Последние комменты юзера Карл

Карл: А дальше? Если Донна Саммер и вдул, поди внуки уже, даже правнуки
А так вполне даже, стиль есть.

Карл: Прэлэстно!

Карл: Драма. Такое и ожидал. Но хорошо, на мой невзыскательный

Карл: "От Вани устали все – царь Егор Летов, хороший мент Хой, беззубый Горшок и толстомордый Князь, братья-наркоманы на ковре-вертолёте, и даже парень в доску Жорж Дюруа." - красиво сказала

Карл: Интересно, что в Нюрберге адвокатам фашистов удалось убрать блокаду Ленинграда из списка злодеяний клиентов. Смогли доказать, что в голоде повинны сами власти Советского Союза, не поставлявшие провиант, а поставлявшие снаряды и патроны для армии.

Карл: Вначале как цилиндры в четырехтактном движке шмыгали. Потом засбоили, затроили, вот я и ушлел в раздражении

Карл: Про всё поверю, но штоп вискарём поступиться - чересчур )

Карл: плотно, сумбурно, как жизнь среди войны. Цепляет.

Карл: Оказалось, работает продавцом в мелком магазинчике, зашел, увидел, прихуел. Стою как дурак, туплю.
Тааак, думаю, это ей было вроде 23 +37 = 60... А в памяти осталась девчонкой...
Ей муж уже позвонил, сказал, что некий седой хуй спрашивал, направился к тебе.
_ Здравствуйте, говорит, - мы с вами знакомы?
- Да, говорю, были когда-то знакомы. Тридцать семь лет назад.
(Надо сказать, на последнем году службы я уже практически жил у неё, ключи от квартиры были, приходил когда мог, ремонт делал, жрать готовил Семья в полный рост.)
Она смотрит, не узнаёт. Помогать стал:
- Соседняя часть, матросик по имени Сергей, не вспоминаете?
- ...Ты зачем приехал? - в глазах испуг
Не боись, говорю, я тут с женой проездом, путешествую по куршской косе, Зеленоградск, Светлогорск, проездом через Янтарный... решил, если не загляну, жалеть буду.

Ну дальше поговорили минут пять: как у кого жизнь сложилась - муж, сын, внуков нет, а у меня пятая семья, а я вот раз и на всю жизнь (с упрёком) хммм... ну и такое всё, не душевное. Разные, чужие друг другу люди. Объединённые двумя лучшими годами молодости и немножко ностальгией. Я знал, она пару лет ещё ждала, что вернусь, да какое там - гражданка, воля, промискуитет...
Наверное, для себя так гештальт закрыл.

Карл: Впечатлило

Карл: Сразу на ум пришла собственная история.
Когда служил в поселке Янтарный 82-85 года, встречался с девушкой. После службы вернулся на Урал и больше ни виделись плоть до этого года. Поехал отдыхать в Калининградскую область и заглянул в Янтарный. Ни на что не надеясь, нашел её квартиру и позвонил.
37 лет прошло, люди по десять раз меняют место жительства, шанс, что она живет тут, примерно равен нулю. Но если не попробую, буду жалеть.
Открыл седой мужик.
- Галя Старко здесь живёт?
- Здесь... только её дома нет. Может, вам телефон дать?

Тут у меня ноги и подкосились. Не ожидал, что ничтожный шанс сыграет.

Карл: Люблю, когда ебля между строк.

Карл: Перечитал. мда... С рубрикой согласен. до ГиХШП чутка не дотянул.

Карл: Дело было так, ребята. Как то раз я бухал н углубился в стих моего друга - миллионера Лёши Сивашинского. Так то я вообще стихи не очень, а этот просто взорвал меня пьяного. Очень захотелось поделиться с вами, потому что тут, я заметил, ценят поэзию. Лёша кружит по миру, зарабатывая бабосы и поёбывая дорогих блядей и всё это нахуй не надо. Пишет для себя, практически в стол, делится с несколькими друзьями.
И черт меня дёрнул тут опубликовать. У Лёши спросил, он сказал мне похуй, только авторство укажи, а то тебе же потом неловко будет. Так и сделал.
Не мой это стих. Я вообще поэзию крайне избранно могу читать.

Карл: Будто старшего Германа посмотрел "Трудно быть богом"

Карл: Всё так. Стрессоустойчивость гениям не всегда присуща.

Карл: Весьма! Овощной магазин, как колыбель пелевинской поэзии

Карл: "...развинутых стран" - красиво спроворил. С днюхой!

Карл: Досмотрел почти до конца. Ордена на груди Михалковой узрел и уснул. Проснувшись, досматривать не стал. Прочитав рецензию понял, что ничего не потерял.

Карл: Тарантула в своё время про роботов хорошо написал.

На станции Рубцовка мужики купили у цыган робота. И поехали дальше. Робот сидел тихо на нижней плацкарте, обхватив целоновую голову натруженными руками, мерно покачивался. Казах-китаец с допотопным сканером, проверяя вновь подсевших, кивнул на робота: Небелковый? Тощно? Багажный есть?

Серега достал из-за пазухи узелок, развязал целофан и дал китайцу древний круглый кэш. Мамку когда хоронили, нашли у нее целую горсть настоящего пластикового кэша.

-Нибалути! Рускасвинна! – напутствовал китаец.

-Пошло нахуй, — чотко отреагировали мужики.

На подъездах к деревне робот вдруг забеспокоился, завозился. Как краб. — -Слы, чурбан, тихо сиди, ну! Не то бошку саморезом засверлю, — шуганул Серега.

В деревне их ждали целой толпой. А, бля! Чурбана привезли! Пиздить будут! — весело заорали пацаны, чуть только робота вытолкали из вагона. Робота сразу потащили в центр, на лобню, перед ларьком.

Привели на пятак, и Серега с ходу ебнул роботу с локтя по твердой голове. Локтем-то, через целоновую вату бушлата, и не больно. А голым кулаком пиздил роботов только Михалыч, ветеран Сибирской, ему-то похуй. За ним уже послали кого-то из ребятишек. Михалыч жил на отшибе, в гофродомике, бодяжил бражку из целоновой пульпы, но на потеху всегда приходил. А сетевой имплант он, вопреки казенным уложениям, расковырял и выкинул. Щека заросла грубым шрамом, но от регулярного фейс-скана Михалыч ловко уклонялся.

- Ну чо, сука, оборотка будет? — Серега опустил руки, раскрылся, и стоял перед роботом, переминаясь.

- Во! А ты пиздани ему в брюшко, у него там мягко! — началась потеха, — Э, чурбан, не стой ты как пидор, ебни в оборотку! Чо ты, бля, не мужик?!

Серега харкнул роботу в ебальник. Робот стоял, обтекая.

- Так, чурка целоновая, тебе чо цыгане сказали? Я твой хозяин теперь, пральна? Так? Отвечай, йобана, вопрос нихуя не риторический, — Серега знал непростые слова и применял их по делу.

- Ну так — отвечал робот.

- Ооо!- взорвался весельем народ, — заговорил! Говорящий! Чурка говорящая! Не наебали цыгане, настоящий робот!

- Ну, так вот я тебе приказываю, чмо. Я велю тебе! Во-первых, встань, как положено, зад подбери, подбородок выше нахуй, корпус прямо, смотреть весело. Во-вторых, быстро блять взял и ебнул мне в торец. Понял нахуй?

- Понял. Не положено.

Ах ты сученыш! Не положено!? — Серега реально вскипел, — это ты блять решаешь, чо положено? Это я блять решаю! Понял-нет?

- Да понял я. Не положено.

Тут уже в круг молча ворвался подоспевший Михалыч, яростный, сухой, и с набега, без разговоров, провел маоваши с правой, в верхнюю секцию. Ноги у Михалыча были кремниевые от колена, дешевые, но крепкие. Хотя как крепкие. Как-то он по пьяни отхуячил себе обе казенные ступни болгаркой. Долго сидел, пилил, ухмылялся, щурился от искр, три диска перевел. Потом в районе не хотели новые ставить, но по итогу Михалыча официально признали ебанутым ветераном и нарастили новые ноги.

А робот устоял. Покачнулся, но устоял. Михалыч провел серию. Робот стоял. Пластинка целоновая только отскочила откуда-то у него и упала в пыль.

- Ишь ты. Крепкий блять. А прежнего-то быстро ухайдокали, — мужики уже отошли от первой радости, стали рассуждать, степенно, с удовольствием, — так этот, глянь-ко, с пластиком еще, с жалезом, из старых выпусков, они крепкие раньше-то были, без сносу, надежные, это щас дерьмо гонят и гонят, куда катимся, воопще непонятно.

- Может я убегу? — спросил Серегу робот.

- Оо! Убегу! Бегун он, ептыть! Вон разбегись и ебни себя об стену-то! — снова началось веселье.

Серега стал уже очень злой.

- А правильно, вот об эту стену ебанись с разбегу, — Серега показал на древнюю бетонную стену Столовой. Стена стояла корявым треугольником позади ларька. Что это за Столовая такая, никто не знал, но бабы по праздникам оставляли у стены еду и просили себе и детишкам других ништяков взамен. В стену были вмурованы старинные силикатные блоки, образуя строгую и торжественную надпись: Бригада Гудермес — 82. Вот у Гудермеса бабы и просили.

- Ну нахуй. Не положено мне, Сергей, — робот старался сохранять лояльность. Собственно, у него и не было другого выхода.

- Та-ак. Типа ты меня слушаешься во всем, хуе-мое, только мне ты навредить не можешь, так, и себе тоже не можешь, ага? Жидовские ваши разводняки, так? Три закона вашей ебаной роботехники? Это мы в курсе. Щас мы эту ебань твою мозговую перехитрим. Если ты не уебешь себя об стену, мне будет очень хуево. Понял? Или не веришь мне? А?

- Понял. Верю.

- Так действуй. Йобана. Не причиняй мне вред своим бездействием. Сука.

Народ расступился. Робот побежал небыстро, толкнулся о стену плечом и встал.

-Ну! Ебошь! Если ты щас наглушняк не уебешься, я тут сдохну нахуй! Мы все тут сдохнем, если ты не уебешься об стену! И бабы, и детишки вон сдохнут, если не уебешься! Гляди-ко, все! Все нахуй! Поумирают!

- Мудак ты. Гад ты. Гад. Робот сказал это, как сплюнул. Отшагал от стены, чотко развернулся, стремительно ускорился и с жуткой мощью ударил в священную стену плашмя.

А Серега упал наземь, как юродивый в корчах, и прям забился: Ох, как же мне хуево, как хуево! Ебошь! Ебошь за ради Бога! Спаси! Спаси!

Бабы зароптали, закудахтали бранчливо, но остановить Серегу никто не решался

Робот бился об стену. Разбеги его становились все короче, стремительнее, яростнее. Удары были мощнейшие, как тугой набат, все чаще, хлеще по звуку.
Клочья целона разлетались как брызги, стена лопнула по краю, кусок бетона с частью священной надписи откололся и рухнул.

Народ испуганно крестился.

Робот, похожий на безумного больного муравья, брызжа фонтанчиками синей компрессионной жидкости, подошел, раскачиваясь, к стене для последнего удара, чуть коснулся ее. И упал со всхлипом.

И остался лежать у стены Гудермеса, среди прежних жертвоприношений, расклеванных птицами дошираков, казенных и кустарных картофелин, соленых, сладких и кислых батончиков.

Все молчали. Серега только скулил, царапал землю. И все молчали. Михалыч шагнул, ухватил Серегу за плечо клешней, тряхнул:

-Слышь, Серега, хорош. Пустое это — с богами лоб в лоб биться. Нам свою природу не поменять. А душу если пожгло, слышь, так я тебе одолжу болгарочку, чо. И диски есть целиковые, — Михалыч ухмыльнулся, — пойдем лучше целоновки хапнем, с утра только дистиллят через фильтрА процедил.

Серега сразу затих, встал, смущенно гыгыкнул, глянув на земляков. Никто его чо-то не поддержал. Но и не попенял.

И пошел он бухать с Михалычем. У Михалыча в незарегистрированном огороде, в сырой низине жил ручной двоякодышащий сом. Толик. Огород был прикрыт от гугла поваленной ветлой. Серега как выпьет, любил с Толиком возиться, забирался под ветки ветлы как в шалаш, сидел на кортках, кормил Толика подрумяненными в аэро батончиками, беседовал. Бражки ему давал даже, по чуть-чуть, за жабры. Хоть и не божья тварь, химерический клон, а все — живая скотинка, такую поддержать — в радость.

Сам-то Серега был хомоидентичным белковым репликантом, к мамке в семью попал по госразнарядке, на кормление, детенышем, в то время таких серег полным полно наплодили, по межнацпроекту. Вырос, отслужил, натурализовался до первого уровня хомоидентичности, но, как все репликанты, нравом остался диковат. Вот и небелковых не любил.
Ну да Гудермес ему судья.


----------------------------------------------------------------------------
А вообще-то роботов пиздить — тема старинная. Раньше, когда жизнь была побогаче, утильных роботов покупали парами, разбирали по дворам, обучали ударам, матюкам заковыристым и стравливали. Ох и битвы бывали, угарные. Как же они хлестались друг с дружкой, буратины эти. Смеху было, и разговоров потом на неделю.

Щас-то уж не то веселье, конечно...
И в этот раз вон не шибко весело получилось.

Да и похуй.