Блок ада

Автор: БРК Там теперь не смех,
Не столичный сброд -
По стене на снег
Падает народ -
Голод.
И то там, то тут
В саночках везут
Голых.

А. Розенбаум

Часть 1. Метро в час пик и мухоловки.

А я ведь его тогда сразу заметил. Нас ещё куча народа разделяла, а я его нелепую фигуру из общей массы уже взглядом выхватил.
Он неуклюже, но в тоже время пугающе быстро переплывал людской поток, своими порывистыми движениями напоминая кальмара, ну или каракатицу, лично я их всегда путаю.
У меня неважное зрение, хотя с такого расстояния и невозможно поймать взгляд, но я был уверен - он смотрит именно на меня и своими странными галсами направляется не к кому-нибудь, а ко мне.

Ты и сам ведь знаешь, городские сумасшедшие липнут ко мне как мухи.
Помнишь, в советские времена с потолков хлебных магазинов свисали такие скрученные вокруг своей оси липкие полоски. Ты вообще их теперь видишь в продаже? Я – нет, а то бы купил парочку. Как зачем, они славные…
Так вот, я, наверное, такая же бумажка для юродивых.

Вот посмотри на этого мужика с обшарпанным дипломатом. Чего у него там? Могу поспорить, что свежий номер “Спорт-Экспресса”, бутерброды с “Звениговской” колбасой, сыром “Витязь” и китайский термосок с чаем.
А вон юнец пошёл. Я отсюда чувствую, как у него от широких брюк спермой тянет, а в рюкзаке неважное пиво греется и булькает.

Только не подумай чего такого. Нормальное это наполнение: еда, футбол и засохшая сперма. Нормальное, но слишком скучное что ли. А вот что находится у этого “кальмара” в двух внушительных сумках через плечо, надетых крест на крест (по-моему, революционный матрос Железняк так же экстравагантно свои пулемётные ленты носил) это вопрос.

Он неуклонно приближался ко мне, по пути расталкивая всех объёмными кофрами, ежесекундно поправляя на голове вязаную шапочку неопределённого цвета и с таким количеством свалявшихся катышек, что сразу возникало желание бросить в неё зажженную спичку и посмотреть, что из этого выйдет.
Его лицо землистого цвета с неопрятной рыжеватой бородой больше всего напоминало клубень картофеля и сходство было почти полным, так как казалось, что щетина состоит из множества желтоватых червячков проволочника, которые, проев овал лица насквозь, решили остановиться и причудливо изогнувшись застыли, усыпав собой подбородок, щёки и пространство вокруг губ.
Образ дополнял длинный болоньевый плащ на пару размеров больше чем надо и настолько оглушительно лимонного цвета, что только от одного взгляда на него во рту скапливалась слюна, и становилось кисло.
Подойдя почти вплотную и почему-то боком, незнакомец, будто напоровшись на невидимую преграду, остановился, резко крутанулся на пятках, так что резиновые набойки на подошвах жалобно взвизгнули, и, глядя на меня снизу вверх, внятно произнес неожиданно приятным голосом “Сафари в каменные джунгли не желаете?”.

Часть 2. Сумка, фотографии и столица Ирана.

/Далее следует такая вроде как нарочито грубая монтажная склейка. То есть чернота на экране, а потом повтор последнего эпизода. Поехали./

… внятно произнес неожиданно приятным голосом “Сафари в каменные джунгли не желаете?”.

Помнится, я тогда ещё подумал, что сафари обычно устраивают в саванне, ну или на худой конец в пампе, а тут в джунглях вдруг. Непонятно. Но, догадываясь, что у умалишённых лучше ничего не переспрашивать я не стал уточнять и настаивать, а вместо этого принял дружелюбный и несколько торжественный вид – они это любят.

Лимонный плащ, видя мою заинтересованность, воровато оглянулся по сторонам и потянулся рукой, затянутой в перчатку с обрезанными пальцами к застежке одного из своих баулов. Я напрягся и не удивительно, он мог выхватить оттуда что угодно, начиная куриной лапкой и заканчивая десантным стропорезом.

Вжжжииик.
И сумка, широко открыв свою пасть, оказалась доверху набитой полиграфической продукцией: рекламными буклетами, календарями и фотографиями. Вытянув первое что попалось под руку, мне протянули сложенный в гармошку буклет, напечатанный на хорошей глянцевой бумаге.
На титульном листе размещалась фотография мрачного серо-белого города с запорошенной снегом улицей, на которой по узким протоптанным дорожкам двигались тёмные фигуры людей, а на переднем плане стояла парочка в одинаковых ярко-оранжевых пуховиках. Мужчина и женщина. Они смотрелись на этом строгом фоне как два апельсина на грязном снегу.
Эти двое казались несказанно довольными: женщина, улыбаясь, что-то кричала в объектив, а мужчина, гордо задрав подбородок в небо, поставил ногу на кучу тряпья, возвышающуюся из снежной крупы маленьким серым курганом.

Какое то несоответствие чувствовалось на этой картинке.
Знаешь, я как-то видел знаменитую фотографию Сталина Рузвельта и Черчилля, ну ту, на которой они, по-моему, в Тегеране встретились, мастерски отфотошопленной – будто мировые лидеры там сидят в обнимку с аппетитными блядьми. Классная работа, но несоответствие-то, тем не менее, налицо. У Рузвельта вон вообще ноги после полиомиелита отказали, какие ему тут бляди. А с другой стороны как получается – потомок старинного дворянского рода и прославленный сын Британии будет дрючить мокрощёлку, колотя её по спине кулачищем, ревя “Боже, покарай Германию!”, распространяя запах виски и тряся в пароксизме бульдожьим еблом. Бывший грузинский семинарист одной рукой будет разминать “Герцеговину Флор”, а другой - развалившуюся на кресле красотку. Ну а американский президент ни с чем, по-твоему, останется? Не по союзнически это. Не по христиански, если хочешь.

Неспешно размышляя подобным образом я вдруг заметил, что изображённая на буклете куча тряпья является не чем иным как телом человека, многократно закутанное в шерстяную рванину. Не требуя никаких разъяснений я опустил глаза и прочитал надпись под фотографией “Ленинград 1942”.

Часть 3. Балтийский бобслей и “Осторожно, двери закрываются”.

/А тут вдруг, ну прям неожиданно так, экран делится на две части и в левой половине даётся крупный план – червивая борода, живущая на лице своей жизнью и постоянно ходящая вверх-вниз. А в правой – дрожащая рука с черной каёмкой ногтей. Во как. Продолжаем./

Я как в тумане пялился то на эту скачущую бороду, то на руку с обгрызенными ногтями, почему-то остро пахнущую гнилым мясом, которая протягивала и протягивала мне всё новые образчики из сумки. Какие-то подробные карты городских районов, испещрённые красными пометками и цифрами. Борода жарко шептала, что это схемы домов, подвергшихся авиа и артналётам, с точными датами, буквально плюс-минус доля секунды, и что более важно с указанием радиуса разброса осколков и обломков.

“Для чего это?” – тупо спрашивал я. “Как же вы не понимаете – кипятился мой собеседник – для безопасного наблюдения, конечно. Вот, например госпиталь на Суворовском проспекте. Да-да, вот этот чёрный квадратик. Ему достанется замечательный фугасно-зажигательный снаряд, перекрытия рухнут и 600 человек, вы только подумайте, 600 человек сразу погибнут. Вы встаёте на это место, вот крестом указано и смотрите. Это гораздо интереснее кинотеатров со стереочками, поверьте мне. Или вот, если хотите, Гостиный двор. Тут пожиже, конечно, всего 98 трупов, но тоже неплохо.”

Помнится, я в своё время захаживал в букмекерские конторы и поэтому понял, что следующий протягиваемый мне лист – это таблица ставок. Только вместо футбольных команд в ней были какие-то короткие, словно собачьи прозвища и среди всевозможных вариантов я не нашёл такого исхода, как ничья.
“А это совсем новое предложение - тотализатор на беспризорниках. Эти всегда возле булочных собираются, легко найти. Остается только буханку на видном месте оставить и ставочку сделать, кто этот хлеб получит. Ну, перед этим неплохо бы куски арматуры заточки и кирпичи поблизости разбросать, хотя это и не обязательно, у них и так всё есть”.

Далее последовали россыпи фотографий. Детские тела, подвешенные в авоськах между двойными и от мороза ставшими слюдяными окнами. Потом эти же тела, лежащие на серых выщербленных кухонных столах. Сцены расчленения и каннибализма. Сидящий в снегу на корточках сухой старик ( качество картинки просто отличное – видно дутое обручальное кольцо на его “птичьей” лапке) – безжизненные глаза, беззубый раззявленный рот и спущенные штаны. На следующем кадре кольцо блестит уже на съёжившемся от мороза члене старика, а в углу фотографии от руки нарисован озорной смайл. Тонкие хрупкие люди черпают воду кружками на верёвочках из прорубленной полыньи, а некто здоровый стоит рядом и мочится в эти колодцы. Сильный кадр – спуск на деревянных гробах по широким лестницам парадных. Лестницы полностью в обледенелых нечистотах, скольжение просто отличное. Из этого нехитрого “боба”, прямо из под хохочущего пилота виднеется худенькая, как бы вылепленная из воска ручка.

Дойдя в просмотре до поленицы из трупов, сложенной в стылой коммуналке я заметил, что начал пятиться и прекратил это только тогда, когда металлический голос над ухом произнёс “Осторожно, двери закрываются”. На перроне лимонный плащ что-то ещё кричал мне о чёрном рынке, на котором можно менять крупу на бриллианты, и о памятниках, обложенных мешками с песком, но я его уже не слушал.
Поезд набирал ход.

Часть 4. Владельцы магазинов спортивной одежды, здесь могла бы быть ваша реклама.

“Какую линию предпочитаете? ”Descente” или “Columbia? А вот “Glissade” есть” – поинтересовалась миниатюрная продавщица, такой тип женщин “карманным” называю. Причёска “конский хвост” и спортивная фигурка - здорово смотрится.

Я стеснительно улыбнулся: “Да мне как-то всё равно. Лишь бы тёплая и оранжевая”.