Crystal_abyss

За большой бетонной стеной было спрятано мое затхлое прибежище. Там я прятал себя от чистоты окружающего мира, когда готовый взорваться миллиардами болезненных бацилл, живот разбухал в попытках обнять гниением весь мир. Все эти крошечные организмы пожирали меня изнутри, полируя ребра и тисками сжимая уставшую сердечную мышцу, бессмысленно сокращающуюся и пульсирующую с бешенством загнанной лошади....

Всю ночь на языке Шепелова вертелся вкус последних секунд жизни старушки. Она так красочно умирала, безропотно снаружи, но так трагически изнутри, что Валентину захотелось понаблюдать за ее кончиной. Каталка, на которой помещалось ее тело, особого места в больничном пространстве не имела. Ее просто перемещали по коридорам, отодвигая от проходов и дверей, иногда загоняя к туалету, а иногда придвигая в полуоткрытому окну....

Я смотрю на девушку, которую только что подцепил в дешевом баре, и пытаюсь разглядеть ее лицо при обычном освещении. Отсутствие мелькающего ярким огнем барного света невыгодно обнажило простое лицо среднестатистической девушки.
Я веду ее к себе домой, чтобы уложить в постель. Девушка совсем не смущается, видимо ей это привычно. Пытается говорить на разные темы, но я на диалог не настроен, а ее способности поддержать беседу уже через десять минут иссякают, поэтому дальше мы идем молча....

Отцу отрезали по локоть руку. Зачем-то еще и ухо надрезали, как лист капусты. Врачи сами понять не могут, по какому недоразумению хирург так разошелся. Теперь придется оформлять инвалидный лист.
Целый склад всяких конечностей образовался в операционном помещении. Тут тебе и ноги и по отдельности пальцы, разных форм и оттенков, здесь же и руки, вперемешку с носами, надетыми на толстые пальцы. Они будто сами нанизались на крючки застывших фаланг, придавились сверху ногами и укрылись ушными раковинами....

В старом чулане под завалом истлевших обносков лежала обтянутая веревкой банка, жестяное нутро которой хранило самую главную тайну жизни Игнатьевны. Когда-то давно, в молодости, подмятая кавалером со смывшимся от времени лицом, она лежала и смотрела от скуки в небо. Юноша (или это был уже взрослый мужчина - сейчас уже не вспомнить) несуразно двигался, выскальзывал и снова тыкался в ее темное лоно, потом напрягался как струна и затихал....

По утру Владимир Николаевич Гурин крепко задумался, да так поглотился развитием мысли, что бессвязно протошнился. Отерся от блевоты ладонью и заспешил к санузлу. Сидел на кромке чугунной ванны и вспоминал стремительные кадры прошлых лет.
Поначалу забеспокоился, почуяв нехорошую причину такого беспримерного всколыхновения душевных осадков, но очень быстро остыл и увлекся глазением плывущих из далекого детства картинок жизни. Было немного чудно и очень необычно....

Сегодня ночью падал снег. По двору ходил какой-то бродяга и кричал, что ему тяжело, и что очень давит его к земле снег. Очень слышался его голос в ночной тишине, мешая заснуть и насладиться отсутствием. Хотелось даже привстать и разглядеть силует негодяя, чтобы при встрече в обычном дневном освещении, узнать его и посильнее ударить. Человек, впрочем, вскоре стал голосить более сдавленно, будто из-под огромного ватного одеяла. А потом и вовсе затих....

Екатерина Андреевна уходила из жизни со скандалом. Заголосила ранним утром на весь дом, переполошила сонных родственников, стала швыряться постельными принадлежностями. Старушку скрутили, заставили выпить склянку валерьяны и снова улеглись досыпать сны. Для верности выставили дозор....

А ночью снова гремели взрывы. Все ближе и ближе, разрушая дома в соседних районах, а вместе с ними и надежду на счастливый исход. Как-то не верилось больше в то, что гремящая махина обойдет стороной кирпичную пятиэтажку и не уложит ее пыльной кучей каменных завалов. Дети не спали. Смотрели горячими черными глазами куда-то в темноту дверного проема, и редко моргали. Они уже давно не смыкают глаз, много больше, чем способен выдержать взрослый человек. Боятся....

Николай Никодимыч считал себя очень важным человеком. Ходил обыкновенно выдвинув далеко за пределы физиологических возможностей подбородок и поигрывая икорными мышцами. Простых людей не замечал, нужных определял задолго до того, как у приближающегося можно было разглядеть выражение лица. Себя он любил подолгу разглядывать в зеркале, выпячивая вперед нижнюю губу и неодобрительно покачивая головой, будто отказывая мысленному подчиненному в визировании важной бумажки....