Альтернатива

Автор: Шева Две черты заметно отличали Ивана Ильича от сослуживцев.
Не в лучшую сторону, надо заметить.
Первая — это какая-то преувеличенная, доходящая до странности и принимающая, иногда, чего греха таить, уродливые формы, нерешительность. Причем усугубленная пустопорожним философствованием на совершенно неожиданные, но, как правило, идиотские темы.
Например: а как ежики ебутся? после которой по счету кружки человеку можно насцать в пиво и он не врубится? автор штуковины «с крылышками» — женщина или мужик?
Чтобы долго не рассусоливать, представьте «в одном флаконе» Новосельцева и Васисуалия Лоханкина. Понятно, да?
Вторая же черта заставляла вспомнить незабвенных героев хоррора, — мистера Джекиля и мистера Хайда. Ибо, как говорится, редко, но метко Иван Ильич мог сорваться и пуститься во все тяжкие по алкогольной стезе с непредсказуемыми последствиями.
Посему народ в конторе относился к Ивану Ильичу с одной стороны, со снисходительной усмешкой, — что с больного на голову возьмешь? С другой стороны – с некоей опаской, — а хрен его знает, какой фортель сей умалишенный может выкинуть? И, на всякий случай, сторонились его.
Чем, в общем-то, Иван Ильич нельзя сказать, чтобы был опечален.
Но иногда, на подсознательном уровне, он ощущал, что общения не хватает.
Тогда становился он грустен и задумчив. Но затем всегда придумывал какой-нибудь, как он называл на манер царя Петра, — кунштюк. То есть нечто исскуственное, но, опять же, как говаривали в те старые времена, — плезирное.
Вот и сегодня, тридцатого декабря, Иван Ильич собирался уже покинуть офис после предпраздничной пьянки. Но отягощенный некоим количеством праздничной огненной воды, он ощущал в душе некоторое смутное беспокойство. Брожение дум, так сказать.
- Может, поехать к блядям? – вдруг нагло и выпукло обозначила себя мысль, которую он последние полчаса настойчиво пытался засунуть себе в одно место.
Под словом «бляди» подразумевались стриптизерши из одного полюбившегося ему последнее время стрип-бара.
- Не-не-не! – возопили остатки разума, — Опять — упивание до поросячьего визга, просирание бабок! Не-не-не! Домой!
Если бы Иван Ильич был двадцатипятилетним или тридцатилетним распиздяем «от кутюр», здесь автор с вероятностью десять к одному легко бы предсказал, какое решение принял бы Иван Ильич.
Но Иван Ильич, несмотря на незавидную должность в конторе, как ни странно, имел представительный вид и презентабельную внешность уверенного в себе сорокалетнего мужчины, крепко держащего Бога за бороду.
Поэтому путем несложного аутотренинга, а именно, — три раза подряд повторив фразу, — Сигизмунд! Не делай этого! — он развернул нос своего корабля, выражаясь высоким штилем, в домашнюю гавань.


…Дома было хорошо.
Как влитые, сели на ноги дамошние тапочки. Теплый махровый халат, как обычно, заставил почувствовать себя патрицием. Кошка, на правах второго человека в доме, довольно мурлыча после поглощения вечерней порции сухого корма, потянувшись передними и задними лапами, огромным пушистым поленом вытянулась у его ног. Кайфуя от такого родного домашнего уюта, Иван Ильич с любовью сервировал перед телевизором журнальный столик.
Маслины, мацарелла, конфеты, мандарины. Поставил только-только початую бытылку Бэйлиса. Сел в кресло.
Налил. Выпил. Забросил в рот две маслинки. Пощелкал каналами. Видеоряд давно приевшихся эстрадных рож, натужно изображающих довольство собой на их празднике жизни, энтузиазма почему-то не вызвал.
Выпил вторую. Закусил двумя дольками мандарина. Потянулся к книжной полке. Взял томик Довлатова. Открыл наугад.
- Мне нельзя, чтоб хоть капля спиртного в рот попала. Я становлюсь как самосвал без тормозов. Останавливаюсь толька в кювете…
Задумался.
Отложил книгу. Налил третью. Закусил сыром.
Погрустнел. Вспомнил. Кого-то. Или что-то.
Налил еще. Выпил, не закусывая. Потянулся, как котяра. Резко поднялся.
И вызвал такси.


…Злачное место встретило Ивана Ильича как всегда. То есть — хорошо. И в ожидании очередных подвигов.
Когда он вошел в зал, девчонки-стриптизерши сидели тесной сплоченной стайкой за одним из столиков, лениво обсуждая то ли вчерашний вечер, то ли перспективы нынешнего. Музыка уже играла, но они еще не танцевали. Или – потому-что было еще рановато, или – потому-что не было клиентов.
Иван Ильич в этот вечер оказался первым. Поэтому и встречен был радостными возгласами. Как нечасто заходящий, но нежлобящийся постоянный клиент.
Заказанные им для девчонок две бутылки шампанского тут же «подняли градус» встречи до киношно-михалковского, — Ой! Да кто же эт к нам приехал?! — Да наш барин дорогой!
Себе Иван Ильич традиционно взял водки.
В ходе дурашливого светского разговора «ни о чем» Ивану Ильичу была представлена рыженькая новенькая, — Анжела. Девчонка была высокая, но не худенькая. «Кобылистая», как он называл. Ему нравился такой типаж.
…Когда в зал зашло еще пару человек, девчонки начали танцевать.
К этому времени Иван Ильич уже приканчивал вторую сотку. Когда к шесту выдвинулась Анжела, Иван Ильич поднялся, подошел ближе и начал смотреть, что же новенькая умеет.
Была у него такая фишка – становится близко у шеста и, как смеялись девчонки, — «строить глазки». Вот и в этот раз, когда Анжела, вращась вокруг руры с широко раздвинутыми в шпагате ногами, сползала по шесту вниз, Иван Ильич сделал даже полшага вперед, чтобы поймать ее взгляд.
Вдруг что-то отвлекло его внимание. И он на миг повернулся лицом к барной стойке.
В этот момент Анжела, довольная, что первый блин, а точнее – первый вечер явно не комом, — вон какой видный мужик на нее запал, томно закрыла глаза.
Продолжая свое вращение в шпагате.
Это была ошибка «молодого бойца». Или – бойцыци. После которой вечер перестал быть томным.
Увесистая туфля стриптизерши на многосантиметровой платформе из прозрачной пластмассы с хорошего замаха ебанула Ивана Ильича аккурат по носу.
Учитывая фактор неожиданности и количество выпитого, Иван Ильич, будто подкошенный, рухнул на пол заведения. Йобнувшись при падении еще и затылком.


…В больничной палате Иван Ильич скучал. После очередной процедуры и перевязки он лежал на спине, пытаясь разгадать потайной смысл желтых разводов на сером потолке.
Вдруг он нахмурился. Взгляд уставился в одну точку. Задумавшись над вопросом явно уровня никак не ниже, чем — Быть – или не быть? или – Что делать? и наморщив лоб, он неожиданно выпалил, обращась непонятно к кому, — Но была ли альтернатива?!
Его философские рассуждения были нарушены шумом в коридоре перед палатой.
- Куда?! Низзя, я сказала! Кому говорю?! Да еще без халатов! Ша! Стоять!
Первый слог последнего слова из уст самой строгой нянечки Зойванны прозвучал еще в коридоре, а вот «ять» — уже по эту сторону двери. Которую, заскочив к ним, Зойванна тут же захлопнула и даже прижалась к ней задом, будто пытаясь защитить обитателей палаты от нашествия неведомых пришельцев.
- Иван Ильич! А это – к вам! Делегация целая!
- Кто? Да быть не может! У меня и нет-то никого! – удивленно возразил Иван Ильич.
Зойванная поджала губы и на слова Ивана Ильича в свою очередь, возразила аргументом, — Там и думала я, что в тихом болоте…Говорят — из профсоюза! Пять штук. И смеются, и зыркают бесстыже. Я им говорю – не бывает таких профсоюзов! А мне их главная, рыжая такая, кобыла! прости Господи, отвечает – а мы — из независимого профсоюза!
Альтернативного!