Последние комменты юзера Дымыч

Дымыч: какой милый чатег.
11:36, кастёнак, ну канешна же ты и доктор. кстате, не ожидал, можна даже сказать — прийатна удивлён. прям эта, как иё… вот ссука забыл.

Дымыч: нашлись таки

Дымыч: щоки-то сдуй, романтег.
красное и чорное, вполне гармонично соседствуют, если ты не в курсе.
произведение — чотко рубрика. я тож такое выдавливал от нехуй делать.
и эта, ты меньше клаву-то долби под своими накаляками.

Дымыч: сисцы бы глянуть

Дымыч: шляпа = залупа, если чо.

Дымыч: кастя, чо менты дали шляпу понюхать за двацать евров?
стихо годится.

Дымыч: в системе.

Дымыч: я так понел, Док это задержал над чаном с гихшп, штоб народ полюбовался?

Дымыч: ну да, где-то половины нехватает.

Дымыч: смеялся штопиздец

Дымыч: сисек-то хоть выросло?

Дымыч: походка отражает массу вещей — настроение, координацию, культуру движения, здоровье наконец. понятно, когда немолодая женщина движется как пантера — аэробика или физкультура с детства.
синявка, как мне кажется, теряет способность красиво переставлять конечности и при любой фигуре не создаст описаного впечатления.

Дымыч: я однажды насыплюсь большим снежным комом
намотаю пол карты на оси, вот чуть разгребусь,
навигатором будет мобильник, с открытым Литпромом.
в этой жизни канешна… вот блябуду… чесна… припрусь.

Дымыч: Я как Ева Браун, Магда Геббельс или другая подруга известного фашиста.

Когда мой мужчина возвращается домой – его руки, конечно, в крови, но костюм безупречно чистый.

Из-за этих сомнительных связей никто не хочет ко мне приближаться, потому я взяла в друзья фармацевта, бармена и маленькую собачку ушастую.

Собачка породы кавалер-кинг-чарльз-спаниель, а мой друг кавалер черной звезды ужасной – черной звезды и сердца моего болящего, но это не важно, не важно, ведь люблю я его по-настоящему.

Только его и собачку ушастую, но каждую ночь, каждую ночь под окнами нашими кто-то шастает.
Это люди с глазами навыкате и с бровями черными дугами.

Мне сказали, они потомки народа древнего, хитрого, мудрого.

Я однажды проснусь рано-рано, к окну подбегу, радуясь дню лучезарному, солнцу вечному, и увижу две виселицы на лужайке – две виселицы работы мастеров дел жестоких заплечных.

На одной – мой любимый в костюме своем безупречном, но с лицом искаженным, посиневшим и страшным, на другой – моя бедная собачка ушастая.



Мама, мама, где мои таблетки?

У меня чудовище под кроватью – я бросаю ему объедки. Монстра пытаюсь задобрить поношенными немножко трусами, но он не хочет, не хочет, он гневно трясет волосами.

Он хочет только мою душу. Говорит: «Будь со мной настоящей, а не то я тебя разрушу».

Говорит: «Раскрошу твои кости, сгною твои пальцы, потому что ты, идиотка, полюбила паяца. Стану есть тебя, урча обгладывать тонкие ключицы. О, бэйби, бэйби, нет, тебе это не снится. Я съем тебя, оставлю только гордую голову – и не такое вытворяли паяцы с голоду. Я запью тебя пивом, отрыгну красиво и смачно – ведь ты так боишься физиологии, сортиров и нашей любви неудачной. Я прожую тебя мелко-мелко и стану кормить изо рта в рот, как птицы кормят своих птенцов, но пища будет вываливаться из разрубленной твоей трахеи, потому что волхвы и прочие идиоты только этого и хотели. Я раззявлю свой рот — рот в гриме размазанном красном и стану глотать объедки твои – отвратительные, смердящие, прекрасные. Потом я высру тебя, и говно твое будет пахнуть фиалками. И скажу тогда: «Ты голова профессора Доуэля, и мне тебя нисколько не жалко».
Они говорят:

«Love will tear us apart», — по-нашему: «Любовь разорвет нас на части», и я не боюсь использовать глупую рифму «счастье», когда мои пальцы лежат в углу, а глаза мои под кроватью.

Пальцы выстукивают бодрые ритмы по каменным плиткам пола, а я не знаю, где искать свою бедную, бедную голову.

Остается от женщины только свинина, говядина – торсо, потому что любить человеческого мужчину – ужасно, ужасно непросто.

Вообще в этом мире сложно жить маленьким ампутантам – ночами баюкать культи, убеждая себя, что все части тела на месте, что непреступна крепость, что боль фантомная, ненастоящая, как мультик о Мертвой Невесте. Как, впрочем, всякая штука Тима Бёртона – например, история ампутантки, которая любит оборотня.

В теории – дивный сюжет, и можно бы было выжать из него многое – осталось только найти свою бедную, глупую голову – пришить ее грубыми нитками, приклеить пластырем пальцы и ходить, как в ни в чем не бывало.

Улыбаться.

(c)

вышак на самом деле. метафорично, образно и фся хуйня.
рекоменд вопщем.

Дымыч: в пиндостане небось тоже палёнка на димедроле загуливает

Дымыч: ога, плиз.

Дымыч: руль сидит на рулевом валу, а вал в рулевой колонке, аки кащеево ейцо в утке. если вал калёный, а он калёный, рвёт тушку именно он.
позже наши автомобилестроители дотумкали делать отпущенное(мягкое) место, с таким расчётом, чтобы грудная клетка камикадзе могла его согнуть.
когда я где-то на сотке км/ч прикорнул и ровнёхонько лбом познакомился с тополем, будучи не пристёгнутым естессна, меня спас именно такой рулевой вал. сработал как нежная и заботливая рука бггг.
был бы калёный весь — насадил бы как бабочку.

Дымыч: в автомобиле нет такой детали. Глянь матчасть, таксист.

Дымыч: рулевая стойка — чозахуй?
в остальном зачот.

Дымыч: уж совсем чмошноватый таксистик получился, мог бы хотя бы йайца азерботу отдавить. а так — рассказец хороший, понравился.