Снобизм

гной и пригоршня горного хрусталя с бирюзой
и такие маленькие шарикоподшипники ржавые
бисер, перья, янтарь с мезозоевской стрекозой
и конечно же ядовитые наполовину живые жабы
.
ах контузия-мать да художественный баклан
и немного желания быть на войне полезным
стая мессеров сбита, бебельплац сожжена до тла
ктулху в небо серьёзно глядит из чувашской бездны
....

– Что с тобой такое? Что происходит, объясни?
– Густой мазут космоса вялой кляксой растекается у меня на глазах.
– Ты ненавидишь его, правда? Я вижу это облако ненависти, окутавшее нас. Может ли он это почувствовать?
– Может, конечно. Заклятый враг и узурпатор духа, он огрызается своей чернотой, неуклонно остывая и бронзовея....

Я руки поломал — вот кризис отношений.
Без помощи теперь не в кухню, не в сортир.
Но главное из этих всех лишений,
Что Дунечка покинула мой мир.

Любимая Дуняша Кулакова,
Которую я часто ублажал,
Она всегда к соитию готова,
Превыше всех и всяческих похвал....

… Слушая улицы гетто…

***
Ну, вот и всё…
Привет-пока, Париж.
И только миф твоих-моих затей
Развеян той, по ком сейчас грустишь,
А я с тобой
По трассе на Марсель.

Ну, вот и всё…
И некуда спешить,
Догнав рассвет, как много лет назад,
Где станет вновь пунктиром белым нить,
Латая путь,
Сплошная полоса....

Уберите осени багряность
В нотную тетрадь игрой пера.
Чувств моих медлительная старость —
Ваших ли весенняя пора?

Где ласкает ветер занавеску
Всё ещё заветного окна,
И сбежавший луч от солнца дерзкий
По привычке вновь стучится к нам....

Во всех приморских городках улицы похожи на катушки ниток, выпавшие из шкатулки и раскатившиеся не только в стороны, но и вниз, к набережным, к самому морю.

Во дворах, высоко, на протянутых верёвках висит бельё, на подоконниках, карнизах и крышах сидят голуби, ещё выше, над верхушками деревьев сплетаются плывущие отовсюду детские разговоры, крики и считалки....

Я умру пятьдесят три года назад
В уральском роддоме розовым крошкой.
У меня будет сморщенный детский зад
И смешные малюсенькие ладошки.
Пуповину доктор соединит,
Щёлком ножниц стальным мою жизнь итожа,
И меня затянет в себя магнит
Материнского тёплого междуножья....

И не то ль конец восьмидесятых,
Или девяностые, начало,
Время «GUCCI», маечек хлопчатых,
Семечек на лавке у причала.
Теплые взаправдашние ночи,
И Наташа, дочка инженера,
И на День рожденья, между прочим
Дефицитный запах «Флюр-а-Флера»....

Блещет полдень
Будто масло на атлете,
Мир могуч, в движенье всяком
Он достоин, равен, вечен
Тополей теплы колонны
Древних стен горячи камни
И вдали сомкнули плечи
Море с небом – равный с равным.

***

Днём синим — будто блещет,
Вечером — горит,
Ночью — созерцает,
Утром — говорит
Небо, странный парень,
На море, как щёку, он облако кладёт
И тихо наблюдает, как парусник идёт....

Мама моет раму, Рама держит маму.
Вышла замуж мама за индуса Раму.
Маме он смеётся белыми зубами
И целует нежно теплыми губами.
Любят белых женщин добрые индусы:
Подарил на свадьбу Рама маме бусы.
Увезёт он скоро маму в город Дели.
Я останусь с папой....

Волна пришла нескоро; я коротал ожиданье тем, что катался на виндсерфинге, таская к воде, наверное, тот же самый тяжеленный прибор, что и десять лет назад. Потом, позаимствовав на своем охраняемом объекте неюзанный мустанговский рангоут, я бродил с тихими ветрам июня по заливу, наблюдая, как томятся под солнцем тополя и маслины....

Небольшие правдивые истории про людей, рассказанные одной пожилой Звездой своей маленькой внучке


Внизу, на том что, называют линией горизонта, в том месте, где синие просторы моря соединяются с бесконечным небом, где облака, смеясь и брызгаясь, болтают в воде ногами, а Луна поздним вечером забрасывает удочку, есть место, где бросают якоря все игрушечные кораблики, уплывшие от своих маленьких владельцев...

Занавес поднимается. На сцену выходит Бог.
В стоптанных старых тапочках. В длинных цветастых трусах.
Рабочий сцены из-за кулис: «Вот сука, ну полный лох!»
В глазах у Бога коньюктивит, тоска и похмельный страх.

Он тупо смотрит на ламинат, имитирующий паркет....

Я был в восхищении от её дырки, так бывает. И в этом не больше скотства, чем в редком посещении родителей, и многим меньше, чем при визитах к старикам, если понимать о чём я. Такой подход прост, хотя примитивным я бы его не назвал. Это как нельзя кстати при ритмах мегаполиса....

Меня кто-то продумал, проделал до каждого хрящика,
То ли с тяжкого пьянства, то ли с собой борясь.
Рудимент теперь – люди без электронного ящика,
А я разучилась иначе поддерживать связь.
Мой внутренний голос по-прежнему в не ротации.
В этом радио Эхо-Марьяны ни слово, так «блять»....

URA BARU:
МОСКОВСКАЯ КУХНЯ /СЕРИЯ ''''KUHNI YOBANIH NARODOV''''/



Для любителей новых стран и новых кухонь.
Викинги дали русским селедку, татаро-монголы заставили пользоваться самоваром, Петр спрямил ложку, но в целом русская кухня — это крестьянство....

Карочи, я как повстречалсо с Иркой годишку, она мне грит, што мол пора с радаками знакомитса потомушто отношения, вся хуйня и заебала её неопределенность. — Похуй конечно, — я согласился.А хуле если такой расклад?
- У меня, — Ирка говорит, братан из армии вернулся....

Cинонимом слова бессмертие может служить безумие.

В помраченном сознании угроза смерти теряет основной пугающий смысл: что значит ожидание для безумца? Ничего. Он или проживает внутри непрестанного ожидания, либо существует вообще вне всякого конкретного времени, блуждая изысканно-сумрачным эго в слоях одному ему ведомых абстракций....

Просыпается он обычно среди ночи. В то время, когда поезд Абакан — Москва проходит мимо его станции. Проходит не останавливаясь. Просто стучит колесами об рельсы и иногда пронзительно гудит. В эти моменты его кровать начинает потряхивать и он встает. Включает свет....

Вот же, взбрело в голову рассказ написать. Захотелось мне, чтобы простенький был такой и рейтинговый, чтобы отзывы на него сыпались как из рога изобилия, чтобы был он доступен пониманию любой дурочки на свете… Дурочки? Ну конечно! – кто же ещё станет тратить своё драгоценное время попусту?...