НОГОЮ ТВЁРДОЙ СТАТЬ ПРИ МОРЕ

Автор: Сергей Маслобоев моему любимому городу посвящается

На старинных картах Санкт-Петербурга первое, что бросается в глаза это огромные кладбища, окружающие город со всех сторон. Одна Волхонка тянется на десятки вёрст. Город за три века разросся колоссально, и теперь это фешенебельные районы. В наши дни, гуляя по блистательному «парадизу», вряд ли кто задумывается, что ходит по костям. Хотя,… Что у нас в России построено не на костях?

Подневольный работный люд со всей Руси сгоняли сюда тысячами. И умирали они тут тысячами. Умирали от непосильного труда. От жутких условий. От сырого климата. Частые наводнения затапливали болотистые берега, заливали жилые землянки, сносили шалаши, размывали окрестные кладбища. По Неве плыли гробы. Тогда это было делом обычным.

Город заложили в самом начале лета 1703 года, как только русские войска заняли устье Невы. Ох! Тревожное это было лето! Строительство новой столицы и защита только что отвоёванных территорий требовали усилий невероятных. Санкт-Петербург возникал на глазах неприятеля, грозившего ему нападением и с моря, и с суши. Эскадра вице-адмирала Нуммерса рейдировала близ невского устья. Корпус генерала Кронгиорта стоял на берегах реки Сестры. Это меньше, чем в 20 верстах.

Шведское государство было огромной и очень сильной державой. А на западе у России два таких соседа, как немцы и поляки. И ещё на юге – турки. А Англия, какая мощная была. А мы были самые богатые. И все считали, что превратить спящую, неповоротливую Россию в колонию просто. И все хотели этого.

А земли здешние были исконно русские, освоенные ещё новгородцами. Древний путь из варяг в греки проходил именно тут. И русское государство никогда не оставляло попыток вернуть этот край. Бились здесь дружины Александра Невского. Воевали эту землю стрелецкие полки Ивана Грозного. Но на рубеже 17-18 веков для России вопрос встал категорически. Остаться державой или превратиться в жалкую кучку разрозненных губерний в лапах «немцев».

Пётр был далеко не первым ребёнком в семье. И не от первого брака. И по законам престолонаследия того времени не должен был стать царём. Но именно его судьба наделила самодержавной властью и возложила на него гигантское бремя ответственности за великое дело. Личность царя Петра Алексеевича очень противоречива. Всё уживалось в этом человеке. Наряду с крайней жестокостью, граничащей с садизмом, нельзя не восхищаться его неудержимой целеустремлённостью и талантом.
.........................
Из донесения первого губернатора Санкт-Петербурга Александра Даниловича Меньшикова государю: «Мой господин капитан, здравствуй! Зело милость вашу мы здесь ожидаем. При сём доношу вашей милости, что господин вице-адмирал Нуморс, который перед устьем стоял, виват октября 1-ого отдав не беспечально о том, что за противным ветром больше кораблей в устье не ввёл, и так отъехал. За сим здравие милости вашей господу всемогущему в сохранение предаю.
Александр Меньшиков».

Получив столь радостное известие, Пётр, инспектировавший спуск новых кораблей на реке Свирь, немедленно отправился в Санкт-Петербург. Здесь Меньшиков доложил ему, что шведская эскадра, по его сведениям, удалилась на зимовку к Выборгу, и что Финский залив перед Питером свободен от кораблей противника.

Остров Ретусари. Русский десант высадился неожиданно. Атака развивалась настолько стремительно, что когда гвардейцы Семёновского полка ворвались во вражеский лагерь, он был пуст. Противник, не оказав никакого сопротивления, в панике бежал. Посредине лагеря кипел огромный котёл с похлёбкой. В этот день шведам пообедать не удалось. Ретусари был переименован в остров Котлин. А на гербе славного города-крепости Кронштадта, впоследствии выстроенного здесь, и по ныне кипящий котёл.

Уже наступили морозы. На Неве появились первые льдины. Но время не давало передышки… Пётр на яхте, сопровождаемой галиотом, вышел в море на стратегическую рекогносцировку:
-До моря дошли, а как закрепиться на нём, пока ещё нет мощного флота? Чем оборонить новорождённое детище – Санкт-Петербург?

Котлин остров, пустынный и необитаемый, стоит на подступах, от него до Питера 25 вёрст. Чем не крепость? Чем не часовой у входа в Санкт-Петербург? Пётр сам с лотом в руках промерял глубины вокруг Котлина; определил, что к северу, со стороны финнов, для кораблей море непроходимо – сплошные камни и мели, а на юг, к Ингрии, — фарватер свободен, открыт… Значит… Ежели построить на Котлине изрядную фортецию да на пушечный выстрел от неё к югу, при самом фарватере, ещё крепость воздвигнуть, Питер будет защищён, как Царьград Дарданеллами…

И в Петербурге и, по возвращении из него, в Москве Пётр всячески обдумывал это дело. Прикидывал. Вычерчивал кроки. И вот, наконец, зимой из Воронежа прислал Меньшикову плод своих замыслов: собственноручно изготовленную модель крепости, предполагаемой к сооружению на подступах к Санкт-Петербургу. Государь повелел: в зимнее время, когда лёд будет на самом корабельном проходе, опустить в море, в назначенном месте деревянную крепость, нагрузив её камнями, и в сей крепости поставить пушек, сколь можно.
.........................
Напрасно охрипший от крика поручик хлестал нагайкой по людским спинам и крупам животных. Лошади храпели и на лёд идти отказывались. Испуганные крестьяне, моря и в глаза-то никогда не видевшие, пятились. Но волю государя надлежало исполнять.

Истово крестясь, ярославские мужики, нещадно мордуя лошадей и безбожно матерясь, заскользили лаптями с крутого берега. И пошли! Пошли! Заиндевелые лошадки вереницей потянули сани с грузами по балтийскому льду. Надо было торопиться. Работа не прекращалась даже ночью. Ёжась под пронизывающим ветром, Преображенские гвардейцы выстраивались в цепь с горящими факелами в руках, указывая путь. На льду соорудили огромный сруб. И всю зиму заполняли его камнями. А весной сапёры подрубили уже слабеющий лёд. И сруб, обрушившись вниз, с грохотом лёг на грунт. Образовался остров. Новую крепость назвали «Кроншлот», или «Коронный замок». Так был заложен первый форт. Потом вокруг Кронштадта их появятся десятки.
.........................
Шведская эскадра, попав в густой туман, вынуждена была встать на якорь. Адмирал Нуммерс допивал утренний кофе в превосходном расположении духа.
-Фарватер хорошо известен. Туман скоро рассеется, и ничто не сможет помешать доблестному шведскому флоту, исполнить указ короля. С вознёю русских в устье Невы будет навсегда покончено,-
его размышления прервал вахтенный офицер, предложивший ему подняться на палубу.

Ветер разгонял последние обрывки тумана. Адмиралу подали подзорную трубу.
-Но здесь же нет никакого острова,-
растерянно забормотал он. Но остров был! И в подтверждение этому новенькая батарея жерлами орудий взирала с острова на корабли. На противоположной стороне фарватера стояла ещё одна батарея.

Сквозь оптику Нуммерс отчётливо видел решительные лица русских канониров, зажигающих запальные фитили. Долго рассматривал усатого бомбардирского урядника, нетерпеливо сжимающего в руке эфес палаша.

Да! Вице-адмирал Нуммерс очень боялся не исполнить волю короля. Но, подставить эскадру под перекрёстный огонь береговых батарей, было ещё страшнее.
-С якоря сниматься! Курс на Стокгольм,-
хлопком ладони адмирал сложил тубус трубы.

-Ура-А-А!!!-
неслось над батареями. Летели вверх шапки. На бруствере обнимались русские солдаты.

Впереди Гангут. Ещё будет Полтава. Но уже, подобно фрегату, поймавшему парусами ветер, молодая Россия на глазах у всей Европы под грохот орудий входила в Балтику, твёрдо вставая на её берегах.