Буря столетий (Сказка)

Автор: Владимир Павлов Бог, когда создавал Север, был еще ребенком. Красок у него имелось немного. Вся зелень ушла на стланик. Стволы у лиственниц получились слишком огромными – корни пришлось рисовать маленькими и слабыми. На березы цвета почти не осталось: оттого они уродцы-карлики. Первые люди – сихиртя – тоже вышли неказистыми. Носы у них длинные, как птичьи клювы, шуба к телу приросла, подобно шерсти или перьям. Когда Бог вырос, он возненавидел свое творение и закидал его снегом. А сихиртя под землю ушли, чтобы от холода спрятаться. Так гласит легенда.

Такой бури юный Сатако еще не видел. Старейшины говорили, что за несколько столетий один раз такое бывает. Равновесие между Нижним Миром и Средним Миром нарушилось. В тайге люди стали встречать чудовищ. Даже за дровами боялись ходить. Целые селения вымерзали. Черт знает что творилось на свете.

Вот и подошла его очередь отправляться за стлаником. Но страха не было: ведь с ним шел дядя – старый охотник Йико. А уж дядя-то знал в тайге каждое дерево.

Снег хлопьями взлетал в красноватое небо. Казалось, огромная пасть повисла над сопками и всасывает в себя все, что может. Изумрудные лапы кедрача прятались под высокими снеговыми шапками. Уже к вечеру они поняли, что заблудились. Вьюга кричала и визжала вслед. Пугающие звуки чудились в глубине леса. Лицо горело. Пальцы почти онемели от холода.
– Мы замерзнем, да? – ныл Сатако.
– Не болтай чепухи, – сердито обрывал его старик. – Брось свои дрова, и я свои брошу. Скоро выйдем.
Но в глубине души он и сам в свои слова не верил. Это был явно не их день.
Через час Йико совсем ослабел и все чаще падал.
– Смотри, чум! – крикнул Сатако. – Давай, я помогу тебе. Переждем здесь ночь, а завтра вернемся.
Йико с удивлением смотрел на светящийся во мраке конус чума. Он-то знал, что в этих местах никто не жил. Но выбирать не приходилось.

Внутри царил уют, на всем лежал отпечаток заботливых женских рук. В каменном очаге шумел высокий огонь. В котле булькало ароматное мясо. Мужская половина – копья, луки, орудия промысла, одежда – содержалась в совершенном порядке, как и женская.
– Мне как-то не по себе, – остановился в нерешительности старый охотник. – Сейчас придут хозяева и нас прогонят.
– Прогонят – так прогонят, – махнул рукой Сатако. – Хоть немного погреемся.
Но хозяев все не было. Понемногу осмелев, обмороженные путники сели возле очага, а потом взялись и за ужин. Расстеленная справа и слева от огня постель так и манила прилечь: уж больно теплы были шкуры, красивы и чисты – одеяла и подушки. Первым уснул старый Йико. Юнец продержался немногим более.
Ночью Сатако проснулся от странного шороха. Погасающие угли не разгоняли темноту вдоль стен. Казалось, они не одни. Вдруг головни на миг разгорелись, озаряя весь чум, и Сатако застыл от ужаса. На входе стояло существо, похожее на обросшего шерстью человека с птичьей головой. Оно медленно приблизилось к спящему Йико и, склонившись над ним, легко ударило клювом по голове. Старик перестал дышать. Сатако не мог пошевелиться. Существо обернулось и пошло к нему. В том, как оно двигалось – неестественно-резко, мгновенно перемещаясь через определенные интервалы и останавливаясь – было что-то до того жуткое, что Сатако затрясся, как припадочный.
– Пожалуйста, оставь мне жизнь! – взмолился он, упав на колени.
– Ты первый, кто, увидев меня, сохранил дар речи, – удивилось чудовище. Голос его напоминал звук рога. – Я сохраню тебе жизнь, но ты должен дать мне клятву. Поклянись, что никому никогда не расскажешь, что ты здесь видел!
– Я клянусь!
– Никому, даже своим родителям. Если ты нарушишь клятву, я узнаю об этом и убью тебя.
Ворвавшийся холодный ветер разметал искры костра. В чуме никого не было. Существо с птичьей головой исчезло, как кошмарный сон.

Вернувшись домой, он долго болел. Мать, ухаживавшая за ним, спрашивала, почему он так кричал в бреду и говорил о каком-то чудовище.
– Дурные сны, мама, – уверял Сатако.
– Старый Йико отправился пасти небесных оленей, – покачала головой мать. – Он тоже видел дурной сон? В нем застыла вся кровь.
– Поешь и подкинь дров в печку, – добавила она, уходя. – А то снова замерзнешь.

Много зим минуло с тех пор. Много раз умирала и воскресала пресветлая Я-Небя. Сатако женился, стал торговать искусными халатами и украшениями, разбогател. Жена, красавица Неко, родила ему здоровых детей, сына и дочь, похожих на нее и таких же красивых. Сатако считал, что именно ей обязан своим богатством и процветанием – ведь это она делала одежду с прекрасным орнаментом. Из самых далеких краев поступали заказы: слава о чудесной мастерице перешагнула Большие Камни. Жители селения не упускали случая похвалить Сатако его жену. Даже самые злые языки не могли сказать о ней ничего плохого.

В день годовщины их свадьбы Неко готовила кушанья на праздничный стол.
– Я схожу за ягодами, – сказала она мужу.
– Зачем? – удивился Сатако. – Брат принесет. Они скоро придут с женой вместе с другими гостями.
– Нет, я хочу сама все сделать.
– Ну, тогда пошли вместе. Боюсь тебя отпускать одну в тайгу.
С полными туесками, весело разговаривая, они возвращались домой. Сатако всегда было хорошо с женой, он даже удивлялся своему счастью.
– Ты знаешь, я иногда не понимаю, почему я так счастлив, – сказал он задумчиво, когда они присели на громадный ствол поваленной лиственницы. – Столько людей погибло на моих глазах, а ведь они даже больше заслуживали счастья.
– Не спорь с судьбой, – улыбнулась Неко. – Богам виднее.
– Ох! – Сатако схватился за сердце.
– Что с тобой? Тебе плохо?
– Нет... Просто здесь... Пошли отсюда поскорее.
Никакого чума он не увидел, но это место узнал бы и ночью. Схватив за руку и таща за собой недоумевающую жену, Сатако поспешил прочь.
– Я не все тебе поведал о своем прошлом, – произнес он с тревогой, когда они легли спать. Гости уже разошлись, и дети уснули в соседнем чуме. – Есть история, которую я тебе никогда не рассказывал.
– Что же это? Ты любил другую женщину?
– Нет, нет... Все гораздо хуже. Хотя мне уже кажется, что это был сон. Я был еще молод, и пришла страшная буря – буря столетий. Просто я заболевал, а старик Йико, мой дядя, так промерз, что не пережил той ночи.
– И все? – пожала плечами Неко. – Но я уже слышала эту историю.
– Нет, не все. Понимаешь, я тебе стольким обязан, что хочу отдать последнее, что тебе еще не отдал. Я видел чудовище. Оно было ростом с человека, кожу его покрывала шерсть, а голова была птичья, с большим, острым клювом. Я поклялся не говорить никому и не говорил...
В это мгновение в чум ворвался ледяной ветер, хотя было лето. Сатако повернулся к жене и обмер: рядом с ним лежало существо с птичьей головой.
– Так зачем же говоришь теперь? – протрубило чудовище. – Я обещала тебе, что убью тебя, если ты нарушишь клятву.
От удара клювом Сатако упал замертво.

Одна пожилая женщина, – впрочем, хорошая вруниха, – рассказывала, как в это время между чумов пролетело три снежных вихря: один большой и два маленьких. Утром все поразились, найдя труп Сатако. Красавицу Неко и ее детей никто больше не видел.