Былое и DOOM- часть 1

Автор: отец Онаний Ведь и правда, нет ничего лучше французского croissant.
Утро нужно начинать с чего-то приятного. Потягивая Arabica, вкушая свежую выпечку. А уж после все эти DOOMы.
Новый день - новая смерть, хотя кому это сейчас интересно. Стало нечем удивлять, все фрики мира ушли в отпуск за свой счёт. А нового никто уже не в состоянии придумать. Вот и мучаемся. Страдать - наша судьба. Особенно до полудня. Утренняя нега - кто мог придумать такую нелепость?! Утро - самая гадкая часть дня, и самая бесполезная. Голова не на месте, мысли в сумбуре, кофе еще не сварен.
Я с детства был влюблен во всё французское. Еда, фильмы, мода, автомобили. О как я горевал узнав о потери Францией своих африканских колоний. Как был расстроен. Готов был собрать все свои детские пистолеты и рвануть в Алжир, чтобы вступить в ряды легионеров и показать зловещим муслимам кто здесь настоящий хозяин. В моей детской душе полыхал нешуточный кутузовский пожар. Москва меня раздражала, я был за её поджёг.
В семь лет мне подарили плакат с Fantomas. И не было большего счастья. Я тогда снял с гвоздя большую семейную икону с Николаем Чудотворцем и на её место повесил плакат. Святые угодники - возопила моя бедная grand-maman и рухнула в обморок. Когда старушку откачали, лично я отсчитал ей в рюмку восемьдесят две капли корвалола, она вынесла вердикт, что petit-fils для неё умер. Её видите ли предали, распяли и теперь остаток своих дней она вынуждена будет лицезреть зеленую рожу Жана Маре.
Я пошел в школу с углубленным изучение francais. И практически сразу выяснилось, что я совершенно не пригоден к рычанию. Ваш мальчик туп - сказала пожилая учительница с седым ульем сплетенных волос на голове. Родители забрали меня из этой школы и перевели в самую обычную, которая была рядом с домом. В школе учились в основном дети de travail, proletariat как говорила grand-maman. Но именно там я обрёл себя. В новом классе я сразу же заявил, что имею французские корни и буду здесь верховодить, иными словами je serai votre president. За что меня сразу же побили. Но я не настучал, поэтому был всё-таки принят в коллектив. Верховодил которым мальчик по имени Влад. Влад был рыжим, и как и все рыжие яростным противником всего остального не рыжего мира. Я стал звать его Roux. Он не понимал значения слова, поэтому не обижался. Вся школа гудела от нашего класса. Не было и дня, чтобы кого-то не отводили к директору. Наш класс даже прозвали - малиновые уши, из-за того, что учительница за каждый проступок крепко хватала виновного за ухо и тащила к директору.
Мне бы набираться ума-разума, но я совершенно охладел к наукам. Вставлял в свою речь французские слова, тем самым притягивая к себе интерес сверстников. Девочки меня любили безответно. Я был тогда слишком юн и не понимал как можно было этим пользоваться. Какими-то неведомыми тайными силами я переходил из класса в класс, балансируя на грани. Мне ставили тройку в надежде поскорее от меня избавиться. Учителя подгоняли меня во взрослую жизнь, полную DOOM. Но тогда я этого еще не осознавал.
Практически мистическим образом я получил неполное среднее образование и покинул ecole. Домашние дали мне право самому выбирать куда идти дальше. Всё еще живая grand-maman, к тому времени правда полностью выжившая из ума, буркнула, что меня ждёт работа balayeur и умерла в приступе старческого смеха. Впрочем, я по ней совершенно не убивался, наоборот, мне теперь не приходилось делить комнату со старухой. Выветрив запах разлагающегося тела, я поставил урну с прахом grand-maman под кровать и стал думать что надо бы закатить по этому поводу fete. Я обзвонил своих теперь уже бывших одноклассников и устроил отрыв. Не было только Roux, его два месяца назад отправили в колонию для несовершеннолетних, как ни крути prison. Хотя выходка его была вполне безобидной, сначала. На последнем в году уроке химии Roux плеснул спиртом из спиртовки на спину учителю и поджёг его. Шалость же. Но опыт не был достаточно оценен научным сообществом, зато syst;me p;nitentiaire зачла шутку за покушение на жизнь и здоровье и определило судьбу Roux на ближайшие 4 года.
Квартира наша ходила ходуном, вино лилось рекой, затуманивая молодые умы. Девочки жеманничали с мальчиками, а мальчики показывали им кто громче рыгнет. Утром нас вычистили maman et papa. А меня определили убирать вчерашнее буйство. Во время уборки выяснилось что кто-то спутав урну с прахом grand-maman сделал в неё значительное pissas. От чего прах превратился в комок. А запах из урны был ужасен. Тогда я решил вовсе избавиться от артефакта и выбросил урну вместе с содержимым в окно.
Жить стало свободнее, но лето заканчивалось, и родители стали всё настойчивее требовать от меня ответа, что я собираюсь делать в дальнейшем. Я немного подумал и сказал, что пойду в СПТУ. Экзамены там сдавать не требовалось, а брали даже самых отъявленных двоечников. Так я стал на стезю штукатура-маляра. Вообще любой ручной труд мне претил. Тем более возня с красками, побелкой, растворителем под мат усатого вечно пьяного прораба. Скорее я пошел в училище для галочки и немного от скуки.
Первого сентября я пришел на торжественную линейку. В моей группе было подавляющее большинство юных прыщавых девочек из province, и всего несколько мальчиков. Всем неместным давали комнату в общежитии, где они могли ближайшие три года морально разлагаться, а потом счастливо забеременеть (в случае с девочками) или отъехать как Roux (в случае с мальчиками). Девочки всегда справлялись лучше и уже на втором курсе примерно двадцать пять процентов их поголовья ходили с надутыми животами.
Теоретическая хандра незаметно утащила целый год моей молодой жизни, наступило лето и нас отправили на практику. Бесплатный почти рабский труд тупоголовых недомаляров и недоштукатуров. Нас согнали в помощь к бригаде, которая занималась облагораживанием стен и потолков новой совхозной столовой. Огромное здание напоминало хлев. Я подумал, что такие столовые были наверняка в Алжире, который получил независимость. Там муслимам большего не светит, раз уж они попрали tout francais. Над нами поставили старшего и распределили по фронтам работ. Мне, например, досталась кривая стена раздачи, которую с помощью мата и штукатурки надо было выровнять. На это дело я благополучно забил, сказал своему старшему, что что-то попало в глаза и мне нужно срочно к врачу, пока я не ослеп. Больше на стройке я не появлялся. Впрочем, меня никто не искал и практику зачли автоматом. Стадо есть стадо, в общем блеянии овец не сосчитать.
С горем пополам я получил диплом по окончании СПТУ и стал дипломированным штукатуром-маляром. Но не успел я даже толком отметить это достойное похвалы maman et papa событие, как в двери нашей квартиры постучался усатый дядя из военкомата. Оказалось, что всех выпускников училищ призывают сразу же по окончании не дожидаясь осеннего призыва. И не в какие-то элитные legion, а как пошутил военком - по специальности, то есть в стройбат.
Следующие два года сделали из обезьяны человека. Я окончил службу в звании сержанта, в кармане хрустела энная сумма argent. И вот я еду домой. Впрочем, maman et papa встретили меня довольно сухо. Не было ни праздничного стола, ни теплых родительских объятий. Ну хоть комнату мою не сдали и на том спасибо. Примерно две недели я пьянствовал, прожигал честно заработанные почти рабским трудом argent. Хотел повидаться с Roux, но оказалось, что едва выйдя с малолетки, mon ami зарезал учителя химии и заодно директора школы. Получив за двойное убийство peine capitale. Больше у меня не было близких друзей. В армии я ни с кем близко так и не сошелся. Зато научился пользоваться чужим трудом в своих целях.
Когда argent закончились я решил устроиться на работу. На руках у меня были все карты, молодой, с дипломом училища, отслуживший в армии. Но оказалось, что взять меня могут только для долбежа арматуры. Остальные вакансии заняты, штат у строителей укомплектован более опытными кадрами. Так я стал долбить бетонные столбы, извлекая на свет арматуру, которую потом заново использовали в армировании. Работа эта подошла бы для дятла, который целый день долбит в дереве дупло. Я также целый день долбил ломом столб. Когда заканчивал с одним, мне подвозили следующий. Старых, не нужных бетонных столбов было много. А арматуры мало. Поэтому приходилось заниматься извлечением с повторным использованием материала. Меня хватило на месяц адовой работы. Я получил первую зарплату и больше на работе не появлялся.
Примерно в тоже время я познакомился с немолодой женщиной, подарившей мне азы плотских утех. Женщина жила в соседнем доме, звалась веселой vueve и была очень ненасытной в сексе. А я был юн и неопытен. Но зато всегда стоек как оловянный soldat. Я поселился у неё и maman et papa мою комнату всё-таки сдали, видимо навсегда вычеркнув меня из своей жизни. Возможно, они всё-таки прознали про урну с прахом. Мне было тогда всё равно, я жил на всём готовом, вкусно ел, сладко спал и долбил свою веселую vueve.