Паяцы

Автор: Дикс
Когда Наум зашёл во двор бывшей 165-ой школы, бомжи всем гуртом выходили оттуда, неся в руках пушистые банные полотенца.
- Куда это вы? — поинтересовался Наум у Эвридея, который замыкал шествие.

- Ну как — улыбнулся бомж седому — суббота ведь, идём на реку жопы мыть.
- А можно я с вами?
- Ну конечно!

Они шли по длинной, заросшей клёном улице со вздувшимся асфальтом и солнце играло в сотнях осколков битых бутылок, слепя Науму глаза.
- А зачем жопы мыть, дяденька бомж?

- Эта традиция пришла к нам от мусульман — неспешно начал вагабонд, смотря куда-то вдаль — Раньше оно как было? Посрал ты, кхм, извини за выражение — жопу бумагой вытер и бумагу ту выкинул в ведро. А всё что стереть не удалось, что в волосьях там запуталось, что ещё из дырки пять минут после процесса сранья выделяется — вот эта вся субстанция размазывается у тебя по булкам и пачкает трусы..

Наум споткнулся о корягу и чуть не упал на стёкла.

-… а потом подсыхает и чесаться начинает. Отсюда и аписторхоз и глисты и наводнения всякие в Неаполе — пояснил бомж.
- Спа… — хотел было поблагодарить его за объяснения Наум, но разволновался и отбежав в сторонку, проблевался на пышные заросли собачьей радости.



*****

Наконец они пришли к песчаному берегу речки-вонючки, вагабонды поскидали свои душные польта, от которых даже средь ясного дня поднимались заметные клубы вонючего пара и обнажили волосатые, в корках, мускулистые тела. Ведь каждому бомжу известно, что без посещения тренажерного зала в наши дни совершенно невозможно выжить, поэтому у всех них была идеальная мускулатура, какие обычно изображают на обложках пидорских журналов для баб.

Все, включая Эвридея кинулись к реке, но вопреки ожидания Наума, не полезли в воду с визгом и брызгами, а повернулись задом, присели на корточки и аккуратно — гусиным шагом — подобрались к ней.

Наум смотрел с удивлением и недоумением, как эти мускулистые животные мыли свои жопы, едва касаясь воды кончиками пальцев и повизгивая словно девочки.
Уже через тридцать секунд процесс был завершен. Бомжи с улыбками поднялись на ноги и принялись обтирать друг друга белыми пушистыми полотенцами, шоркая по грязным волосатым телам. Сыпались жирные корки, прорывались и рассыпались тонкими струйками белые залежи перхоти, словно точечные запасы спайса на дюне, отрывались клочья кудрявых черных волос с животов, плечей и грудей.

Вскоре все полотенца стали похожи на хуй знает что и бомжи, побросав их в воду, принялись снова натягивать свои лоснящиеся от грязи пальтища.

Эвридей был весел и бодр словно после бани въебал двадцать кубов адреналина прямым уколом в сердце.
- Почему вы не мылись полностью? — спросил Наум, подойдя поближе, но не вплотную.
Бомж уставился на него как на шизофреника.
- Полностью?

Затем наступила минута молчания, во время которой оба молчали — Эвридей ждал ответа на свой перезапрос, а Наум ждал продолжения объяснений.
Поняв что никто не собирается говорить, они продолжили разом:

- Разве не надо мыть тело… — Ты что с дуба рухнул?

И снова осеклись.
На лице вагабонда появилось истеричное выражение.
- Ну так что ты хуйню городишь? Зачем мыть всё тело? Ты чо, небось сам полностью моешься? И в уши вода попадает? — бомжара хрипло засмеялся.

Наум почувствовал себя так, как обычно чувствовал на переменах, осмеянный девочками и оплёванный мальчиками. На момент ему даже показалось, что мыться полностью на самом деле глупо.

Оба чувствовали себя уязвленно. Каждый из них словно заглянул одним глазом в параллельный мир.
Бомж был весел и харизматичен, однако в мозгу у него проросло зерно сомнения, которое теперь нельзя было просто выдернуть.
А Наум просто в очередной раз почувствовал себя так, словно его гопники во дворе накормили манной кашей. Сырой.



**

Гурт двинулся обратно на базу в школу, а Толян на середине пути попрощался с Эвридеем и пятнадцать минут шёл в гору, чтобы остаться одному и подумать.
Он выбрался на усыпанную шприцами опушку, с которой открывался замечательный краевид на пустой и заросший Даун Таун.

«что ты хуйню городишь? Зачем мыть ВСЁ тело?..» — звучали в ушах слова Эвридея.



***

Вернувшись в город, Наум обнаружил что на главной площади проходит крупный парад прокажённых клоунов.
Седые и жирные, маленькие с зубами-крючочками, длинные дылды блядь со спутанными паклями — толпа голов на двести мерно шагала под скрип труб и уханье барабанов. Марш паяцев в данном случае напоминал больше шумные похороны, чем какой-либо парад, а лица у клоунов были настолько унылые, что Наум упал на колени и разрыдался.

С трудом взяв себя в руки, он позвонил в милицию, но там два раза сбрасывали, потом сняли трубку и не отвечали, а где-то на заднем плане слышался пьяный ржач и женские оханья, после чего трубку всё же повесили. Поняв что на милицию надеяться нечего, а с творящейся содомией одному не совладать — Толян ринулся во двор 165-ой школы к бомжам.


****

Бег трусцой через заросшие дворы, прыжки через развалины трансформаторной будки и свалку, устроенную под окнами школы — Наум выбежал ко двору и отыскал в нём вагабонда.
Тот мерно раскуривал замотанную в синюю изоленту трубку набитую ногтями и возлежал на ссаных детских матрасах, сваленных в кучу.

- Дяденька Эвридей! Там парад Этих! — выпалил Наум и многозначительно поднял палец.
- Кого? — вскинул косматые брови бомж, почесывая щёку.
- Ну этих, ряженых!
- Паяцев?
- Да, их самых!

Не медля ни секунды, Эвридей взобрался на груду чугунных ванн, что стояли посреди двора пирамидой и объявил остальным бомжам команды на мобилизацию и дислокацию всех подразделений. Ворча, бичи допивали остатки мутной жижи из своих бутылок, доедали вяленых крыс и облачались в боевые шубы из сибирских медведей, которые по слухам нельзя было даже прострелить, потому что пули в них застревали — такие они были грязные.



*

Через пятнадцать минут из двора школы выдвинулся гарнизон бомжей во главе с Эвридеем, который ехал на скейте и бегущим рядом Наумом. Седой отыскал в куче гавна ветряную крутилочку на палке и любовался тем как она крутится на ветру, мелькая всеми цветами радуги.

Вскоре послышалось уханье барабанов и заунывное скрипение труб. Вдалеке показались прокажённые клоуны.

Толян юркнул в кусты, потому что прекрасно понимал что историки всегда нужны живыми, а летопись лучше вести наблюдая со стороны.
Но в кустах он присел на корточки, попятился назад, чтобы вытащить из-за воротника жимолость и сел жопой на острый сухой гриб, который тут же выкинул ему в кровь и прямую кишку изрядную порцию конских галлюциногенов. В голове помутнело. Кряхтя, Наум лёг на бок и руками остановил начинающие крутиться глаза, попутно слегка сожалея о том, что подобный гриб подвернулся ему так невовремя.

А бомжи тем временем столкнулись с прокаженными и началась великая битва!

Словарей и букв всех славянских языков и наречий не хватит чтобы описать эпохальность сей битвы, её размах и величие. Её антураж и экипировку. Её сконтуженность и узколобость.
Но описывать собственно нет смысла ещё и потому что эта битва была самым распростым месивом, которое не имело под собой никаких внятных оснований, кроме борьбы за территорию и ресурсы. Блядские клоуны грызли бомжей, заражая их проказой. Тыкали игрушечными пиками и совали в рот раскалённые лампочки. А бомжи, рыча словно обезумевшие гепарды, ломали кости ног у клоунов прямо через одежду, протыкали грудные клетки арматурой и натирали лицо красным перцем, пробивая головы сверху свинцовыми булыжниками.

Сраное месево длилось пару часов, так как желающих отправиться в ад из этого богом забытого городка было больше чем тех, кто уже пожалел о начатом и хотел сыскать компромисса.

Мясо и вопли длились всего пару часов, а какой-то клоун уже ухитрился выебать свою полусгнившую подружку на куче мёртвых бомжей, не забывая при этом петь гимн кубинских партизанов и размахивать националистическим флагом Беларуси.

Хуйня эта сраная длилась целую пару часов и продолжалась бы ещё дольше, если бы в основную массу дерущихся на полном ходу не влетел раскочегаренный бело-синий ЛиАЗ, полный горящих ящиков с паклей и пропановыми баллонами, после чего эпичный фейерверк с закладывающим уши низким гулом и треском разметал ошмётки дерущихся идиотов по всей улице и прилегающей к ней площади вместе с пластами асфальта, окатив шматами горящего мяса стены стоящих вокруг домов.


Толян же всё это время боролся с последствиями укола грибом, что породил в его мозгу чудовищнейшие галлюцинации. Стоило ему лечь на бок, как он возомнил себя великим физиком-теоретиком и собрался приниматься за работу на министерство обороны, но тут же уснул. Проснувшись через шесть секунд он взялся считать ветки кустарника и занимался этим по его собственным подсчётам около недели, пока в кусты не заглянул наголо выбритый медведь в родинках, спросивший время и тем самым сбивший его со счета. Затем над кустами принялись кружить штурмовики Люфтваффе, а Толян по-бырому освоил телекинез и пытался сбить их валяющимися на земле кирпичами и усилием воли. Наконец, окончательно выбившись из сил, он понял что сидит в цирке на двадцатиметровой лестнице в должности помощника бухгалтера, торчащей вертикально вверх, а где-то далеко внизу сияет маленький тазик с водой. Чёрная угольная лапка легла ему на плечо, Наум увидел у себя за спиной учительницу географии Борису Валентиновну, с резким хохотом подскочил, очнувшись, снова посреди кустов, наткнулся глазом на ветку и принялся икать очередями во все стороны.


**

Останки ЛиАЗа, горя, докатились до площади и уткнулись в пень от ёлки перед зданием горадминистрации. Ёлку ещё в прошлом году спилило жалкое тупое чмо, руководствуясь тем, что подобное действие останется незамеченным и безнаказанным что, возможно, выгодно поднимет его в глазах толстой тупой жены и друзей-алкашей, таких же сраных неудачников как и оно само.

В воздухе стоял жирный чад горящих трупов и отовсюду слышались стоны расползающихся маргиналов. Клоуны ползли, волоча выпущенные кишки, на север, туда где Санта уже давно кормит оленей и рыб, а Дед Мороз каждый год посылает нахуй большую часть детей всего мира со словами «ну и ждите своего санты».



Мимо кустов прохромал оцарапанный и побитый Эвридей.
- Бээ-э… — проблеял Наум, высовывая руку из кустов и моментально на лбу его выступил пот, а глаза округлились как у срущего кота, так как он понял что всю жизнь являлся самым обычным прямоходящим бараном, а все эти интеллекты, фантазия, и социальные нормы — бабушкины сказки.

Седой выполз, седой догнал, седой остановил Эвридея, а тот, чувствуя себя крепким ссохшимся орешком, посмотрел на Наума по-отцовски устало и со слабой посмешкой, а потом жестом пригласил сесть на вспухший труп паяца без головы.

- Бэ… — брякнул Наум, сел клоуну на ноги и обхватил седую голову руками.
- У меня просто закончились патроны. — неумело пошутил Эвридей, копируя фразы из фильма.

Бомж сел рядом, поставил ноги на проросший травой асфальт, что блестел кусочками зелёных стёкол битых бутылок-чебурашек, положил руки на свои брюки в вертикальную полоску, склонил на грудь косматую голову.

- Этот бой наш… отстояли…

И вдруг поднял лицо, с оживлением посмотрев на блеящего себе под нос Наума:
- Так ты чо, правда всё тело моешь?


Дикс
8 апреля 2012 г.