[ принято к публикации 17:56 30-03-2010 | Нимчек | Просмотров: 2159]
Кошелек для Фемиды
Он лежал на скамейке чуть поодаль оставленной кем-то пустой бутылки из-под пива «Балтика». Нежно-коричневый, кожаный, с блестящей застежкой и надписью «Моney» на толстом боку.
Петя подошел к скамейке поближе и огляделся по сторонам: нет ли рядом хозяина портмоне? Но парк в это не по-майски холодное утро был пуст. Только вредные коты, почуявшие запах сексуальной свободы и останков кальмара в цементной клумбе, злобно рявкали друг на друга. Рабочий люд, собиравшийся в парке по пятницам ради культурного времяпровождения, то есть распития недорогого пива с теми же кальмарами сушеными да чипсами, пребывал в состоянии тяжелого субботнего похмелья и на улицу не спешил. Юные студентики из расположенного неподалеку педвуза, тискающие на лавочках своих симпатичных и не очень девочек, сидели на занятиях: лекции по субботам никто не отменял. Работники коммунальных служб по субботам дремали, уставшие от своих ежедневных утренних уборок.
Петя в это утро возвращался с ночной смены из круглосуточного магазина, где он, молодой и интересный (судя по общему мнению незамужних продавщиц), работал охранником. Диплом станкоинструментального техникума не давал Пете никаких надежд на счастливое будущее и высокооплачиваемую работу, поэтому, отслужив полтора года в армии, Петр отправился работать охранником. Ему платили прилично и ставили в пример пьющим грузчикам и легкомысленным продавщицам, поскольку Петя не уважал горячительные напитки и не подмигивал нагло покупателям противоположного пола. Директор магазина не раз и не два предлагал молодому человеку составить протекцию при поступлении в институт торговли, но Петя неизменно отказывался: не было в нем ни тяги к высшему образованию, ни больших амбиций. Но это его ничуть не портило: директор доверял Пете больше, чем родной маме и жене. Ведь Петя относился к той медленно вымирающей породе людей, для которых слова «честь и благородство» — это не пустой треп за бутылкой или, скажем, отвлеченные понятия из известных фильмов Дружининой о гардемаринах, а неотъемлемая часть жизни.
Жить бы Пете в каком-нибудь восемнадцатом веке. Все более-менее знатные дамы сохли бы по нему и мечтали получить его титул и фамилию. А их оскорбленные поклонники дрались бы с Петей на дуэли. И хрен бы они его убили – Петя при росте сто девяносто весит сто пять и белке в глаз с дальнего расстояния попадает.
Но Петя родился в конце двадцатого века, когда знатные дамы предпочитают бесстыжих стриптизеров и наглых банкиров, а незнатные живут с алкашами и терпят побои. Оскорбленные поклонники не затевают дуэлей, а нанимают опытных киллеров. Короче, время смутное, предпочитающее обходиться без героев и пророков.
Петя поднял портмоне со скамейки и открыл. Денег в нем не оказалось, зато во внутреннем кармане имелся паспорт на имя Кузякина Ильи Львовича и фото прелестной блондинки в одном бикини. Рассудив, что блондинка никак не может зваться Ильей Львовичем, Петя раскрыл паспорт и выяснил, что Илье Львовичу уже тридцать восемь и проживает он по адресу: Лесная, 16, квартира 22 с женой Ольгой Ефимовной. Петя аккуратно отправил кошелек в собственный пакет и задумался о трудной судьбе Кузякина. Пришел человек в парк пивка попить и кальмарами похрустеть да забыл о делах насущных, и о собственном портмоне. Конечно, его и ограбить могли. Скажем, встретили его в темном переулке, дали по башке, денежки из кошелька вытащили, а сам кошелек и паспорт выбросили за ненадобностью. А может, и в живых Кузякина не оставили. Сейчас такое зверье кругом, НТВ вечером посмотришь – из дому вечером выйти страшно. Если не прибьют, так ограбят или изнасилуют. Человеческая жизнь стоит не дороже «Балтики».
Петя тяжело вздохнул и принял решение наведаться по указанному в паспорте адресу, чтобы выяснить, жив ли Кузякин и при необходимости помочь человеку. Не за вознаграждение, естественно. Исключительно по зову сердца. Хотя грузчики из магазина поступили бы иначе, раскрутив Кузякина на пару бутылок. Но они народ пропащий, у них сердце давным-давно зачерствело, как вчерашний хлеб, поставляемый местной пекарней.
— Паспорт, — коротко бросил Илья Львович.
— Ваш я Вам отдал, — пожал недоуменно плечами Петя, — какой еще?
— Ваш, — сказал Илья Львович надменно.
Петя вытащил из кармана куртки свой паспорт и протянул Кузякину. Тот открыл синюю книжечку на последней страничке и скрупулезно переписал Петины данные в аккуратный блокнот с надписью «Ежедневник бизнесмена».
— А какой у Вас бизнес? – поинтересовался Петя.
— У меня отличный бизнес, — отбрил его Кузякин, — я каждую копеечку потом и кровью добываю. Не то что Вы, нынешняя молодежь! Сколько ты за паспорт хочешь? – неожиданно фамильярно обратился он к Пете.
— Я не ради вознаграждения, — ответил Петя, слегка покраснев, — просто надо помогать хорошим людям.
Кузякин посмотрел на парня с недоверием. Он придерживался в жизни совершенно других принципов и благодаря им преуспел. «Надо помогать НУЖНЫМ людям», — считал господин Илья Львович, и мы не будем упрекать его в том. Он всегда шел навстречу тем, кто занимал высокое положение в обществе. В свои тридцать восемь Кузякин работал врачом-гигиенистом в городском центре гигиены и эпидемиологии (отдел гигиены питания, самый прибыльный), но амбиции имел непомерные и ждал со дня на день повышения по службе. Отец Кузякина, ныне покойный, отработал пятнадцать лет нотариусом в государственной юридической консультации. «В этой жизни надо всегда знать, на кого следует молиться, — учил он сына, — и знать, кого можно безнаказанно пнуть». Кузякин эту фразу заучил похлеще таблицы Пифагора.
— Но Вы, конечно, денежки из портмоне себе оставили, юноша, — вкрадчиво сказал Кузякин, — все пятьсот евро.
— В кошельке денег не было, — честно признался Петя.
То, что в кошельке было пятьсот евро, Кузякин, конечно, преувеличил. Там находилась небольшая сумма в рублях, эквивалентная примерно пяти евро. На эти деньги Кузякин рассчитывал приобрести для своей Ольги Ефимовны именинный тортик. Портмоне у него вытащили в автобусе: Кузякин считал, что машину содержать дорого, поэтому ездил на общественном транспорте. Иногда, в час пик, он даже не платил за проезд, маскируясь за спинами других пассажиров. «Если можно сэкономить, зачем платить?» — любил повторять папа Кузякина Лев Ильич Вейсман. Не Кузякин, кстати. Фамилию свою Илья Львович приобрел, сочетавшись в двадцать два законным браком с Ольгой Кузякиной. В то время евреев не любили, и Илюша Вейсман сбрил пейсы и стал Кузякиным на радость тестю и теще, людям простым и по-своему милым.
— И где мои денежки? – спросил Илья Львович.
— Я не знаю, — растерялся Петя, — я нашел кошелек. А в нем паспорт и фото. Больше ничего.
— Вы знаете, юноша, кто такая Фемида? – голос Кузякина приобрел сталь.
— Богиня правосудия, — ответил Петя, читавший запоем исторические романы и мифы.
Кузякин хмыкнул. Он был уверен, что этот необразованный молодой человек наверняка пробурчит в ответ что-то маловразумительное. Молодежь сейчас ничем, кроме секса и дешевого спиртного не интересуется. Вот этот стоит напротив Кузякина с абсолютно тупым выражением лица. О чем он думает? О том, чтобы еще один кошелек «стибрить» или о том, что господин Кузякин, уважаемый в городе человек, просто лошок какой-то, которому можно сколько угодно лапши на уши повесить.
— А богиня правосудия, хоть и изображается с повязкой на лице, на самом деле не слепая, — менторским тоном произнес Илья Львович, — и отвечать придется. Еще как!
— Мне пора, — сказал Петя, — паспорт я Вам вернул, а выслушивать Ваши обвинения у меня нет ни времени, ни желания. Прощайте!
— Мы еще встретимся, юноша, — прошипел вслед Кузякин.
Спустя три месяца на суде Петя не признал себя виновным в краже денег из портмоне господина Кузякина. Судья, полная женщина, страдающая гипертонией на фоне климакса и ухода супруга, к Пете отнеслась «по-доброму»: год условно, десять процентов зарплаты в кошелек государству. То есть Фемиде, как понял Петя. На лечение катаракты. Прокурор, юный и безусый, настаивал на двадцати пяти процентах и двух годах. Как после объяснил адвокат, обвинение всегда требует по максимуму.
Кузякин на суде держался вызывающе. В лице обвиняемого он наказывал всех тех, кто, в отличие от самого Ильи Львовича, еще имел какое-никакое представление о совести. Такие люди Кузякину были неприятны. Он считал, что в жизни следует быть хитрее. Злее. Он бы на месте Пети и не додумался бы принести найденный кошелек с паспортом владельцу. Благими намерениями вымощена дорога в ад. Или в местное отделение милиции.
— Вот так-то, юноша, — сказал он Пете по окончании процесса, — вот так-то.
Петя посмотрел на Кузякина недобро. Илья Львович подхватил свой кожаный портфель, в котором плескался дорогой греческий коньяк (подарок от заведующей столовой, которая всегда шла навстречу НУЖНЫМ людям в обход санитарных норм и правил), и удалился с гордо поднятой головой, на макушке которой уже просвечивала изрядная плешь.
Еще через год, когда срок выплаты процентов в бездонный кошелек Фемиды подошел к концу, Петя неожиданно встретил в городском сквере неподалеку от места своей работы Илью Львовича. Работник санитарно-эпидемиологической службы возвращался с очередной проверки довольный и веселый. Судя по тяжелому портфелю, проверка прошла удачно, и хорошее отношение работников кафе к Илье Львовичу, помноженное на определенное количество качественной выпивки и закуски, позволили последнему закрыть глаза на мелкие недочеты.
Петя шел навстречу Кузякину. Когда между ними оставалось расстояние в каких-то восемьдесят сантиметров, Илья Львович поднял глаза и встретился взглядом со своим неприятелем. Лицо его, еще мгновение назад цветущее, приобрело бледно-зеленый цвет. Он испуганно осмотрелся по сторонам, ища возможной поддержки в случае нападения.
Петя снял с него очки, и, бросив на тротуар, растоптал и дорогую оправу, и стекла. Илья Львович застыл как соляной столб, в которого превратилась жена Лота.
— Зачем тебе очки? – спросил у него Петя. – Ты все равно абсолютно слепой. Как она.
— Кто? – отмер Кузякин.
— Фемида.
Петя посмотрел в последний раз на своего обвинителя и решительно зашагал прочь. Кузякин остался стоять на месте, широко разинув рот. К нему подошла молодая девушка.
— У Вас ничего не болит? – с тревогой спросила она.
— Душа, — хрипло ответил Кузякин.
Каждое утро рассвет одинаков - В небе заря занимается ярко, Зёрнами вспухших невиданных злаков В нём облачка, и огромная арка Радуги, если дождишко пролился, Птицы сквозь арку проходят, как гости, Ласточки, гуси, везущие Нильса, Плавно скользят на горящем норд-осте....
Мысля себя, как живой пустоты структуру, простой морфологией — формой, чей ясен лик, доцент философии Иммануил Верхотуров мрачно взбирается на наивысший пик. Там озирается он, не идет за ним ли, чтоб озарить бытие, кавалькада дней (ты приглядись, как торжественно трутся нимбы, искры огня высекая, о сути нерв)....
Тамара родилась в Сибири, В ничем не славном городке. Когда ей минуло четыре, Отец ушел. И, тут, в пике Сорвались жизни двух девчонок (Тамара – старшая сестра). Их мать – сама ещё ребенок, Вставала с раннего утра, И уходила на работу, Где гнула спину за гроши, Пока не встретила кого-то, С кем загуляла от души....
Перфоратор, сверла, дрель, гвозди и стамески, приуныли вы теперь, типа - неуместны. Сварку, бур покрыла пыль, но спросить нельзя им: неужели нас забыл бодрый наш хозяин? Может быть он заболел, иль случилась драка, так-то вроде, крепкий чел, но… бывает всяко....
Нет, ну в рот то почему не сунуть? под очки, а потом топтать