Напополам

Умирает весна. Кто сказал, что она - возрождение?
Это новый шажок к пониманию смерти – скольжение
слёз дождя по стеклу, словно пальцами трогаешь лица,
что уже не увидишь, что больше с тобой не случится.
Это новый виток колеса то ль Сансары, то ль Бога,
Это вечность из ничего – кокон бабочки, тога
первой дерзкой листвы в клейковине и запахах мая,
ощущение счастья бессмысленно, глупо, бескрайне....

Останется только город
и я за кавычками сна
до самых кишок распорот,
в душе же цветет весна.
Мотается небо в сетке,
как глобус из школьных лет,
сквозь кружево голых веток…
И я вам кричу: «привет!»
Скупая слеза мужская
не красит меня, увы....

Благая весть сошла, как утро,
на взбитые подушки туч.
И тянется одна минута
длинною в золотистый луч.
За черным-черным окоемом
кофейной чашки целый мир.
И Мефистофель иступлено
рвет струны нежных певчих лир.
Похоронив в себе зевоту
смотрю в окно, подвинув стул:
мне скучно, грустно отчего-то…
А, впрочем, я вас обманул....

И этот, уходя, не оглянулся...
Да и чего глядеть, когда конец.
Конец всему – взаимному безумству,
жениться обещал, но под венец
я не спешил вести её под руку.
Тщета любви – известный путь в тупик;
лирически-божественная мука
корежила венецианский лик....

Я целовал её отчаянно,
но жалость – чувство не из лучшего.
Она была чуть-чуть печальная,
И прятала глаза плакучие.
Как ивы отражает речка,
во взгляде – небо проплывало.
Дешевое её колечко
милее мне и ближе стало.
Курили и молчали мысленно,
о будущем и не мечтали....

Звучит душа убогой лирой
на этом праздничном пиру.
Но всяким критикам сортирным
я заявляю – не умру.
Хоть бейтесь пред иконой лбами
чубами пыль веков метя,
я буду жить в миру стихами
средь блядей, быдло и ворья.
Во всём дойдя до самой сути,
постигнув истину на дне,
я буду жить – не обессудьте....

Мы будем с вами курить девайсы и слушать сказки;
И небо нас будет манить голубою волной в никуда.
Я буду похож на дракона, что в вашей нуждается ласке,
моя дорогая, моя неземная звезда.

Нас мир разлучит, нас судьба раскидает и баста;
Но это мгновение наше, и музыка в нём....

За зимою приходит весна и опять все сначала,
Серость неба разбавлена солнцем и криками птиц.
Грязь на окнах извечна, никто их не моет – печально.
И душа моя тоже в подтеках бесформенных лиц.

Иногда я пою и бренчу на гитаре под хмелем;
Одинокий, как грач, на последнем глухом этаже....

На работу не хочется, братцы;
Грим отмыт до потери личины.
Надоело им всем улыбаться -
проступает оскал мой звериный.

Только падалью я не питаюсь.
Вороньё, не кружите так низко.
Растворяется черная стая,
рассчитав неоправданность риска....

Приходи к вечере, дева,
И целуй меня, пляши.
Не последний и не первый
я Христос твоей души.
Я Есенин, Айседора;
Маяковский - тоже я.
Поэтического вздора
пополняется семья.
Пол России в рифму пишет,
но не каждый Бродский, бро....