу: Машка ещё мелкая для ваших коммунарских штук! — рот Лариски скривился, в нём блеснул золотой зуб. — А твоему щенку ишачить надо, а не с моей биксой под одеялом возиться. И она схаркнула в пепельницу. — Жизнь сама решит, чё кому надо, — парировал Закон, откинув-шись на спинку стула. — А наше дело — подписать им бумаги. В ответ женщина затянулась так глубоко, что её лицо чуть не всосалось в рот вместе с дымом. — С каких пор ты стал такой уставной, комот? — просипела она. — Наше дело — выдавать показатели, а не устраивать случки. Так что в уши мне не дуй. Если хочешь... — командирша подмигнула, — можешь подуть мне в другое место. И она дико захохотала. Закон отвернулся, сжав челюсти. — К тому же голубки затребуют медовый месяц, — добавила Ларис-ка. — А у тебя и так все сроки просраны. Гена встал и навис над женщиной: — Ты включай калган, а! Какой, в очко, медовый месяц?! Где они нашарят башли? Не в тундре же им куковать на кочке. И он обвёл рукой вагончик, как бы указывая за его стены. Лариска поглядела на Закона снизу вверх и похабно ухмыльнулась. Затем она опустила взгляд на его брюки и подалась вперёд: — Один хрен вламывать не будут. Это ж дело такое... Затянувшись, она с мечтательным видом выпустила дым Гене на ширинку. Закон поморщился и отшагнул. — Ладно, — Лариска затушила сигарету и тоже встала. — Если тебя так прижало, забирай мою ссыкуху в свой отряд. Я подпишу бумаги. Она улыбнулась и кивнула на диванчик: — А теперь — айда? Закон брёл мимо бабьих вагончиков и нюхал пальцы. Никотин, везде никотин. Зря он всё-таки стал помогать Коробкину: других дел нету, что ли? Пусть бы женишок нарезал километры сам, улаживая свои вопросы, а комоту-то что за надобность? Вдали, за болотом, виднелся башенный кран. Его стрела поворачи-валась, будто следя за работягами, которые чахли средь этих топей, стра-дая от недостатка витаминов и веры в будущее. Поглядев в белёсую даль, Гена всё же пошёл договариваться дальше. Уж очень парень напоминал ему Серёжку, с которым они знались в юности... Мотин обрадовался: — Надо же, командир пятого отряда пожаловал! Он заёрзал в кресле, обитом кожей, и блаженно сощурил поросячьи глазки. — Сталинского отряда, — поправил Закон. Мотин помрачнел. — Пятого, — он сжал в кулаке авторучку. Гена выдержал взгляд начальника и сказал спокойно: — Сталинского. Глаза Мотина таращились на комота, не моргая. В конце концов он покачал головой, фыркнул и отложил ручку. — С чем пришёл? — начальник ослабил воротник на рубашке. Закон рассказал, что сварщик из его отряда решил создать семью. А семьям строителей Газограда полагается отдельное жильё — так поста-новил сам Сергей Кужугетович. — Наш президент много чего наустанавливал, — Мотин поморщил-ся. — А ты в нашей общаге был? Так сходи, Гена, сходи! Там по десять таджиков в комнате... И чё делать? Куда я поселю твоих молодых, а? В шкаф? На антресоли? В казан с вонючим пловом? Он широко развёл руками: — Куда же, Гена? Скажи мне, раз ты такой умный! Его брови иронически взлетели. Закон нахмурился, облизнув сухие губы. — В шестом боксе есть бесхозный вагончик, — напомнил он. — Пусть бы починили его и жили. Чё ему ржаветь без дела? Мотин отвернулся. Пожевал губами. Побарабанил пальцами по столу. Наконец, вздохнув, он сказал: — За Игаркой растёт хороший соснячок. Мне б туда человек шесть — примерно на неделю. Пилы с топорами выдам. Жратвой обеспе-чу. Он наклонился к Закону, понизив голос: — Только никому об этом ни гу-гу. И о вагончике, который я отпишу на твой отряд, тоже, — Мотин подмигнул. — Ну как, Гена? По-сотрудничаем? И он сощурился, как лис, увидевший хромую полёвку. Закон же опустил взор на свои сцепленные пальцы и призадумался. Если мужиков сцапает лесоохрана, то больше он их не увидит. В придачу следователи всех собак спустят на него, и даже местный блат-комитет не отмажет. Да и отпускать бойцов в лес ему сейчас ну никак нель-зя, ведь если отряд не успеет с котельной, то зимой вся стройка околеет к хренам. Так что, как ни крути, предложение Мотина — та ещё канифоль. — Да не очкуй ты, Гена! — начальник словно прочёл мысли Закона. — Всё будет тихо-гладко. И мужики вернутся, и сроки ты нагонишь. А мне не веришь... Он достал баян: — Песне моей поверь! И начальник затянул «Столыпинский вагон» группы «Лесоповал». Тем летом Генка ураганил с пацанами из фазанки. Они таскали акку-муляторы из машин, разводили буржуйских сынков на балабасы, дули траву да безбожно киряли. В общем, восьмой и девятый классы были са-мым ништячным времечком в его жизни. Всё испортил он. Тихий, весь на своей волне, Серёжка был явно не их масти. Так какого же хрена он навязался? — вот вопрос. Генка сперва пытался его игнорировать — но Серёжка стал тереться с ними всё чаще. Тогда будущий Закон побазарил с пацанвой. — Да нормальный он кент, — Башня пожал плечами. — Пусть оста-ётся. В итоге Генка взял дело в свои руки и принялся Серёжку щемить: подкалывать его, гнобить, глумиться. Но тот толком не отвечал, чем вы-бешивал ещё больше. Душным вечером их компашка собралась на хате у Корявого, про-пивая пенсию его бабки. Старуху свезли в больницу, и квартира была сво-бодна. Корявый с Башней орали, чавкали, роняли жратву на пол. Серёж-ка же брал закусь тонкими пальцами, аккуратно клал в рот и неспешно пе-режёвывал. Генка не мог оторвать от него взгляда — полного ненависти. Когда водка кончилась, Башня с Корявым ушли за новой чекушкой. А Генка подскочил к парню, перекосив морду. — Чё такое? — Серёжка поднял испуганные глаза. И тогда Генка с рыком вцепился ему в горло... — Это не по понятиям, Закон, ты знаешь, — Сиплый отхлебнул куп-чика из алюминиевой кружки. — Общак не для того нужен, чтобы разба-заривать его мужикам. Гена повидал многих весовых, да и сам был отнюдь не Фан Фаны-чем, но всякий раз, когда входил в эту кандейку, он непроизвольно съёжи-вался, а ладони его потели. — Да ведь погуляют-то не только мужики, — Закон вытер руки о строёвку. — Там будут и бугры. Я буду. Сиплый, скучая, глядел в кружку. Гена ему напомнил: — Отряд надо держать в ажуре. Раз женятся — накрой поляну. Зови лабухов. С мужиков я бабла много не стрясу, да и уважухи от такого не добавится. А оттянуться им нужно. Холопы понимают кнут, но и совсем без сладкого им нельзя. От говняной тундры у них и так шифер едет... Не устроили бы чего. Последние слова насторожили весового. Отставив кружку, он внимательно посмотрел на Закона. — Положим, побалдеют они как надо, я ваш устав знаю, — Сиплый усмехнулся, но тут же добавил грозно. — Ты следи, чтоб всё прошло без палева. А ещё... Он указал на Гену пальцем: — Не вернёшь должок к сроку, ты закон стройки знаешь. Сам поле-тишь в мужики. Я лично определю тебя к чёрным. Будешь ишачить у них, как чёрт. Говно будешь месить лопатой. Вкурил? Закон сглотнул слюну. — Ты вкурил?! — рыкнул Сиплый. Он взял кружку, но тут же снова отодвинул: — И не забудь про лихву, комот. Тридцать проциков — в самый раз для тебя. Откинувшись на спинку стула, Сиплый закинул руки за голову и с прищуром поглядел на Гену. Тот мысленно проклял свою слабость. И свой план. Коробкин, Коробкин... Чёртов же ты Коробкин! И вот в стройпосёлок за излучиной Хантайки пришёл праздник. Все десять мужицких вагончиков пили с утра, и уже к обеду где-то раздавались шлепки по щекам, а где-то — тошнящие рыки. На столах под открытым небом Поварёшка разложил колбасную нарезку, селёдку, сыр, картоху в мундире, печеньки «Юбилейные» и прочий закусон из Игарки. Из Снежногорска на лодке приплыл эвенок с рюхой плоской, как крышка от бочки-жестянки. Он принялся петь под гитару что-то из Газманова, но мужики закидали его едой, требуя Круга и Наговицына. Молодые держались за руки и любовались друг на друга. Россыпь веснушек добавляла глуповатому лицу невесты какой-то славянской притягательности, а голубые глаза и копна волос, похожих на пеньку, эффект удваивали. — Айдате, довезу вас до карьера и назад, — раздобрился Дрын, кивнув на чумазый УАЗик. — А то када ещё покатаетесь по-царски? После лихой поездки жених не выдержал и надрался. Когда солнце закатилось, он шаткой походкой двинулся к новому вагончику и встретил Закона. Коробкин подступил к нему в пьяных слезах: — Спасибо тебе! Спасибо! Ты сделал так много... Батя! Он бросился Закону на шею, но тот мягко отстранил парня. — Чеши к своей Машке, — командир криво усмехнулся. Парень последовал его совету, но на полпути замер и вернулся к Закону. — Батя, ты знаешь... у меня это в первый раз, — признался Короб-кин с глупой улыбкой. — Я чё-то мандражирую. Гена хлопнул его по плечу и ободрил: — Да всё у тебя получится. Там всё просто, как в раковине. Не ссы! Наконец Коробкин собрался с духом и ушёл в вагончик к Маше. А Закон побрёл к костру, который дымил полынью, отгоняя гнуса. Вокруг огня сидели бугры и самые стойкие из мужиков. Они при-стально смотрели на Гену. Тот с демонстративным спокойствием сел на скамейку и, чиркнув спичкой, закурил. Искры от костра с треском взлетали в небо. Билось пламя и в глазах, обращённых к командиру. И чем его сигарета делалась короче, тем это пламя полыхало ярче, жарче, свирепее. Но вот пепел обжог пальцы, и Закон щелчком отправил окурок в костёр. — Правила отряда вы знаете, — комот встал. — Всё общее. Но сначала это получают бугры, а потом мужики. Бригадиры поднялись в ожидании сигнала: злые и весёлые, красные в отсветах огня, как демоны. — Банкуйте, пацаны! — Закон махнул рукой в сторону коробкин-ского вагончика. Бугры направились к нему, а командир побрёл к себе. Там он задвинулся рыхлым и, открыв бутылку коньяка, развалился в кресле. Под закрытыми веками проступило месиво червей. Они чавкали, чмокали, хлюпали сосочками, скребли ножками, и звуки их ворошения сливались в колдовскую мелодию. Черви пели — они молились ему! Затем месиво рассыпалось на цветные кружочки, из которых выплы-ло лицо Серёжки. С рассечённой губой, гематомами и свёрнутыми носом парень бы явно сломлен. Беззащитен. Податлив. Правда, чтобы Коробкин окончательно превратился в Серёжку, тре-бовалось ещё одно. — Батя! Там... Там... — Коробкин трясся. — Помоги, батя! Закон с поднялся и взмахнул руками, чтобы не потерять равновесие. Сколько времени прошло? Он отнял у парня топор и положил на тумбочку. Вместе с Коробкиным они проплыли сквозь липкие волны мрака, мимо дотлевающего костра, и вошли в вагончик. Гена рявкнул: — Поварёшка, вон! Мужик слез с Машки и, мотнув мокрым членом, выскользнул за дверь. — Да чё же это такое?! — Коробкин разрыдался. — Чё ж это такое, батя?.. Закон положил ему руки на плечи и ласково улыбнулся. — Всё будет хорошо, Серёж. Он чмокнул Коробкина в лоб и стал расстёгивать ремень на своих брюках. Тем летом, в квартире у Корявого было так много крика, так много насилия и унижений. После них Серёжка исчез. У Закона с тех пор с парнями ничего не было — даже на зонах. С гнилушницами-то он, конечно, спал, да какой от них прок?.. Ему нужен только он — Серёженька. Теперь всё будет по-другому: больше никакой боли, никаких слёз. Пусть Гена давно не тот пацан из школы на окраине, но его распис-ное тело по-прежнему гибкое и сильное. И он по-прежнему зверь! Глядя на него, Серёжка наконец-то простит его, перестанет бояться и почувствует то же, что чувствует к нему Гена. И над тундрой взойдёт вечное солнышко... Но когда Закон с яростным рыком кончил в Машку, он вывернул шею, и лицо его помрачнело. Серёжки в вагончике не было... Утро выдалось мерзким, как рожа прокурора Туруханского района. По тундре стелилась желтоватая муть; красное знамя на флагштоке трепы-халось от промозглого ветра. Мужики выползали из вагончиков и тащились в сторону сопки, за которой ждала недостроенная котельная. Бабы из Ларискиного отряда наверняка уже были там. Закон сплюнул в грязь и рявкнул: — Живее шевелись, алкота! К своему удивлению он увидел Машку. Бледная и злая, она шла ра-ботать. По ходу, Лариска добротно её выдрессировала, и Закону не придётся терпеть в отряде ещё одного косореза. От этого командир повеселел, но настроение ему испортил Короб-кин. Выскочив из вагончика, он засеменил за женой. Она не обращала на него внимания, и Коробкин остановился, растерянно пялясь ей вслед. Фуфел у него был такой уныло-тупой, что Закона потянуло раскра-сить его ещё больше. Как вообще он мог подумать, что этот бивень похож на Серёжку?! — Хули встал?! — крикнул командир. — Ты чем-то недоволен?! Мужик покосился молча, хотя должен был ответить, что всё в порядке. Раздувая ноздри, комот зашагал к нему: — Чё такое? Может, ты не рад работать в сталинском коммунистиче-ском отряде, а? Может, ты — сука единоличная? Подойдя, он заглянул Коробкину в опущенное лицо. — Ну так скажи. Раз тебе впадлу кантовка у меня, я переведу тебя в отряд к фраерам. Без базара. Или может... Комот угрожающе понизил голос: — Может, отписать тебя к чуркам, а? Коробкин сгорбился и слегка побледнел. — Не-е-ет, Коробка, — Закон хищно оскалился. — Ты у меня зна-ешь, куда попадёшь? К армейцам! Он зло рассмеялся: — Будешь ходить у них строем. По уставу жить будешь, как балдох. Ты же этого хочешь, да? Подбородок у парня затрясся, и Коробкин промычал: — Не надо к армейцам. Тут же хлёсткий подзатыльник тряхнул ему череп. — Так а хули тогда стоишь?! — Закон выпучил глаза. — Бегом на котельную! Бегом, я сказал! Бегом! Он отвесил убегающему парню пендель. Говняное мужичьё. Из-за них придётся думать, как отдавать долг в общак. Как нагонять сроки на стройке. А этим холопам лишь бы фило-нить. Ну да они ещё попляшут: будут ишачить у него днём и ночью! Дрыну же надо сказать, чтоб дрочил Коробку, пока у того кровь из дупла не польётся. А продолжит косячить, Закон сам вправит ему мозги и руки. Или лучше — загонит в дым-канаву. Ну а как иначе? По-другому этот пидорас всё равно не догонит. Теги:
1 Комментарии
#0 10:02 16-04-2022Лев Рыжков
Сильный текст, продирает. Я, конечно, с подтекстами не согласен, но больше просто и некуда девать. Пардон за лишние тирешки между словами - выкладывал без очков. Будто старшего Германа посмотрел "Трудно быть богом" Соглашусь со Львом. Не мое, но изложено неплохо Еше свежачок вот если б мы были бессмертны,
то вымерли мы бы давно, поскольку бессмертные - жертвы, чья жизнь превратилась в говно. казалось бы, радуйся - вечен, и баб вечно юных еби но…как-то безрадостна печень, и хер не особо стоит. Чево тут поделать - не знаю, какая-то гложет вина - хоть вечно жена молодая, но как-то…привычна она.... Часть первая
"Две тени" Когда я себя забываю, В глубоком, неласковом сне В присутствии липкого рая, В кристалликах из монпансье В провалах, но сразу же взлётах, В сумбурных, невнятных речах Средь выжженных не огнеметом - Домах, закоулках, печах Средь незаселенных пространствий, Среди предвечерней тоски Вдали от электро всех станций, И хлада надгробной доски Я вижу.... День в нокаут отправила ночь,
тот лежал до пяти на Дворцовой, параллельно генштабу - подковой, и ему не спешили помочь. А потом, ухватившись за столп, окостылил закатом колонну и лиловый синяк Миллионной вдруг на Марсовом сделался желт - это день потащился к метро, мимо бронзы Барклая де Толли, за витрины цепляясь без воли, просто чтобы добраться домой, и лежать, не вставая, хотя… покурить бы в закат на балконе, удивляясь, как клодтовы кони на асфальте прилечь не... Люблю в одеяние мятом
Пройтись как последний пижон Не знатен я, и неопрятен, Не глуп, и невооружен Надевши любимую шапку Что вязана старой вдовой Иду я навроде как шавка По бровкам и по мостовой И в парки вхожу как во храмы И кланяюсь черным стволам Деревья мне папы и мамы Я их опасаюсь - не хам И скромно вокруг и лилейно Когда над Тамбовом рассвет И я согреваюсь портвейном И дымом плохих сигарет И тихо вот так отдыхаю От сытых воспитанных л... Пацифистким светилом согреты
До небес заливные луга Беззаботная девочка - лето В одуванчиков белых снегах Под откос — от сосны до калитки, Катит кубарем день — карапуз, Под навесом уснули улитки, В огороде надулся арбуз Тень от крыши.... |