А мир был чудесный...

Автор: Ирма Дима живет в квартире номер шесть с неунывающей мамой, вечно пропадающим на работе папой, энергичной бабушкой и парализованным дедушкой. Бабушка Зина любит внука жестоко и безраздельно. Ревнует к домашним. Опекает, как наседка. До середины апреля Дима не снимает вязаной шапочки-шлема, шерстяного шарфа с ромбиками. Под курткой на лебяжьем пуху два свитера, водолазка, махровая майка. Под джинсовым комбинезоном кальсоны с начесом. Диме жарко, но бабушка говорит, что пар костей не ломит. Заставляет пить рыбий жир, есть чесночную кашицу с медом, делает йодовую сетку, даже когда нет ангины. Варит щи, борщ или харчо. Томит в утятнице плов. С самого утра колдует над дрожжевым тестом. Жарит хрустящий хворост, румяные котлеты и сливочные пончики. Лепит вареники с секретом. Попадется с грецким ядрышком, обязательно исполнится заветное желание. Дима съедает тарелку с верхом и хочет добавки. Ложась спать, просит светлоликого ангела, что висит в изголовье, чтобы он там, на небе напомнил богу про мальчика Диму. Но видно у ангела много дел, раз он не торопится. Диме нельзя подолгу играть на улице, звать в гости друзей, заводить щенка или котенка. В Диснейленд пешком не дойти. До Луны не дотянуться, даже если встать во весь рост на подоконнике. День рожденья бывает только раз в году...

Дедушку Кирилла пеленают как младенца, кормят с ложечки, присыпают тальком. Диме с дедом скучно. Приходится сидеть у постели, пахнущей мочой, старостью, лекарствами. Спрашивать, как велела бабушка о здоровье, рассказывать об успехах в школе, запинаясь читать вслух. Целовать морщинистый лоб, обнимать костлявые плечи. Когда включен ночник, дед похож на вампира. Дима боится, что ночью он влетит в детскую, вцепится зубами в шею и выпьет всю кровь. До последней капельки. А потом сам Димка превратится в клыкастого вурдалака. Дима ворочается в кровати, прислушивается к каждому шороху, подсыкивает в пижаму, тихонько подвывает. Сам себя щиплет, чтобы проснуться. Босой и мокрый семенит по коридору. Скребется к родителям, но тех и пушкой не разбудишь. Кошмар бабушку не впечатляет:
- Дурний спить – дурне сниться.
Без челюсти она тоже страшная, но укусить не может.

Зинаида Михайловна никому не верит. Не выносит чужих в доме. Особенно сопливых детей и суетливых взрослых. Ненавидит животных за то, что гадят, жрут, дышат. Ругает на чем свет стоит сына и невестку. Чертыхается на капризного мужа. Не открывает двери инспектору жэка, участковому, почтальону. Рвет в клочья просроченные квитанции. Караулит в глазок соседей. Подкуривая беломорину, вспоминает молодость, танцы в городском парке, первую поездку в Крым. На пластинке скрипит Вертинский. Диме хочется целиком съесть банан с лопнувшей кожицей, услышать вопли обезьян, крики попугаев, сорвать магнолию для мамы, но после обеда по расписанию уроки. Мальчик никак не может совладать с шариковой ручкой. Вместо человечков у него огуречки, ровных палочек – частокол. Высунув язык, он старательно выводит пузатые «Я» на ножках, летящие «Л», круглые «О», гогочущие «Г», цокающие «Ц».
- Как курица лапой, — вздохнет Зинаида Михайловна, отвесит подзатыльник, прижмет к впалой груди и отчего-то расплачется.
- Цветочек мой маленький! Зайчонок мой серенький, в кого же ты такой тупица?
Дима не ревет даже, попискивает. Потом его ждет топленое молоко с коврижками, Чип и Дейл, игра в лото. Бабушка берет мешочек с бочонками, тщательно перемешивает, раздает себе и внуку карточки; вытаскивает наугад, объявляет номер. Подсказывает нужные клетки. Если Дима проиграет, снова придется учить таблицу умножения. Выиграет, получит шоколадную конфету.

Для мамы и папы Дима – чистый лист. У папы торопливый почерк. Тяжелая рука. Браслет с гравировкой, массивный перстень-печатка. Нервно жестикулируя, он объясняет маме, почему она не такая. Мама не понимает, срывается на крик, не хочет отпускать папу гулять. Дима зажимает уши, когда слышит плохие слова, колотит головой в стену. Звук не становится тише: все гудит, и мелькают звездочки.
Мама маскирует «Балетом» следы от папиных пальцев. Ночует в другой комнате. В тысячный раз собирает чемодан и подает на развод. Свекровь же советует родить второго ребенка, да поубавить амбиции.
«Гордостью сыта не будешь. Не девочка уже. Не получишь и квадратного метра» — у Зинаиды Михайловны всегда веские аргументы.
Когда папа не пьет и не разговаривает с мешком муки, он занимается с Димой математикой. Дима мечтает, чтобы всегда показывали футбол, пиво в бутылке не кончалось, мешки были разговорчивы. А еще лучше, если бы папа уехал туда, где живут Умка и Большая Медведица.
- Складывай, а не вычитай. Ну, что ты застыл? Простой же пример! Чему тебя только в школе учат? Бестолочь! Весь в мамашу, – любит прибавлять папа. – Какой правильный ответ? Ну, же, Димка! – теряя терпение, ударяет кулаком по столу.
- Не издевайся над ребенком! Дай ему покой! Пусть учится, как учится! – бабушка хватается за сердце, называет папу фашистом, с упреком смотрит на маму.
Мама что-то бормочет о генах, клацает пультом, вглядываясь в киношных героев, представляет, как можно начать жизнь заново.
- Из-за этой проклятой семьи нервы ни к черту, – жалуется подругам, потому что все на что-то жалуются. У мамы много друзей, шумных, веселых. Надушенная и нарядная она часто ходит в гости, но Диму с собой не берет.
- Нечего взрослым мешать. С бабушкой занимайся, – чмокает в ухо.
- Папаша в одну сторону, мамаша – в другую, – причитает Зинаида Михайловна. – Только бабушке ты и нужен, Димочка, ангелок мой маленький. Рабец мой божий!

В школе Дима Жарков в ряду отстающих. Он тугодум и жутко рассеян. Особенно тяжело ему дается чтение, поэтому он не любит книги. У Димы плохие отметки, зато примерное поведение. Учителя жалеют тихого скромного мальчика, который часами просиживает над учебниками и все равно видит фигу. Вытягивают за уши из четверти в четверть. Ровесники дразнят неповоротливого толстяка Жариком на воздушном шарике, запирают в подсобке, колотят на перемене. Поначалу Дима пытается их подкупить: отдает тормозок, карманные деньги, заискивает перед обидчиками. Прикормившись, они все равно не пускают его в свою стаю. Поборов и сладостей им уже мало. Не бьет Жаркова только ленивый. Нажаловаться кому-то из взрослых – табу. Давать сдачи и быть мужиком, как учит папа, он не умеет.

Возле туалета Диму караулит бойкий пацан из параллели Руслан. Силой, заталкивает в уборную, сбивает с ног, лицо Димы окунается в переполненную дырку толчка. Руслан ухмыляется и мочится сверху. Так делают крутые парни из западных фильмов.
- Жарков – ты говно, а говно живет в канализации.
Рус зализывает волосы назад, носит шелковые рубашки. Страшно гордится щербиной в зубах. Сквозь нее можно цедить слова. Второгодник Руслан в почете у старшеков, он заставляет маленьких шнырей вытирать носовым платком ботинки, поднимать с зассаного пола сигареты, посылает нахуй классуху Марью Филипповну, щупает девчонок у гаражей за первый поролон.
Зинаида Михайловна грозится всех засудить, но директриса непробиваема. Во втором полугодии Диму переводят в другую школу.

У Димы есть тетки, младшие мамины сестры. Про Олю и Свету бабушка говорит, что они непутевые, потому их никто никогда не возьмет замуж. Оле скоро двадцать пять, а Свете уже тридцать. Живут они на другом конце города, занимаются не пойми чем, сорят деньгами, задирают нос перед бабушкой. У Светы семь пятниц на неделе, женатый жених профессор, который совсем не похож на жениха: седой, бровастый, усатый. Света учит Диму играть на пианино, берет по субботам в филармонию, обещает подарить на день рождение карликового кролика. Дима верит Свете. Она добрая. Со Светой можно все: и мороженое, и сникерс, и колу и даже круглые жвачки из автомата.
Оля – копия молодой мамы: у нее русые волосы, веснушки, карие глаза. Дима считает ее очень красивой. Оля водит Диму в кино на цветные фильмы, покупает книжки-раскраски, импортные фломастеры. Жаль, только в радуге Димы нет семи цветов. Оля говорит, что можно придумать свою радугу.

Красный

То чем красит губы Света, когда не хочет быть собой.
Флаг над кроватью Оли и чернеющие на нем знаки.
За хорошее поведение бабушка дает большое вкусное яблоко.
Клубника с грядки слаще.
Сыпь по телу и весь чешешься.
Башня, в которую заточили прекрасную принцессу.
Король-копеечник, забирающий душу.
Закат в бананово-лимонном Сингапуре.
Налитые белки папы.
Томатная подлива, сочащаяся изо рта мамы.
Крестик на белой машине, что увозит маму далеко-далеко.
Темно-бордовая жижа, стекающая из разрезанного брюха свиньи.
От прыщей все горести: жжешь салицилово-цинковой пастой и Клерасилом.
Галстука ты так и не носил: твое поколение выбирает пепси.
Тягучие сгустки выплевываешь прямо с легкими.
Смех тоже бывает красным.

Оранжевый

Угольки из костра хочется зажать в ладошку, но боишься обжечься.
Пушистая шерстка белочки той, что песенки поет да орешки все грызет.
Пузатые тыквы с горящей свечой внутри.
Мандарины, апельсины, бумажные фонарики и херувимы на рождественской елке.
Хурма вяжет рот, и продают ее только зимой.
От морковного сока будешь видеть как сокол.
Янтарное ожерелье на груди бабушки.
Облупившейся лак на ногтях девочки за соседней партой.
Рыбка-клоун обитает в рифах Индийского и Тихого океанов.
Подошва ботинок, вдавливающая лицо в кафель.
Приторный сироп заедаешь грейпфрутом.
Ты похож на Чиполлино: белки оранжевые, а морда желтая.
Рябь на потолке, нечем дышать, и хочется выпрыгнуть из душного тела.

Желтый

Низкорослый уродец ходит в гости по утрам и поступает мудро.
Оля заплетает две пшеничные косицы, напевая про колокольчики-бубенчики и любовь свою кособокую.
Цыплячий махровый халат с дыркой на кармане. Вот бы затянуть тугой петлей поясок, и весело болтая ножками, смотреть на всех сверху вниз, никого не видя.
Солнечный зайчик, скачущий по полу, норовит поймать персиковая кошка, но кошки у тебя никогда не было и не будет.
Одуванчик золотой постарел и стал седой, как дедушка, как бабушка. Как мама, как папа, как Оля, как Света. Как ты.
Монеты рассыпаны на паперти. Пожелтевшие ногти горбатой старухи выцарапывают их из твоих ладоней.
Горчичники, прилипающие к коже; заботливые пальцы отрывают их с кожей.
Горчица, обжигающая нос, а нос у тебя семи рос – одному достался. Два раза его ломали, четырнадцать пробивали. Страдалец-нос. Был еще и Карлик-нос, но ты давно не читаешь сказки.
Горчичный мед собирают правильные пчелы. Пчелы умирающие первыми по осени.
Желтушная осень.
Спирт в жестяной банке.
Желтые волосы дворовой бляди. Мода такая обесцвечивать локоны перекисью водорода.
Тонкая струйка из распухшего члена и две таблетки до еды, хотя мудрый доктор советует после.

Зеленый

Прижигают пуповину, а ты надрываешь глотку.
У тебя дизентерия, у мамы истерика, у бабушки – давление и раунатин, у папы очередной запой.
Заживают коленки, хочется оторвать изумрудную корочку.
Рассекаешь лоб, пять швов и больно морщиться.
Дедушка Кирилл смотрит строго в черной рамке: рюмку забыли обновить, горбушку съедает плесень.
Свитер, который никогда не кончится, хотя подмышки в заплатах. Целую вечность на вырост вязала бабушка, еще дольше ты его носишь.
Человечки в скафандрах приземляются в спальне, но ты остаешься здесь.
Джек проливает дождь, пьет с эльфами и феями нектар, а тебе не наливает. Мал ты еще.
Четырехлистный клевер на лугу, где со снопом волос своих овсяных отоснилась она навсегда.
Обкуренный зрачок светофора подмигивает, ты прыгаешь в попутку. Пешком по шпалам на юга не в кайф.
Ящерицы по глупости разбалтывают все секреты даже с зашитыми ртами.
Сгрызает конечности крокодил, но для него ты слишком костлявый.

Голубой

Кладут в конверт, словно ты письмо и передают из рук в руки.
Еще зачем-то цепляют бантик, будто ты девчонка, но ты же мальчик!
Кожа у мамы белая-белая, сквозь нее видны ниточки. Проводишь пальцами, а маме щекотно.
Слоника с длинным хоботком выбирала, конечно же, бабушка. А папа говорит, что таких слонов не бывает и они серые.
Катится, катится голубой вагон, и вы с Витькой деретесь, кто будет машинистом.
Рыжая тетя из телевизора поет про айсберг в океане, где все плывет в сплошном тумане.
Взрослые никогда не разрешают досмотреть до конца «Огонек», запирают в детской.
Море большое, а ты глотаешь воду с хлоркой. Света записала в бассейн и подарила костюм как у человека-амфибии.
У тренера тесные плавки, жесткие руки, он обещает свозить, куда захочешь, но ты не соглашаешься. На кафеле остаются белые разводы и твоя кровь. Плавать ты так и не научился.
Чувак Марио тащится от призрака с голубой пиздой, ты не обращая внимания на цвет, тащишься от всех, у кого есть пизда.
Собираешь летом гербарий, небесная трещит в кофемолке.

Синий

Заучиваешь назубок, у кого в квартире газ, а потом про водопровод.
Пальцы и белые манжеты в чернилах. Девочки дразнят неряхой.
В планетарии только твои звезды и войны галактик. Хочешь полететь в космос, но таких, как ты не берут в космонавты, в солдаты, в матросы и подмазывать колеса.
Бабушка разводит синьку и сушит белье на морозе. Переваливается, как утка, крякает на погоду. У бабушки синюшные ноги и выпирают вены. Хрустит наволочка и пахнет зимой.
Лижешь железную перекладину и прилипаешь намертво. Если бы не сосед с горячим чайником, так и остался бы без языка.
Дома загораешь под лампой, набираешься сил, потеешь от чая с малиной.
У папы недельная щетина, опухшее лицо и злые шутки. Мама в гриме, чтобы лишнего не болтали.
От денатурата сводит желудок, но мужественно пьешь до конца.
Она курит облегченные, мало говорит и грустная. К цветной пряди хочется прикоснуться, а кислотную майку порвать прямо на ней. Но она спит с гитаристом панк — группы. Стираешь до мозолей ладони, а ей все равно похуй.
Если не встретятся фуражки, всю ночь можно гулять по трамвайным рельсам.
Тело теряется в джинсах, зато может ускоряться везде и сразу.
Песочный человек танцует с тобой под Blue Velvet.

Фиолетовый

С жадностью съедаешь виноград с косточками. Взрослые грозят каким-то аппендицитом.
Сливы воруешь, как мальчик Ваня из рассказа, но не боишься умереть.
Кристаллики марганцовки в стакане теплой воды. Противный вкус, зажимаешь нос, когда пьешь.
Густо цветет сирень, а у тебя аллергия.
Мама разводит в горшочках фиалки, забывает поливать, и они вянут.
У папы качается фонарь под глазом. По комнате летают предметы и мама. Получаешь первую оплеуху за то, что назвал отца пьяницей.
Разукрашенная корова в рекламе дает самое лучшее молоко для шоколада.
Морская звезда в аквариуме не настоящая, а из резины.
Не хочешь делиться диковинным драконом с мальчишками из класса. Колотят тебя шваброй, таскают за волосы, вминают в линолеум, Теперь он чистый.
Видно дьявол ее целовал, становишься сам фиолетово-черным. Засосы на шее – страшно гордишься собой.
От Кози Мо пахнет пряным пороком.
В детстве бабушка шила мешочки с лавандой.

Сумерки. Чернильное пятно хочет съесть твои глаза. Плачет гуашью. Холод, слякоть и пустота в улыбке его. Чернота подступает неспешно. Крадучись. Ты представлял ее в образе бабы, а она совершенно беспола. Лицо белое. Смазанное. Руки гуляют. Вмазаться бы. Где ты? Что ты? Зачем ты? Скорее, скорее, скорее. Ветром стань. Будешь легким. Сбросишь кожу, сухожилия, кости. Трясет. Зажимаешь. Наживляешь. Стягиваешь. Накачиваешь. Мимо… Мимо…. Мимо… Тупая игла. Резиновый ты. Пластмассовый мир. Победил. Темно-красная струйка на дно стеклянного цилиндра. Ржавая вода с хлоркой. Выворачивает желтым наизнанку. Зелень вздрагивает от ударов сердца. Разбухает слизью. Клякса вместо тебя. Ты вместо кляксы. Бетон заслоняет. Отблескивает стеклами и сталью. Удушливое марево. Столбы дыма. Вспышка. Клубистый шар. Солнце? Солнце! Солнце…