МУБЫШЪ_ЖЫХЫШЪ

Вступление от автора: в силу затянувшегося творческого кризиса выкладываю свой старый рассказ, который не познал еще литпром. Хотя похуй. Вообще почти все похуй. Вот так.

Порыв холодного ветра распахнул полы его тонкой курточки. Зяка, как мог, закутался поплотнее, что не очень-то и помогло – стоял конец ноября, и какая-то липкая и зловонная сырость проникала далеко под кожу и оседала где-то в костях....

Чтобы было лучше видно, Успенч забрался на крышу. Действительно, с шестнадцатого с половиной этажа было все хорошо видно. Девочки играли во дворе. Девочки дергали друг друга за косички и задирали друг у друга юбки. Задирали, конечно, шутя. Успенч любил наблюдать за игрой маленьких девочек, и он их иногда трогал, но, конечно, знал, что трогать нельзя, и трогал их только во сне. Ему часто снились девочки, но еще ему часто снились и человечки. Совершенно другой сон....

(1)

Он встал и заходил по кабинету.
- Нет, ведь позвольте, что-то какое-то несоответствие. Все не укладывается в обычную пироговую схему. Долевую. Ну, понимаете, когда пирог режут на части и схематично показывают доли – доля преобладания среди людей разного типа онтогенеза в квадрате поискового солнечного зайчика… Ах, да, вот это мысль. Генерировать солнечный свет с других участков земного шара и использовать его там, где темно....

(1)

Дом был не очень - то и высок – всего каких-нибудь три этажа и чердак в виде башенки с небольшим красивым флагом. Но, во-первых, нечасто встретишь такую картину – посреди обыкновенного двора, ограниченного тремя девятиэтажками, да одной «свечкой» из шестнадцати разноцветных этажей, он смотрелся немного странновато. Рядом располагались детские нехитрые аттракционы – слегка покореженные от времени и активных игр лесенки, перекошенные заржавленные ручные карусели и подгнившие песочницы....

У меня в экране живет маленький человечек. Он совсем маленький, но хороший. Он резво прыгает и сдвигает ящики, которые беспрестанно сыпятся на него сверху. Он может сдвинуть только один ящик, но он может двигать его сколько угодно долго. Когда на пути ящика попадается ямка между другими ящиками, ящик, который он двигает, падает и становится в один ряд между другими такими же ящиками. Ящики бывают несколько разные – на одних какие-то хитрые линии, другие забиты поперечными досками....

Он глубоко затянулся предложенной мной сигаретой, отпил приличный глоток портвейна «Три семерки» и затянулся еще раз.
- И где это ты «Три семерки»-то достал, дед? - сказал я, сделав внушительный глоток после того, как он передал мне бутылку – теперь там оставалось не больше четверти, - в магазинах давно уже ничего такого не видел. Думал жалко водки нет, да вот попил это сейчас – вроде как тоже за душу цепляет – забытый вкус....

Я только что сидел на унитазе и какал. Какал с книжкой, но какал, глядя в никуда. Вы не подумайте, я не просто какал. У туалета была открыта дверь, и струйка моей разноцветной слюны радостно стекала в пол, уходила в никуда. но это только я думал, что она уходила в никуда – нет, на самом деле ее уход вниз был целенаправлен и запрограммирован вездесущими миллионами лет идеально запланированного бытия....

С реки веяло свежестью. Собственно, не река это была, а просто канал, прорытый в незапамятные времена, чтобы давать свежесть и кислород от посаженных вдоль берегов деревьев пыльному и тяжелому промышленному городу, на который тяжелым крашенным благословением падали разноцветные выбросы огромного химкомбината. Но сейчас воздух был чист и почти неподвижен – за исключением легкого осеннего ветерка, который, исходя от воды, бодрил прогуливающихся в этот выходной день полупьяных горожан....

(1)
- А потом еще и прапорщики ко мне приходили. Выстраивались в очередь за дверью. Я их только по одному пускала. Вот майоры не ходили, прапорщики только. Майоров я, может, и вообще не пускала. Такой мой творческий потенциал. Это еще до того было, как я королеве Елизавете письма писала с проектом новой отопительной системы. Ну, еще до отца-то, до того как отец у двери ночью стоял. Я одного прапорщика любила очень, он замуж звал-приглашал....

У безликой станции метро он прошел мимо сгорбленной, неопределенного возраста, нищенки, сверкнувшей в его сторону бодрым зеленым взглядом, и поморщился.
«Нарушают», - подумал Шемякин и вздохнул. На улице колыхался и плавился августовский тяжелый зной, и привычный вид нищенки на улице большого города почему-то нарушил установившийся внутри Шемякина сегодня порядок. Он толкнул стеклянные двери и вошел в новую, еще пахнущую душным резиновым сквозняком, станцию со стеклянным куполом над верхним эскалатором....