Диалоги с Пластмассовой Кошкой.

Автор: daruman Я знал одну обезьяну...она всегда выходила в окно

Бонсай

- У царя Мидаса ослиные уши! – сказала пластмассовая кошка и исчезла в ярком луче света. На том месте, где она появилась посреди прохладной июльской ночи, через некоторое время выросло небольшое деревце. На миниатюрных ветках висели маленькие пластмассовые котята.
Так я узнал о третьем секрете искусства «бонсай».
***

Бедуин

Я проснулся через тридцать лет в очень серый и глухой день. В городе, который, как мне сказали, был мне родным. Был конец зимы. По трассе на мосту мчались испачканые небом машины. Я стоял под мостом на льду широкой реки и бессмысленно смотрел на белый дым, валивший из трёх труб на берегу.
Ко мне подошёл человек с лицом замотанным в серые лохмотья. Сквозь узкую полоску на меня смотрели ядовитые чёрные глаза. Он спросил, что я делаю посреди реки в этот день. Я ответил правду:
- Ещё какое-то время назад я сидел в комнате переполненной пёстрыми мотыльками и смотрел на западный сад в приглушённом освещении закатного солнца, а теперь...
Незнакомец кивнул и перевёл черные глаза на трубы.
- Мы все так или иначе оказываемся тут. Совсем неважно кем мы были ещё секунду назад. Наши судьбы начертаны виноградной лозой на песке. Все мы зависим от малейшего дуновения ветра.
Он на мгновение засунул под лицевые повязки указательный палец на уровне рта и, достав его, поднял высоко над головой.
-От малейшего дуновения ветерка...- прошептал он
Я рассказал ему, что был знаком со змеёй из храма на маленьком островке в Аосима, она говорила точно так же как он. Незнакомец же поведал мне, что какое-то время назад он был бедуином. Однажды во время песчаной бури он сбился с курса и затерялся в пустыне. Через несколько дней скитаний он разрезал шею своему верблюду и долго пил его кровь. Пил пока не потерял сознание.
- Теперь, - говорил он, - я часто просыпаюсь в этом месте. Я подолгу смотрю на белый рыхлый дым, который валит из труб на том берегу. И когда закрываю свои глаза, я надеюсь только на одно...что проснусь посреди пусытни рядом с трупом моего верблюда...Если бы мне повезло и я бы знал ту змею из храма на острове, может всё складывалось бы по другому.
Тогда я спросил его, просыпался ли он хоть раз в каком-нибудь другом месте. И он ответил, что однажды такое было, но он ничего точно не помнит об этом.
-Что же ты видел там?
-Это была очень тёмная комната, без ковров на полу, с голыми стенами. Вместо одной из стен было огромное окно, через которое в комнату проникал слабый свет. Возле окна спиной ко мне сидела кошка. Кажется кошка... я точно не уверен
- Если бы мне удалось увидеть пластмассовую кошку, может быть и у меня было бы всё по-другому.
Я закрыл глаза. Всё что мне хотелось в этот момент - это открыв их увидеть пёстрых мотыльков, порхающих под потолком в небольшой комнате с окнами на западный сад.

Открыв глаза, я развернулся спиной к дымящим трубам, перекрестился на купола и пошёл на правый берег. Очень хотелось бы не опоздать на работу.

Скоро весна...
***

Васурэмоно

- Никогда не возвращайся в те места, в которых тебе было хорошо! – так любит говорить пластмассовая кошка.
***

Девятая с половиной жизнь кошки

- Из всех возможных искусств ты по прежднему не овладел искусством молчать... - так говорит пластмассовая кошка

Никто не знает, сколько жизней у пластмассовой кошки.
Я тоже не знаю.

Когда ей становиться грустно, она покупает себе жёлтые цветы. Все комнаты заствленны жёлтыми розами и постепенно глаза привыкают к едкой ряби.
Она смотрит, как внизу по мостовой проезжает поливальная машина и слушает автоответчик. Я прихожу к ней только когда вижу вазу с желтыми розами на подоконнике.
-Скоро весна – говорю я ей.
-Из всех искусств ты по прежднему не овладел искусством оказываться здесь вовремя...

Она была влюблена в человека с ядовитыми глазами. Он продавал змей на шумном рынке в Рабате. Когда они занимались любовью, она крепко хватала его за пропахшие гашишем волосы на затылке и чаще всего завязывала ему глаза чёрным шарфом.
Он не помнил ни своего имени, ни откуда родом.
До того как он встретил её, каждую ночь к нему в постель заползала змея. Она целовалась с ним до утра и на рассвете, чтобы он смог ненадолго уснуть, обвивалась вокруг его лица, защищая своим тонким телом его глаза от первых лучей солнца. Когда он просыпался, то шёл на рынок и продавал змею. И каждую ночь к нему в постель вновь заползала змея.
Он никак не мог запомнить лица змей. Поэтому ему никогда и не удавалось решить одна и таже змея приходит к нему или это всё разные змеи. И если это одна и та же змея, почему она не оставит его в покое, и чем ей не нравится у тех людей, что покупали её каждый день...

- Ты ничего так и не понял ,- говорила она ему и тихо плакала.
Такая уж она была. Всё время, что они были вместе, она ревновала его к змеям. И каждый раз завязывала ему глаза чёрным шарфом...

- И что же случилось? – спрашиваю я у неё.
- Однажды, перед тем как заняться с ним любовью, я надела себе на шею кожаный ошейник с прикрепленной к нему цепью... я не стала завязывать ему глаза. На утро он молча отвёл меня на базар и продал.
- Прямо в ошейнике?
- В ошейнике...

Она смотрит на поливальную машину, проезжающую по мостовой и включает автоответчик:
Её ночь вылизывают алмазные псы, прибежавшие в наше маленькое небо с востока. Я улыбаюсь. В воздухе пахнет серой. В её вены врываються ванильные экспрессы, к самому тонкому сердцу со скоростью воскресающих кошек мчиться тихий яд.
Спокойной ночи, милая...
Спокойной тебе ночи...

***

О-Бон

Я встретил его ещё раз в душный летний вечер на третий день празднования о-бона.
На нём была надета маска, но мне было легко узнать его по голосу.

Мы подошли с ним к лавке, где продавали пирожные в виде карпов начиненные сладкими бобами. Вокруг больших бумажных фонарей и электрических лампочек кружилась мошкара. Повсюду трещали назоиливые цикады. На витрине лавки сидела небольшая пластмассовая кошка и мерно помахивала посетителям лапой.
- В тот момент, когда ты начинаешь понимать, что это всё тебе снится...старайся не думать о белой обезьяне, - сказал он.
- Как это?
- Просто не думай о белой обезьяне. Хотя бы на минуту. Заствь себя!

Я зажмурил глаза. И отчетливо увидел белую обезьяну. Странно, я ведь никогда даже не видел белых обезьян.

Купив два карпа со сладкими бобами, мы отправились к реке. Скоро по ней поплывут тысячи фонариков, и это будет сигналом к тому, что нам нужно прощаться.

Он смотрел нам меня сквозь маску и неспеша говорил.
- Каждому из нас приготовленно своё место и время в этой забавной игре. Наступит время, и я вернусь для того, чтобы излечить тебя от знания... знания, не знающего любви...
-Мне пора,- сказал он, подходя к темной воде.
Он наклонился и опустил пальцы в реку. Потом подошел ко мне и сказал еле слышным шёпотом:
- Наступило время возвращаться в те места, где нам было хорошо...

Сейчас, когда я пытаюсь вспомнить его лицо, я вижу перд своими глазами печальные глаза белой обезьяны...
Задумчивые глаза обезьяны, сидящей в горячем источнике в заснеженных горах, из познавательной передачи NHK, которую я увидел однажды рано уторм в одноместном номере на тридцать седьмом этаже гостиницы Sheraton в городе Миядзаки на остове Кюсю...

Мы приносим с собою странные сладости. Карманы набитые мелкими фруктами. Улыбки...дуновения ветра...скрип качелей в грустных осенних парках...
Как эти собаки, что бегут в наше небо с востока...
Как пластамассовые кошки в витринах наших сердец...

***

Карнавальная Площадь

Когда все давно уже собрались на площади, я все еще сидел в этой комнате, наполненной пестрыми мотыльками. Сквозь приоткрытое сёдзи заходящее солнце бросало прямоугольный лоскут света на татами. Тень, что черным пятном осталась на стене и части ширмы, напоминала мне о том, что еще какое-то мгновение назад передо мной сидела сутулая фигура – Акутагава Рюноскэ… он так забавно смотрелся в европейском костюме.

Мне казалось, что я хотел о многом его спросить.

Я подумал о Площади.
Там все уже пахло шипящим закатом, розами и искристым вином. Были развернуты знамена, разбросаны лепестки. Усатые губы нежно, будто к смуглым красавицам, прикоснулись к мундштукам золотых труб.
Сейчас все начнется.

- Я так долго искал тебя там, но никак не мог найти…Ведь ты единственная, кто пришёл сюда, не надев маски.

Воздух был переполнен напряженным ожиданием ночи.
Всё оживлённей и настойчивей зазвучали барабаны, и вскоре их бой стал единственным звуком, доверху заполнившим водоворот Площади.
Они разбрасывают перед тобой лепестки, они разбрасывают перед тобой лоскуты реальности, которая и есть они сами…жонглёры, продавцы шпаг, глотатели змей, косы китайцев, несущих красные знамёна и длинное тело полотняного дракона.
Трудно заметить ту грань, за которой ты перестаёшь быть зрителем и становишься частью одного большого танца, продолжая неподвижно стоять на одном месте.
Я верчу головой в разные стороны, ищу его всюду…
Я сам не замечаю, как продолжаю смотреть ему в глаза

- Я не верю не единому его слову.
Нет никакого потустороннего смысла в натянутых над нами канатах. Просто…овцы здесь надевают волчьи шкуры, ещё чаще, чем волки овечьи! Поэтому это место называют Карнавальной Площадью.

Мне будет трудно найти её.
Она видела дьявола в переполненном вагоне метро.
Ей всё ещё кажется, что она держит возле уха трубку, она ничего не слышит кроме гудков.

Я просто продолжаю смотреть по сторонам. Всё растворяется в одном бешеном танце этой Площади, запутавшей миллионы разбросанных ночей в единый водоворот времени… когда края картин втянуты в позолоченные рамки, углы губ растянуты в улыбки и солоноватые языки пламени впиваются в чёрное небо.
Акутагава говорил о поцелуях смерти, я говорил о поцелуях света…
Ночи, когда всё вокруг пахнет порохом и корицей.

Позвони мне…
Я никак не могу выбраться из этого бесконечного вагона метро, запутавшегося в верёвках разбросанных ночей.
Это похоже на чей-то голос, который всё продолжает говорить на автоответчик, когда-то включённый, оставленный и навсегда забытый в комнате, наполненной пестрыми мотыльками.
***
Кошка

Никто не может сказать сколько поцелуев остается нам до нашей смерти...
Сможешь ли ты вспомнить наш первый поцелуй, касаясь моих губ в последний раз?

Мне трудно без неё...
Мы играем с окружающим нас миром в довольно странные игры. Каждый в свою. Я отвоёвываю от него куски свободы и дарю ей их в подарок при каждой нашей встрече.
- Ты так ничего и не понял, - говорит она.
Я согласен с ней. Врядле мне удастся найти ответы даже на половину вопросов, которые она мне задаёт.
Она читает мои дневники, мои старые письма и смотрит мои сны.
Она стрирает одну за другой все жизни, которые я прожил без неё...
Она считает, сколько жизней нам ещё осталось прожить вместе.

Я подхожу к ней и тихо шепчу на ухо:
- Пора возвращаться...

Наступает время возвращаться в те места, где нам было хорошо.
В полупустые просторные комнаты залитые жарким июльским светом, где дни заполнены томными ласками, где мы лежим на полу и слушаем звон колокольчика на ветру, где мы пьем терпкое вино и смотрим на бесконечное бирюзовое море, где ленивый ветер треплет белоснежные занавески...
где тёплый мёд времени стекает вниз по загорелой коже мироздания...

мы возвращаемся в те места, которым мы принадлежим....