ФИЗИОЛОГИЧЕСКАЯ ПРИЧИНА

Автор: Гавайская Гитара Женька ждала месячных, а они, гады, всё никак не приходили.
Иногда она просыпалась с утра с мыслью, что вот, сегодня... На переменках бегала в туалет, проверяла. Ни фига. Сухо и однотонно.
Впревые она услышала о "теме" от дворовых девчонок.
Рыжая Люда Савичева, почёсывая крупную веснушку палевого цвета на подбородке, сказала: "Из письки кровь будет идти. У Гельки из второго подьезда уже идет".
Гелька, крупная, добротно сработання женщина 12-ти лет, носила розовые гольфы и пользовалась бешеным успехом у комсомольцев-активистов.
"Как, то есть, из письки? - спросила ошарашенная Женька - Да ну... Враки".
Вечером спросила у маман.
Маман у Женьки была - что-то... Громоздкая и шумная, как атомоход "Сибирь". Зацикленная на жратве. Ко всему прочему, склонная к мелодраматизму в провинциально-театральном духе. Очень любила говорить о предстоящей одинокой старости и про "некому будет утку подать". Образ этой самой утки с бордовым клювом периодически настигал Женьку в жарких девичьих снах, заставляя её вскрикивать баритоном и просыпаться в испарине, запутавшись во фланелевой ночнушке, как в сетях мафии.
Маман, шваркнув на сковородку очередную партию котлет, сказала: "Правда. Только будет не течь. Капать".
Дала беглые инструкции. Сказала, если начнется, чтобы Женька не пугалась. Так должно быть.
Женька, прибитая новым знанием о жизни, побрела из котлетной кухни в тёмную комнату. Щёлкнула выключателем. Игривый блик отскочил от полированой поверхности нового трельяжа из венгерского гарнитура "Магда", завоёванного маман в нечеловечекой схватке за культурный быт.
Трельяж с некоторых пор занимал всё свободное пространство в нетяжёлой женькиной голове. Служил доминантой. Она проводила перед зеркалом дни и часы.
Зеркало было замечательным: гладким, прохладным на ощупь, с двумя отгибающимися створками по бокам, а главное - в полный рост.
Больше всего Женька любила, когда дома никого нет. Тогда можно было рассмотреть себя как следует. В трёх проекциях.
Придя из школы, она бросала портфель на полу у вешалки и неслась к трельяжу. У неё оставалось минут сорок. Потом придёт из школы рыхлый депрессивный брат Борис, затем - гружёная авоськами маман и, наконец, слегка ошпаренный "всем этом джазом" человеческий папа. Квартира заполнится звуками, запахами и разговорами.
Она раздевалась догола , оглядывала себя как бы сторонним взором. Потом - сбоку. Вид сбоку Женьку традиционно огорчал: у неё была ярко выраженная талия и довольно крутое "бедро", несмотря на вполне юный возраст. Сосед "снизу" Игорь Ядошливый, здоровый лоб и любитель изящного, едва завидев Женьку, томно закатывал глаза и театрально восклицал: "Евгения! О-о-о... У вас такая субстанция..."
Женька не знала, что такое "субстанция", но интуитивно понимала, о чём речь. Она ненавидела эту свою "субстанцию" и с завистью любовалась ровными по всей длине, без малейших изгибов, стандартными одноклассницами.
Женька поворачивалась спиной к замечательному трельяжу и изучала вид "сзади", двигая вверх-вниз маленькое зеркальце с пластмассовой ручкой. Ну, сзади было еще ничего. Терпимо.
Она начёсывала себе пышный чуб, как у запорожских казаков, потом, наоборот - убирала волосы назад, примеряя "открытое лицо". Искала оптимальный вариант. Абсолютную красоту.
Иногда она не выдерживала и спрашивала у маман: "Мама, я красивая?"
Маман демонически смеялась в ответ: "Тоже мне, королева Шантеклера..." Женька чувствовала подтекст но не обижалась, она просто не знала, как выглядит королева Шантеклера.
Время от времени ей почему-то становилось жалко себя. Она подползала к отцу, занимавшему незыблемую позицию "на диване", тихонько окликала:
- Пап.
Он выныривал из-под "Известий".
- Погладь спинку...
Странно, он никогда ей в этом не отказывал, хотя в других случаях, когда она обращалась с какими-то житейскими просьбами, обычно мычал:
- Э-э-э... Хорошо. Давай только завтра.
Папа нашаривал босыми ногами тапочки. Они шли в ее комнату, ложились вместе на кровать. На бочок. Папа подлезал рукой под женькину кофту и тихонько гладил ей спину. Очень нежно. Женька засыпала, утомлення и разбухшая от удовольствия. Папа на цыпочках выходил из комнаты, привычно огибая скрипящую паркетину.
Как-то Женька мылась в ванной и неожиданно обнаруажила тёмный одинокий ус ниже живота. Она стала его тереть мочалкой что было мочи, думала - грязь. Ус не смывался. Она осторожно потрогала его пальцем. Он слегка кололся. Женька вытерлась насухо махровым полотенцем, распрямила ус и разложила его в позиции "слева направо". Вышла из ванной. Ноги слегка тряслись от воленения.
Женьке хотелось быть взрослой. Всем девчонкам хотелось.
Она кожей ощущала эти нервные взгляды в переодевалке на физре: кто уже носит лифчик, а кто - ещё нет. Даже очень тощие девочки, у которых не было и намека на "прыщики", все равно носили лифчики с пустотой, чтобы чувствовать себя "продвинутыми".
Мальчишки это тоже втихаря обсуждали: кто - уже, а кто - ещё. На переменках играли в "таран". Шептались, собирались кучей, а потом по команде "старшого" сразбегу врезались в девичью толпу, сминали ее и лихорадочно щупали, что в руку попадёт, пользуясь неразберихой и обезличенностью. Иногда Женька чувствовала что-то похожее на обиду, когда чьи-то руки воровато и нервно шарили по её телу.
В один прекрасный день в женькином гардеробе появился предмет под названием "лифчик, размер #0". Женька ждала его долгие годы, почти полжизни.
Когда ей было лет 7 или 8, они с маман были на каких-то югах, и все девочки, даже младше Женьки, были в купальниках, а она - в трусах. И Женька ужасно смущалась, чувствовала себя голой, канючила у маман купальник, а та "разумно" объясняла Женьке, что - рано, у тебя там еще ничего нет.
Лифчик был голубой, атласный, с полоской сорочечных кружев по краю. Женька его обожала.
Проблема заключалась в том, что его нужно было периодически стирать и сушить в ванной. На глазах у изумлённой публики. В семействе, всё-таки, было двое мужчин. Женька была слишком трепетной.
Она с детства привыкла видеть в ванной маманские исполинские "штаны с начесом", голубые или цвета "мёртвой ноги", занимавшие всю батерею и беззастенчиво вывернутые ластовицей наверх: маман лишними комплексами не страдала. Даже будучи маленькой девочкой, не ознакомленной с основами этики и эстетики, Женька смущалась и поражалась.
Когда она впревые постирала свой великолепный лифчик, то устроила целую конструкцию из каких-то полотенец, чтобы максимально сокрыть факт просушки.
В один из дней классная руководительница Рената Васильевна устроила собрание отдельно для девочек. Инструкторивала. Отвечала на вопросы "из зала". Разрешила не ходить на физру тем, у кого "проблема". До урока следовало подойти к физруку Сегею Карлычу и назвать причину. Женька обомлела.
- Как это - назвать?!
- Так. Подойдешь к Сергею Карловичу и скажешь: "У меня - физиологическая причина", обяснила Рената.
"Ни фига себе, - подумала Женька - Кошмар".
Однажды Женька пришла из школы, зашла в туалет и увидела. На ней были трусы, которые она сама сшила на "труде": ситцевые, в бело-серую клеточку. Клеточки на трусах были замазаны кровавым следом неправильной формы.
Женька испугалась. Но только в первый момент. Просто от неожиданности. На секунду. Затем почувствовала себя значительной и важной. У неё даже походка тут же изменилась: из сортира Женька уже выплыла гордо и несколько "свысока". Зашла в ванную. Посмотрелась в зеркало. Помыла руки с мылом "Детское". Пошла жить дальше.

В детстве Женька часто думала, кем лучше быть: девочкой или мальчиком. Аргументы были такими: девочкой - лучше, потому что в армии служить не надо, и мальчики цветы будут дарить. Вообще - красиво ухаживать. С другой стороны, мальчиком - лучше, потому что рожать не надо, муки всякие болевые терпеть. И потом - никаких тебе физиологических причин. Одни только следствия. Красота!
В принципе, она до сих пор не знает, что лучше. Точнее, знает, но сомневается…