1899

Автор: Ромка Кактус Голод в российских деревнях зимой 1899-ого года, мужики и бабы, скинув промокшие лапти, оледенелыми пальцами ног в зажорах ищут остатки пищи, вывезенной из деревни в качестве подати. Небольшое количество зёрен, упавших с баржи во время погрузки. Руки у крестьян чёрные, в язвах, нарывах, кровоточащих трещинах – результат тяжкого труда. Руками, больше похожими на клешни, они не способны добывать изо льда зёрна, поэтому делают это с помощью ног.

Молодой крестьянин с пшеничными волосами держит в пригоршне несколько зёрен, греет их паром изо рта.

- Хлеб. Хлеб, — сиплый, простуженный голос.

К нему подходят дети, мальчик и девочка, с опухшими бледными лицами. Грязный синий шарф закрывает мальчику нижнюю часть лица. Дети тянут руки к мужчине, а он отворачивается от них.

Дети молча разворачиваются, чтобы уйти. Парень окликает их. Он делит добычу пополам между ними, смотрит, как они разом проглатывают всё, с улыбкой оседает в сугроб. В его распахнутых глазах замерзают слёзы.

В это время в Петербурге парад в честь императора превращается в показ мод. Военные снуют по подиуму в новых мундирах. Экстравагантный фасон, кричащие краски, золотые блёстки, этикетки «Кожа России». Полупрозрачные лосины рельефно подчёркивают мужскую анатомию, сзади вырез или так называемый «башенный люк» на крючках. Отороченные мехом флуоресцентные гульфики стреляют в зал лучами доблести, заряжая батареи патриотизма публики.

- С такой армией нам никакой пруссак не страшен!

Пьяные красные рожи обывателей словно калейдоскоп мерзости с картины Босха.

Сам император и его родственники на прекрасных лошадях делают газовый смотр войскам. Солдаты нагибаются к земле и салютуют из задниц.

- Орлы, — хвалит император, зажимая ноздри надушенным платком и вытирая навернувшиеся на глаза слёзы радости.
- Последнее слово в военном деле, — закрыв лицо париком, говорит министр обороны. – Русский дух. Скоро у нас будет дирижабль, наполненный Русским духом, и тогда Германия и Австро-Венгрия будут ползать перед нами на карачках, вымаливая самые унизительные для них условия мира. И это только начало, Ваше Высочество. Представьте себе эскадрилью пердячих истребителей на реактивной тяге… Завоевав весь мир, они поднимутся за облака, — министр поднял палец, — чтобы там сразится с Небесным воинством! Отравленные смрадом, ангелы падут, и тогда мы сможем установить собственные критерии святости.

Барыни на рысаках въезжают в витрины ювелирных магазинов, швыряют продавцам добытые гнусностью и развратом деньги. Их мужья, директора и министры, в конторах заняты увеличением собственных зарплат, а также поиском дополнительных источников дохода.

- Земля обильна, народ трудящ – кто-то же должен тратить всё это богатство, — первый закон государственного чиновника. – Это называется «освоением бюджета». Бюджет должен быть освоен полностью: если потратишь не всё и что-то останется – в следующий раз дадут меньше. Если потратишь всё, что дали, и умудришься наделать долгов, это будет дополнительным стимулом для трудящихся производить ещё больше благ. Таким образом, хороший чиновник – это растратчик, он подобен природе, как её понимал Ницше: он бесконечно расточителен и равнодушен – живое безразличие в форме власти. Абсурдные и несообразные траты бюджетных средств приводят к внешним и внутренним долгам, которые, в свою очередь, являются самым мощным стимулом экономического развития…
- Да, но разорение народа достигло того предела, когда система начинает действовать в ущерб себе. И перешло этот предел.
- Ложь, которую распространяют агенты Бисмарка!
- А как же голод и мор в деревне?
- Это… исключительный случай местного недорода. Наша земля обильна, пажити наши злачны. А если какие-то лентяи в ущерб себе отказываются трудиться, мы не станем печалиться и оплакивать их голодную, глупую смерть.
- Смерть… смерть…

Какой-то отчаянный студент проник в правительственное учреждение с банкой дуста.

- Дезинсектор! Вас обслужить?

Когда он закончил, всюду валялись тела издыхающих чиновников. Народная кровь просвечивала сквозь тонкий шёлк сорочек, словно рубин. Выжившие скрывались в кипах бумаг, которыми был устлан пол.

На выходе из здания студента всмятку раздавили полицейские жандармы, с дубинками и свистками выскочившие со всех сторон.

У полицейских эта игра называется «Шалтай-Болтай». Десяток здоровенных накачанных мужиков набрасывается на изнурённого голодом студента – его ноги в свободно болтающихся брюках подкашиваются, и тогда полицейские скачут на нём до тех пор, пока не треснет череп.

- Уморили меня, — со смехом произносит городовой, глядя на останки студента на мраморных ступенях. – Такой карикатуры ещё поискать.

Впервые в истории России студенты сообразили, к чему их готовят в учебных заведениях. В будущем им предлагалась роль в разорении страны – стать чиновниками, агентами разорения. Удивительно, но студентам хватило сознательности, чтобы отказаться от подобного учения. Прецедент, о котором дружно промолчала вся пресса.

Порядка тридцати тысяч студентов по всей стране вышли из-под контроля. Столичных студентов избили плетьми. Полицейские дружины выхватывали из толпы бастующих студентов по одному и уводили «для беседы».

Но все эти меры не дали результатов. Тогда правительство решило заполнить опустевшие аудитории штрейкбрехерами, которых вербовали в сумасшедших домах. Факультеты наводнили буйные шизофреники, параноики, пироманы, слюнявые идиоты, эпилептики и припадочные всех мастей и оттенков. Лекции возобновились, несмотря на участившиеся чрезвычайные происшествия.

С голыми задами студенты скачут вокруг преподавателя истории, хохочут, испражняются, используют в качестве подтирки книги Карамзина. На уроках Патриотизма все мастурбируют и кончают на Знамя Российской империи; звучит гимн.

В то же время освободившиеся в сумасшедших домах палаты заселяются пойманными студентами.

Ответом со стороны студентов становится развеянный в воздухе столицы кошачий возбудитель.

Полицейские жандармы с оттопыренными ширинками мечутся по улице, словно стая мартовских котов. Когда им удаётся поймать какую-нибудь зазевавшуюся женщину, они набрасываются на неё и всю заливают любовными соками.

- Гражданка, приведите себя в порядок, это неприлично.

И тогда пострадавшую уводят в участок, где она вторично и в более изощрённой форме подвергается сексуальному насилию.

Несколько озверевших студентов, неделю просидевших взаперти в подвале, выскакивает наружу. Грохот ржавой крышки, вопли разбегающихся в ужасе жандармов. Один студент вцепился в лодыжку толстому, одышливому капитану и рвёт её зубами. Когда помощь подоспела, капитан лежал без памяти, а вцепившийся в его ногу студент в хлопьях кровавой пены на лице был уже мёртв. Его так и не смогли оторвать. Тело студента засушили, и капитан носил его, выставляя напоказ, словно героическую рану. За проявленную отвагу капитана вскоре повысили до подполковника.

Правительство выводит на улице войска. Новейшее средство – Русский дух – пущено в ход. Отряд солдат верхом на промокших лошадях в унисон выводит задницами рулады. Один за другим студенты валятся на брусчатку, их тела сотрясают чудовищные судороги.

Два войска готовы разорвать друг друга: шеренги полицейских и солдат со сведёнными от похоти яйцами – и студенты со слезящимися глазами. Воздух напоен смрадом и запахом озона, как перед грозой. Студенты запевают Gaudeamus. Сверкает молния. В электрической вспышке застывают искажённые ненавистью лица. Молния поджигает газ, и огонь, хлынув между домов, сметает на своём пути всё живое.

Через полчаса из укрытия выходит чиновник в котиковой шубе. Он видит мужчину в разорванной военной форме, лицо обгорело, один глаз вытек. Солдат дрожащей рукой царапает свою грудь. Чиновник осторожно подходит, у него в руке чашка.

- Солдат, тебе кофе, — говорит он.

Солдат кивает и принимает чашку из рук чиновника.

- Кто победил?

Чиновник оглядывается по сторонам. Только изувеченные мёртвецы и части тел.

- Мы победили!

Чиновник произносит вдохновенную речь о том, что разум снова взял верх над мракобесием, и, каковы бы ни были жертвы…

Солдат его не слушает. Он кивнул головой и промывает рану на ноге горячим кофе.