Всё упирается в рыбу

Автор: Антоновский 20 февраля 1974 года американский фантаст Филип Дик, открыл дверь девушке из аптеки, которая принесла ему обезболивающие лекарства. Накануне Дику вырвали зуб мудрости, и теперь он мучался боли.
Черноволосая девушка в куртке с красным крестом, имя которой история не сохранила лучезарно улыбалась несчастному писателю, жизнь которого и отнюдь не из-за зубной боли превратилась к тому моменту в подлинное безумие.
Дик, не сводил глаз с кулона, который весел на шее девушки.
“Всё упирается в рыбу” – напишет в 90-е годы Алина Витухновская, совсем по другому поводу.
- Почему рыба? – спросил Дик указывая на кулон.
- Рыба, символ раннего христианства – ответила аптекарша.

Больше писателю-фантасту объяснять было ничего не надо.

* * *

Она любила Джима Моррисона, Яна Кёртиса, Гэрри Олдмана, выросшего Макалея Калкина – и утверждала, что за красоту можно всё простить. Ей исполнилось 20 лет, а её татуировке – год. На портаке, который располагался у локтевого сгиба, на 10 сантиметров ниже запястья, была изображена роза, оплетенная колючей проволокой и перечеркнутая автоматом-калашникова. Пол года назад она поймала себя на мысли, что нажирается каждый день. Она жила в России 2011 года, в городе Санкт-Петербурге, она училась на экономике в университете сервиса и какого-то туризма, и ей хотелось новых мужчин.

Её притягивало западное – американские сериалы, американская контр-культура, американская рок-музыка. Она сходила с ума от этой эстетики – в её голове несколькими измерениями стояли американские 60-е, американские 70-е, американские 80-е. Ей нравился американский флаг, но опаленный, смятый – с которого пятиконечные звезды, как пиктограммы смотрят на тебя с особым цинизмом. Ей нравилось американское зло.
Она готова была полюбить Сталина – если воспринимать Сталина – как рок-звезду. Так она говорила программисту, щетинистому в модных очках Ray Ban – с которым она трахалась, под портретом Сталина, который висел у того над кроватью.

Во рту ещё оставался привкус виски, между сигаретами они смеялись, за огромными окнами новой квартиры, в которой жил программист черное небо, казалось, отражало фары проезжающих мимо по проспекту машин.

Накануне она видела странный перформанс – бездомные- алкаши с оплывшими лицами-синяками переоделись в рыб. На них были надеты разные костюмы: селёдок, лососей, окуней, акул, дельфинов. Они ходили и стреляли деньги на бухло, у каждого при этом в руках уже было какое-то поило. Бред, галлюцинация, откровение – теперь она рассказывала об этом программисту, а он как-то неловко шутил на эту тему.

У него было много книг Чарльза Буковски и кажется ей в нём нравилось именно это. И больше ничего.

* * *

- Раньше я боялся красных, но теперь, теперь то я понимаю всё величие этой задумки. Да красные были излишни, жестоки, но ведь и Ветхий Завет весь написан на крови. Красная империя это есть Ветхий Завет! – мужчина, выпустил дым из седой бороды.
Он почти не изменился, был точь-в-точь таким, каким его изображали на задней обложке его книг: окладистая борода, высокий лоб, низко посаженные глаза – Филип Кинред Дик собственной персоной, и это не было галлюцинацией. Её ладонь лежала на его ладони жилистой в седых волосах, они сидели за барной стойкой на верхней террасе Мода. Он цедил минеральную воду и курил одну за другой сигареты.
- Поэтому вы приехали в Россию Мистер Дик?
- Именно поэтому – и то что я всё ещё жив, только подтверждает это! Подтверждает все, что я сказал! Черт возьми, это подтверждает все, о чем я говорил. Я приехал в империю Красного Ветхого Завета, – который пал здесь, пал под мечами капиталистов-римлян. Пал и сдался Америке. Я приехал, чтобы застать здесь победу Нового Иерусалима. И это точно, я её дождусь – он наклонился к ней и шепнул в самое ухо, его русский казался безупречным, но было в нём, что-то, что выдавало американца, небольшое, еле заметное отделение слогов – нас здесь
мно-го дет-ка.
- Закажите мне ещё виски, мистер Дик.
- Эй, Девушка, налейте ей ещё двойной Джеймисон!

Впрочем девушка и так уже лила ей виски в бокал.

* * *

Летней субботой в Меге полно народу. Она ходит здесь одна. Магазины стоят раскрыв рты, как будто ждут, чтобы переживать тебя. Здесь легко представить себе пустоту. Закрыть глаза, как будто бродишь по пустому помещению, по туманному коридору или по ограниченной стенами степи.


Империя никогда не исчезала – знал Филип Дик, когда стоял и смотрел на кулон аптекарши в своих дверях. Он окончательно понял в тот момент, что живёт в 70 году от Рождества Христова, в 70 году без всяких тысяча девятьсот, в Римской империи, он первохристианин, и он должен сражаться. Спасителя распяли, но он скоро вернётся. И сейчас – он должен идти в бой, за Него.

Император Веспасиан Тит Флавий захватил Иерусалим.
Римские солдаты ворвались в храм. Они встретили сопротивления тысяч зелотов, готовых гибнуть за свою веру. Они бросались на римские мечи, и гибли в огне. Но храм был разрушен.
Фактически с этого момента, с того момента, как старая империя – Ветхозаветное Христианство, потеряло своё святилище, начинается новая история.



Откуда ей было это знать? Она родилась в 1991 года. В год когда красный флаг упал и на его месте поднялся новый трехцветный. Когда сюда хлынула западная свобода, западная эстетика, западное кино, музыка, образ жизни, сама западная жизнь. Которая нежно качала её все 20 лет в колыбели и шептала свои сказки на ухо, формировала её.


Некоторое время она гуляла по Заре. Мальчишка – кассир, кажется знакомый, кажется откисали на одной вписке на прошлой неделе. Теперь он смотрит на неё, как-то особенно странно. Буквально буравит взглядом, будто знает что-то – да плевать. Вот это хорошее платье, если одевать с кожаной курткой … или наоборот как-то гуммозно? Спросить у него, что ли подойдёт. Да откуда он может это знать? Кто может знать? Кто может знать? Кто может знать?

* * *

- Или ты будешь отрицать, что Америка – это великая культура?
- Америка это новая Античность окей! Все эти боевики – это новые Мифы Древней Греции. Терминатор, Рембо.
- Супермен!
- Да да – конечно Бэтмэн и Супермэн, Стартрек.

У него на полках сплошь Стивен Кинг. Стивен Кинг, которого сбивает грузовик. Когда в ней член этого парня – басиста из хип-хоп группы, она смотрит на полку и про себя читает названия – Кладбище Домашних Животных, Безнадега, Колдун и Кристалл, Сияние, Всё Предельно, Зелёная Миля, Четыре Сезона, Оно, Томинокеры, маленькие покет-буки – Иногда они возвращаются и Знаете они классно играют, Эрлихман – Стивен Кинг – Король тёмной стороны, потом снова – Роза Марена, Мизери, История Лизи …
Когда он кончает она доходит до Кэрри.

На кухне он разливает чай, добавляет в него лимон и коньяк. Говорит – Очень крутой коктейль.
- Америка это новая античность – окей.

Им обоим нравится эта тема. Он не помнит где это прочитал. За окном утопает в темноте квадратных глаз многогеометрическое чудовище спального района. Ей наплевать.

* * *

Когда-то мистер Филип Дик держал такие же вписки, как те, на которых тусуется она. Сборище наркоманов, у каждого из которых своя паранойя. Многие их имена можно прочитать на последних страницах повести Помутнение.

Где-то на другом стороне шарика, Александр Проханов – ездит в свои первые командировки на Домаский и в Жаланашколь, он подмечает черты Красного Ветхозаветного колеса. Он знает, что на Истре существует Новоиерусалимский монастырь. Он верит и останется последним непоколебимым в своей вере в красную пасху, и имперскую мощь. Но, наверное, не знает, что в Фуллертоне, в Америке, к американскому писателю фантасту придёт девушка из Аптеки с кулоном-рыбой на шее.

- Саша Проханов – ты его знаешь? – говорит мистер Дик, когда она уже почти допивает свой двойной Джемисон.
- Я не знаю многих из них по фамилиям, если он тусуется на вписке, наверное, видела.
- Окей – говорит мистер Дик и смотрит сквозь холодильник с пивом, куда-то в даль.


* * *

- Хорошо ты говоришь, но Ян Кёртис тоже умер за любовь, за любовь, которая порвёт нас на куски.

На летней террасе в каком-то шалмане возле Просвещения она пьёт пиво с кассиром из Зары. Кажется он не слышит её последней реплики.

- Ну, теперь у тебя всё сходится? Если Америка это Новая Античность и Римская Империя одновременно, если Советский Союз был Красным Ветхим Заветом, и если сейчас мы оказались захвачены Римом, то именно здесь и должен появится Новый Иерусалим.
- Где я могла тебя видеть?
- Я подмигнул тебе. Ты ушла в ванну курить гашик. Это было 5 дней назад, на Старой Деревне. У такой блондинки, забыл, как её зовут.
- Вероничка.
- Да точно Вероничка.

Вечереет. Перекресток возле метро напоминает стартовую площадку авторалли маршрутных такси. Прохожие – восторженные зрители.

- Мы исполним твою мечту. Ты окажешься в Америке 1974 года, тебе надо будет принести обезболивающее домой одному человеку.
- Это как-то связано с наркотиками?

Он мотает головой.

- Ты кажется, ничего не поняла.

Роется в карманах. Достает золотую цепочку с кулоном в виде рыбы.

- Держи. Ты должна обязательно надеть это. Ты же хорошо знаешь английский. Если он спросит – скажешь что это символ веры ранних христиан.

Он одевает цепочку ей на шею. Целует её в щеку.

- Победит любовь. Нас много.

Мимо них с диким ревом стартует 121-А.

* * *

В феврале здесь достаточно холодно. Не так как в Петербурге, но всё же. Ей приходится идти в теплой куртке. Чтобы мистер Дик, увидел кулон она расстегивает молнию на груди. Америка 70-х, напоминает родной далёкий южный город. Здесь совершенно скучно. Эстетика — разве что в маленьких музыкальных магазинчиках – ну впрочем, сейчас, эти все обложки и постеры живут в интернете, и на фотографиях нет такой – какой-то забирающей, и пленящей в раздражение тоски. Она летит на скутере по улицам с маленькими одноэтажными домами и ловит себя на мысли, что наверное навсегда разлюбит эту эстетику. Дует ветер. Черные волосы развиваются, и засасывает куда-то, словно они соприкасаются с Петербургом 2011-го года. По крайней мере, ей так кажется, кончиками этих самых волос.

Какого чёрта – ни одной живой души. А этот парень, который таскает коробки на складе. Отвратительный в прыщах и красной бейсболе. Но всё же с каких-то её любимых снимков. Он трахается совсем плохо, норовит засунуть в рот грязные пальцы, и воняет, как свинья. И ей плевать, что он слушает Yarbirds и Velvet Underground, ей кажется, хочется в Питерское лето, ей хочется света, мороженого и большой любви.

* * *

- Я узнал тебя – мистер Дик трогает её волосы. – я кажется, узнал тебя детка – он обнимает её.

Молодой парнишка бармен, который работает в паре со своей подружкой, подмигивает ей. Типа, пристал старикан?

- Давайте ещё виски мистер Дик.
- Я узнал тебя – одними губами повторяет он.
- Поймите меня правильно мистер Дик, у нас большая разница в возрасте – она уже знает, что поедет с Андреем, парнем который классно делает бит-бокс.
- Знаешь, почему они послали именно тебя?
- Не надо колы – шипит она бармену, когда слышит, как тот уже открыл банку чтобы подлить ей в стакан.

* * *

- Потому что и блудница может спастись. Это была религия разбойников и блудниц. Но посмотри, как эта идея за 2000 лет поменяла мир.

У кассира из Зары в квартире чисто. Какая-то идеальная белая чистота. Может влюбиться в него?

- Ты что сам убираешься?

Он растеряно смотрит на неё. Задвигает куда-то ногой Плейстейшен. Так что джойстики по паркету гремят.

- Ну да.

Она кидает взгляд на зеркальные двери шкафа-купе.

- Платье то гуммозное, чтож ты мне напиздел?
- Да прекрати ты нормальное платье. – Он обнимает её.
- Да и ты будешь со мной ходить, если я буду в нём.
- Я буду с тобой ходить.
- Да, забей, не надо таких жертв, я не буду в нём ходить.

Отчего то они оба ржут. А потом целуются, отражениями в здоровом зеркале напротив.