Снобизм

Я робот.
Добрый, просто грустный.
Для общества всегда полезный,
с любезно-механической душой.

Я тело.
Иногда болезно.
Больное бесполезно. С хрустом
без дел в футляр вмещаюсь небольшой.

Я дата.
Дата смерти, родов
людей, оставшихся без рода....

Свет идёт от погасшей звезды миллионы лет,
а что если и с человеком происходит то же самое –
живёшь с ним, любишь, а в нём тепло уже на нуле,
и думаешь: «когда ты успела погаснуть, звезда моя?»
Наверное, почувствую (если раньше не взорвусь),
как ты вырастаешь в красного гиганта и, в первую очередь
меня проглотишь, не знавшего тебя наизусть,
наблюдавшего только через телескоп, а не воочию....

Я помню детство: лампы хоботочек,
Расчесок сяжки, длинный ус ремня.
Жемчужность, мотыльковость каждой ночи,
Белянковую серо-желтость дня.

Как бабочки меня тогда манили,
Как жег их спинок дышащий узор!
Палящий зной, листва бела от пыли,
А мой сачок прошлепал каждый двор....

Сплетаются эмоции и мысли
И общий знаменатель – интеллект,
Плюс зрение. Письмо. Плюс десять пальцев.
И вихри знаний и ассоциаций
Цедятся решетом ума
И логики. Линейные значки
В пустом пространстве белом возникают
И функцией – сложнейшей, но конечной –
Выписывают график приближенья
Между желанием и результатом,
Попыткой и способностью сказать....

Когда ты вернешься, заступники сложат гимн,
Завистники сотни жал
У каждого камня с твоим отпечатком ноги,
Под праведный твой кинжал.
И каяться будут, что каждый второй – изгой,
И каждый отравлен плод.
Но чуда не будет. Всесильной своей рукой
Ты считываешь штрих-код
На лбах остолопых, сличая свои следы,
Досадуя на изъян…
Не плачь, Вездесущий, ведь ты не хотел беды....

Должен вам сказать, что я поэт.
Все мои творения чудесны,
У меня сомнений в этом нет,
А на вас мне похуй, если честно.

Публикуюсь на «поэтах-ру»,
«Рифмы-нет», «лизни-в-ответ-и-точка»,
И ещё на паре сайтов сру
Слогом выразительным и сочным....

Медленно, долго, сырой папиросой тлеет ночь. Весь объем, предоставленный мне для жизни, стиснут и сжат формулами моего бытия, вернее, небытия. Ощущение, как в тягучем сне: каждое движение дается с усилием. Действует снотворное. Стоит ночной влажный холод с той глухой тишиной, которая навевает едкую тоску и нетерпение....

Вот трансцендентный узелок
(его не вскрыть ножом и вилкой!) -
огромный странный мир у ног,
а мы в нём - как внутри бутылки.
Толпимся здесь на друге друг,
не заморачиваясь позой -
трансцендентальных сутей круг,
живущих трансцендентной прозой....

И праздника никакого будто бы не было,
Но закат развернул облака апельсиновым цветом.
Стая умерших нынче душ улетает в серое небо,
Вернется сюда лебедями таким же холодным летом.
Лоскотарки с прозрачными лицами воду несут в ковше.
И тоскливо и радостно мне на душе....

В наступающем времени истин - и уныние и услада.
В желтой прели последних листьев вкус молочного шоколада -
как-то четче, чем горечь темных, дорогих, ломких в хруст и звучно.
А какое смешное порно... Он устал. Ей же просто скучно.

Полусладкое....

современные поэтессы
знают серебряный век, как моряк - азбуку морзе.
современные поэтессы не прячут слёзы, по причине отсутствия слёз
и не падают в обморок при виде обнаженного тела.
зато делят тебя с дробями, никогда, к сожалению, не оставляя целых....

Неопознанный вихляющий объект,
состоящий из пульсирующей влаги,
неизящно, как вербовка алчных сект,
провихлял по тем местам, где ходит всякий;

в гастрономе взял какую-то еду,
непривычную ему, без вкуса меди.
Кто-то снял и сразу выложил в ютуб,
кто-то вскрикнул, кто-то даже не заметил....

Давай поиграем краплёной колодой. Поставим опять на кон
Просроченную закладную на душу расчётливо и манерно,
Опасную бритву и узел небрежный, затянутый под кадыком. –
Дыши, если сможешь,
И верь мне:

Есть смысл менять неизбежность на скуку....

Наша жизнь начинается тогда, когда озаряя всё вокруг своим светом появляется великая Нимруд. Тогда отворяются ворота нашего священного дома, и мы все дружно выходим, воспевая в честь нее гимны. Мы идем туда, где растет много зиин. Зиин для нас всё. Наша жизнь,наша радость, наша пища и наша влага....

Вальцовщик, выправи мне новенькую грудь,
покрой её калёным, жестким матом -
меня, со старой, тянет блевануть:
восходит в ней, как в градуснике ртуть -
тоска по женщине. И каждый атом
готов начать
полураспада
путь -

к самозахвату....

Король в хитиновом саронге
ворон считает и рубли,
у ближних отнимает дни
и никотин, для дальних
обретает вес и спесь,
середних обривает под весло
и вислоухим носом водит..:

запах сари и сандалий,
сандалового масла и борща,
а я сижу не за долами,
немного плача и груща....

Признаюсь честно: я, конечно, разный:
Я мнительный, капризный , пошлый, злой,
Трусливый, лживый, толстый и ужасный,
Неряшливый, противный и чужой.

Мечтатель, но, наверно, все же циник.
Талантливый, но, видимо, дурак.
На юбки женские украдкою смотритель....

Вес сна весною невесом.
Вес сна весною незаметен.
Весна - весною. Что потом?
Все знают. За весною - лето.

За летом - осень и зима.
Зима обычно пред весною.
Зима, весна, они - "она".
А лето - странное "оно". А?

И осень, знают все, - "она"....

Допустим, на серебряном блюде лежит спелое яблоко и вдруг как закружится, запляшет на зеркальном дне, круг за кругом проявляя скрытое, и мы отчетливо увидим: вот стоит человек - Степан Семендяев, вот на нём, кажется, потёртое на рукавах серое пальто, вытянутые на коленях джинсы, рыжие от пыли туфли....

Так сладок мёд, что, наконец, и гадок.
Избыток вкуса отбивает вкус.

– А что же вам нравится, Анастейша? – В мягком голосе вновь слышна затаённая
усмешка.
– Книги, – шепчу я, но моя душа так и рвется сказать ему: «Вы! Мне нравитесь вы!» – А какие книги?...