Графомания

Марк Ларсен был выше Кортезза на полголовы, и по силе не уступал. Как-то раз в баре на Альмарксе, на седьмом стакане вина между напарниками вышел спор. Бар, весь обтянутый в пурпурный бархат (даже стойка), был заполнен наполовину. Пилоты и местные жители создавали шумную, напряженную атмосферу. За стойкой орудовал молодой бармен, неулыбчивый и ловкий. А перед стойкой стоял только один посетитель – белокурая женщина средних лет. Она держала в руке голубой стеклянный стакан с прозрачным напитком....

Это пьяная голая правда... Да, я сейчас пишу находясь в алкогольном опьянении. Тяжелые думы печалят мою душу, торжественно открывая новые необъятные горизонты для творчества. Сегодня я понял одну истину. Я стал другим челшовеком. Тяжелые оковы гнусного и ненавистного мира я снял с себя, оставив позади всю никчемную жизнь, прожитую до сих пор зря. Она была никчемной, потому что я до сих пор боялся... Боялся чего: боли, смерти, слез.....

Это сон, где я снова стою перед гигантским печатным механизмом, в форме улитки, напоминающим деформированного, ленивого бегемота. Он слегка вибрирует и гудит, как будто находится под напряжением, а я стою перед ним сосредоточенный и ловкий. Мои руки – на пульте управления, эдакой розовой мясной подушке, я медленно глажу ее, сообщая нужные оттенки будущему оттиску, двигая воображаемое изображение как мне нужно, сливая и разрезая графические объекты....

Стоит только на минуту закрыть глаза, как в голове начинают роиться дурные мысли. Ощущения полного жизненного краха становиться нестерпимо близко. Появляется страх. Хоть глаза не закрывай, но жить с открытыми глазами не возможно. Биология. А с открытыми глазами, еще страшнее. Нервы. Нервы надо лечить. Это первое, что я сделаю, когда выйду на «заслуженный отдых», если конечно доживу до него, а не умру от нервного истощения. Я хронически хочу спать. Я все время хочу спать....

С появленьем на свет
На мое имя отчество
Выдан мятый билет
На вагон одиночества.
...

* * *

Надрывается память, пытаясь впитать
пять тысяч слов, недосказанных,
размазанных по фразам. ...

Бывает так, что из тысячи людей скользящих вокруг, из тысячи лиц
ты узнаёшь своих, и тянешься к ним всей душой, всем сердцем..
Вдруг нечаянно понимаешь, даже не понимаешь, а чувствуешь или
знаешь, как знают птицы куда им лететь,.и сердце заходиться в
нелепом перестуке, перехватывает дыхание и летишь, и знаешь, ...

Не знаю даже с чего начать. Жил я в своем квартале, и не знал хлопот и забот. Жил на верхних этажах, вниз спускался, может пару-тройку раз. Короче, моего уровня мне хватало. Утром обычно я вылезал через окно и по широкому бетонному парапету шел к мосту, а внизу подо мной сотни этажей городской высоты и туман, скрывающий от меня эту бездну, поэтому страшно никогда не было. Токио вообще не страшный город. Здесь все как у людей....

Человек собрался в дальнюю дорогу. Он повесил навесные замки на двери своего дома и заколотил окна большими тяжелыми досками. Человек закутался в теплый плащ и сел на обочину покурить. У человека была котомка, в которую он поклялся себе положить самое дорогое и взять это с собой. Человек не знал, вернется ли он назад, не знал, что случится с ним в пути и толком не знал, куда он пойдет. Но знал, что идти надо. Он докурил, по привычке тщательно затоптал окурок, и тяжело вздохнул....

Был вечер, тихий спокойный вечер, ничего не приходилось ожидать от окружающих, а точнее их и не было.

Она жила одна на семнадцатом этаже холодного, бесчувственного небоскреба. Ей было двадцать лет, звали её Ангелина....

Холоден ветер в открытом окне.
Длинные тени лежат на столе.
И я таинственный гость
В серебристом плаще....

- Макс, послушай меня, ты носишься со своим рассказом уже, по меньшей мере, полгода…
- С романом…
- Ладно, с романом. Ты твердишь мне о нем с нашей первой встречи. Люди со студии выделили большую сумму на экранизацию. Поднято множество людей, молодой талантливый режиссер, ждет, не дождется твоего «Сна», но его до сих пор нет. Я не видел ни одной страницы....

Мария Николаевна тяжело опустилась в кресло у окна. Давно уже не была она так взволнована поведением внука.
И ведь не плохой растет парнишка, послушный, тихий, а нет-нет и прорвётся у него какое-то тупое безразличие к её домашнему труду. Сегодня уронил за обедом кусок хлеба и, когда вылез
из-за стола, стал пинать его носком ботинка по полу, будто мячик. Совершенно равнодушно выслушал укоряющее наставление бабушки....

***
Он разгадал все загадки сфинкса, и тот со злости испепелил сам себя.

***
...

Облупившейся краской,
Прогнившим крыльцом
Нас встречает с опаской
Заброшенный дом.
...

URA BARU:
ЧАРЛЬЗ БУКОВСКИ. СЦЕНАРИЙ ФИЛЬМА 'БАРФЛАЙ'
/перевод фрагментов/

В одном из интервью Буковски говорит: «Это американское выражение. Барфлай это тот, кто сидит в баре с утра и до закрытия. Когда на стойке бара пивные лужи, мухи летают вокруг, садятся на одну лужу, потом перелетают на другую и так далее. Барфлай проводит в баре все время, он живет там, он не может жить по-другому. Я был барфлаем долго....

* * *

Марширующие, дующие в трубы, ждущие награды
рады добрым взглядам тех, кто рядом, даже гадов.
Сами воевали, сами проиграли, старыми ролями ...

В 2 шагах от Эпицентра

ПРОЛОГ

По широкой и спокойной реке, двигался маленький плот ловко управляемый молодым человеком в кителе и веслом в руках. ...

Дирекция магниторойского магниторойного ордена трудового красного знамени завода имени академика Темирязева располагалась в трех километрах от городка. По причине отсутствия в городе такси и вменяемых автобусов, топать, пришлось, пешком. Вдоль цементной тропинки, сопровождающей, совершенно пустую асфальтовую дорогу, тянулись толстые теплопроводные трубы. Местами охотники за цветметом сорвали металлические листы с турбопровода – желтела ветхая теплоизоляция, осыпающаяся на грязный бетон....

Когда я впервые обнял Это, я знал, что оно большое. Только это. Это было большим, я обнял его и почувствовал какое оно теплое и мягкое. И с тех пор я не отпускал Это, я грелся от него, как цветок греется от солнца. Это защищало меня от всего в этом мире. И когда я обнимал Это, я знал, что никогда не умру. И в глубине Это пульсировало и сжималось, и я понял, что Это живое. И оно будет со мной, и, тогда, мне больше ничего не нужно, и я, и Это будем жить всегда....