Ирма

Старая дача напоминает склеп,
Я не была здесь много лет.
Пыльная могила, родной мрак,
«Нет любви» играет «Буерак».
Крестики-нолики, церковный чад.
Будь гостем, принимай мой ад.
На чердаке есть три ящика вместо меня,
У Иисуса глупо просить огня....

Ковалев Таню бросил. Комиссовался и вернулся с другой. Прочитав о его тяжелом ранении, но еще не зная, что он женился, Таня готова была все простить: запои, обещания больше никогда не ходить на войну, измены, нежелание создать семью, придирки в быту. Она подстриглась и покрасила волосы, сделала маникюр, надела не по сезону короткое платье и замшевые сапоги на шпильках, испекла мясной пирог и пополнила бар....

В минуту тишины свистит соловей-разбойник,
Русская пустота, в кармане ночует неразменный стольник.
Ужас без чёткого лица – всё в дыму.
Блэк-метал, дум, сакральный вой на луну.
Тревога набухает, как похмельная голова:
Тяжёлый затылок, а значит ещё жива....

Эй, гуль, что у тебя вместо сердца?
Ноют ли кости, болит ли нутро.
Жмут ли парадные новые берцы?
Как тебе в целом город Зеро,
Где ты гуляешь и кажешься свойским,
На что обменял и за сколько продал,
Друга, любимую, бледное войско,
Какой тебя завтра встречает вокзал?...

Кай, я никуда не переехала.
Только толку от этого льда,
Если внутри Арракис,
У тебя горит на костре еда.
У меня тоже крайности –
Глобальное потепление, катарсис.
Король ночи несгибаемо глуп,
Говорит: не парься – тебе не испариться,
А я чётко вижу, его тулуп
Вместе с ним висит на виселице....

Такие дела – никуда не делась война,
Кости перемололись, не выросли зубы.
Мехом, мхом, плесенью киснет луна,
Солнце висит на ржавом шурупе.
У каждого дурака три воображаемых царя,
Ни одного друга без ПТСР.
Необстрелянные режиссёры снимают маковые поля,
Берёзки средней полосы, двухзвёздный БТР....

Весна вылетела,
Этот цветок мне никогда не нравился.
Когда услышишь выстрелы,
Не молись – сопротивляйся.
Суббота из дождя, корвалола и слёз,
Здесь мог пропасть без вести Уильям Берроуз,
Писатель, вписывающийся в повестку....

В палате не было темно даже ночью. Обсмыканные жалюзи, окнообои в прорехах, морские фонари дискотек, всесильный объектив, направленный на приграничье февраля и марта. Хотелось в тайгу, из которой увезли в детстве. Лечь на траву, как в фильмах Тарковского и Триера....

«Стратишь, будешь говорить о море» –  на входе операционной.
Повязки ржавые, слоники Дали, во рту полкорочки лимонной.
Фантомные боли и святой Витт заодно.
Вторую часть «Дюны» привезли в кино.
То чего нет – баюкает омнопон,
ФАБы летят, жужжит за окном дрон....

Он дышал смерти в затылок, не прятался.
Это в стиле сильных мужчин со стальными яйцами.
Хорошо готовил, много говорил про свой член.
Панихиды и некрологи – не о нём совсем.
Все эти филологические девы, чёртовы графоманы,
Что могут знать они о закатах в саванне?...