Единственными друзьями ребенка были тараканы (часть II)

Автор: Лев Рыжков Начяло

Папа и мама уже спали. А вот к Алине Брюсовой сон совсем не шел.
Завтра она напишет эту дурацкую статью. Побыстрее съездит в промзону, даст почитать текст статьи и — главное! — выяснит, из каких таких семей взялись эти несчастные дети, которых держали на цепи.
Мысль о том, что может получиться очень круто, лишала сна.
«Действительно ли я хочу стать звездой журналистики?» — спросила себя Алина.
Следовало признать, что спохватилась она поздно. Завтра приходил из армии ее жених Володя. Некоторое время они походят вместе, покушают мороженое, посмотрят кино. Потом Володя лишит Алину невинности. А далее, как и всякий порядочный человек, женится. Первые несколько месяцев они будут очень-очень сильно любить друг друга. Потом Алина родит ребенка, и навалятся совсем другие заботы…
Девушка перевернулась на другой бок, и вдруг подумала, что в редакцию-то она пошла — именно по этой причине. Внутренне Алина понимала, что эта судьба — не для нее. Она, стоит посмотреть правде в глаза, действительно хотела в последний момент соскочить с накатанных рельсов, попробовать найти свою судьбу.
Но поздно, конечно, спохватилась.
На самом деле ничего у нее не выйдет. Не то, что звездой она не станет. Даже на работу не возьмут.
Ну, и ладно! Алина выйдет замуж и постарается извлечь максимум счастья из того, что будет с ней происходить.
Будильник был заведен на семь утра. Сейчас — полвторого. В принципе, можно еще нормально поспать.
Алина зевнула и стала погружаться в сон.
Обычно девушке снилась всякая чушь, которую даже запоминать не стоило.
Но сейчас Алина увидела бабу Веру. Какая-то часть спящего сознания помнила, что бабы Веры уже почти десять лет, как нет в живых. И еще Алина поняла, что эта ее встреча с бабой Верой уже была.
Алина знала, что сейчас она еще маленькая. Что она вместе с папой и мамой приехала в домик бабы Веры, папиной мамы. Баба Вера умирала.
Папа не хотел брать Алину, но бабушка пожелала увидеть внученьку. Отказать было нельзя.
Зрелище было тяжкое. Бабуля, вся бледная и похудевшая, лежала на кровати. Взрослые суетились, а Алина — стояла в углу комнаты, у шкафа. Немножко скучала. Время в этой комнате, казалось, застыло, как смола. А за окном была весна, поздний апрель. Алине поскорее хотелось оказаться в той весне, а не у постели бабули… Хотя и ее, конечно, жалко.
Мама взяла ее за руку и повела к кровати.
- Бабушка зовет, — тихо сказала мама.
Она подвела Алину к бабуле, сама отошла. И папа вместе с нею. И даже доктор.
- Выздоравливай, бабуля, — сказала Алина, малодушно мечтая о том, чтобы эта тягомотина поскорее кончилась.
Бабуля смотрела на Алину бесстрастно, как мумия.
- …тья тебе желаю… — услышала вдруг Алина бледный отголосок слов.
- Что, бабуль?
- …тливая будешь. Помочь могу…
- Помочь? — удивилась девочка.
Бабуля медленно и вязко выпростала руку из-под одеяла. В ладони она сжимала… Будто бы свечку.
- Вот она… — прошелестела бабуля.
- А что это? — спросила заинтригованная девочка.
- Посох… Ведуньин посох… Бери…
Посох на самом деле оказался деревяшкой, сплошь изрезанной какими-то символами и буковками. Алина разобрала несколько свастик. Правда, кажется, концы изломанных крестов смотрели в другую, чем у Гитлера, сторону (это папа уже позже объяснил).
- Древняя вещь… По наследству передаю…
- А зачем она нужна, бабуль?
- Посох желания исполняет… — Баба Вера будто задыхалась. — Один раз в жизни…
- Все-все, что захочу? — спросила Алина.
- Да… Но один раз…
- Ну! Мне, как минимум, семь нужно! — закапризничала Алина, вспомнив мультфильм «Цветик-семицветик»
- Один раз… Нужно, чтобы ты посоху дар поднесла…
- Какой?
- …который женщина только раз подарить может… Поймешь потом…
- Что за дар, бабуля?
- Не спеши… Пусть годы идут… Когда будет можно, я тебе приснюсь, и ты все вспомнишь… А теперь иди…
…Алина рывком села на кровати. Вытерла пот.
Она совсем забыла этот случай. Как-то потускнел он по сравнению с другими, более важными, событиями. А ведь говорила так бабуля!
Неужели… пора?!
Алина выпрыгнула из под одеяла и, как была, в ночнушке, направилась к шкафу.
Посох лежал на одной из дальних полок. Пыльный, забытый.
«А вдруг это правда?!» — обожгла Алину мысль.
Девушка провела ладонью по причудливой и корявой резьбе.
Теперь-то она была взрослая и уже могла разгадать бабушкину загадку. Алина вполне представляла, что женщина может подарить только один раз. Она могла подарить это Посоху.
«Господи! Чушь-то какая! — подумала она. — Володя скоро приедет. А я — не целая!»
Она уже хотела было положить Посох обратно, как в ее голове появился чей-то незнакомый голос.
«Рискни! — нашептывал он. — Попробуй добраться до мечты! Струсить всегда успеешь».
Ниже пояса наливалось сладкое желание.
«Придумаешь что-нибудь своему десантнику, — продолжал голос. — Он еще ничего и не заметит. Хитростей много, в Интернете почитай. Рискни!»
- Нет, — прошептала Алина вслух.
«Да, — настаивал голос. — Да! Да!»
С Посохом в руках Алина вернулась к кровати, легла на спину, развела ноги, зажмурилась и…
По телу словно разбежались крохотные, щекотные мурашки.
Наслаждение было обжигающей ледяной иглой. Оно вонзилось в Алину, как иголка в бабочку.
Алина сделалась пучком искр, сияющих наслаждением.
А Посох превратился…
…мамочки!..
…превратился в пышущий жаром, сильный, крепкий хуй..
- Мамочки мои! — ахнула Алина.
В комнате запахло кровью.
«Загадывай, девонька!» — Алина уже не удивлялась, слыша в голове все новые голоса. Этот был тихий, но сильный, настойчивый. Немного он напоминал голос бабы Веры из недавнего сна.
«Хочу стать звездой журналистики! Очень-очень известной!» — загадала Алина, будто бросилась в омут головой.
«Поработать придется, — без всяких эмоций сообщил голос. — Сильно поработать».
«Я буду работать!» — мысленно пообещала Алина.
По ее телу прокатилась колючая, будто газировка, волна. Алину подбросило куда-то вверх. Какую-то секунду Алина понимала, что это — Небеса Наслаждений.
А в следующий момент все закончилось.
Сказка исчезла.
Все в комнате было на своих местах. Даже Посох в руке превратился в старую деревяшку.
- Глупости какие-то, — тихо засмеялась Алина.
«Не глупости!»
Алина чуть не свалилась с кровати. Голос, оказывается, никуда и не уходил.
«Обещала работать — будь добра!»
«Работать?! — удивилась девушка. — Но ведь ночь!»
И вдруг она поняла, что ей надо делать.
Текст ей надо сдать завтра. И хороший. Чтобы этот урод облезлый не придирался. Где она будет его писать? В редакции? Дома? И что хорошего можно написать впопыхах? Или за чужим столом?
Нет! Алина напишет текст прямо сейчас! А то, что ночь не поспит, так это ерунда!
Девушка включила компьютер, присоединила к мобильному наушники.
Предстояло расшифровать примерно полчаса речи Людмилы Витальевны.
В принципе — не самая скучная работа.
…Постепенно Алина увлеклась. Время стало лететь незаметно.
К половине седьмого утра статья была готова.
В статье было много цифр, фактов. О детях со следами цепей Алина решила пока не писать. Не помещалось это в статью.
- Ну, и ладно! — решила девушка.
Оставалось только придумать заголовок.
Облезлый замредактора говорил, что заголовок должен сообщать о самом интересном факте из статьи.
«Единственными друзьями ребенка были тараканы», — вывела Алина.
Затем она сохранила документ, переставила будильник на двенадцать дня.
Заснула, не ощутив головой подушку.
Больше сегодня Алине ничего не снилось.
***
Витек пока не знал, про что будет его будущая книга. Но с началом, с первым эпизодом он уже определился.
Это будет сцена похмелья. Лютого такого бодуна.
За четверть века профессиональной деятельности Витек сделался большим специалистом по бодунам. Подавалов, хуевый льстец, утверждал, что Витек знает о похмельном синдроме. Но, конечно же, это была неправда.
Потому что невозможно знать все бодунах. Ты думаешь, что знаешь о них все. Но однажды, сумрачным, тошнотворным утром перед тобой откроется настоящая бездна, по сравнению с которой предыдущие зияющие пропасти — даже не канавки.
Но и эта, казалось бы, самая худшая бездна — тоже суть канавка по сравнению со следующим уровнем.
Витек знал бодуны тряские, тошные, раскалывающие голову. Знал бодуны параноидальные — когда тебе хуево, и ты всего вокруг боишься. Бывали и мокрые бодуны. Притом, двух разновидностей. Первый — когда потеешь. Второй, более худший, когда ссышься. Скептики в существование последнего не верили, но однажды, года полтора назад, Витек сам испытал его на себе. Он посещал фермерское хозяйство, затерянное глубоко в области. Там его поили реликтовым местным самогоном на специальных травах. Выпил Витек много. Свалился спать. Проснулся трезвый, с ясной головой. Однако руки-ноги не слушались. Так что даже с постели в гостинице сразу подняться не получилось. Пришлось ссать прямо в кровать. Хорошо, хоть без штанов спать лег. Минут через пятнадцать лежания в луже Витек все же подсобрал силы и смог подняться. Правда, пришлось понервничать, когда из гостиницы выписывался. А ну, как номер станут инспектировать? Ну, как спросят: «А зачем это вы, господин Жмых, отлили в постель?» Но пронесло. И не звонили после этого. Вот такой вот мокрый бодун №2. Не дай Бог никому.
Бодун, с которым Витек проснулся нынешним утром, явно был эксклюзивного свойства. Он, как сложное блюдо, состоял из нескольких компонентов. В черепной коробке перекатывались вязкие волны головной боли. Тело ломило. В горле было сухо и зловонно. Болел пах.
- Тьфу ж ты, блять! — застонал Витек, припомнив вчерашний собачий разврат.
Тяпа была здесь же. Увидев, что хозяин проснулся, она быстро отпрыгнула в дальний угол комнаты. Смотрела настороженно, поводила головой.
Душу, по-утреннему беззащитную и трепетную, омыла едкая волна стыда.
«Тоже мне, борец с соблазнами! — констатировал Витек. — На псину поганую польстился, только бы нетленку не писать!»
Позор был невыносимым, но еще невыносимей была боль в паху. Из глубины памяти вынырнуло воспоминание. Мелькнул перед глазами рывок Тяпы, вспомнился звук, с каким она вгрызлась в…
«Мамочки мои! — внутренне вострепетал Витек. — Что же я там увижу?»
Начал с визуального осмотра трусов. Когда-то они были белыми, в цветочек.
«Вот так же и душа моя! — вдруг понял Витек. — Когда-то белая, невинная. А ныне — портянка изгвазданная. Грязь, грязь…»
Когда Витек увидел засохшую кровь, будто бы омывшую цветы, он сначала не поверил увиденному.
«Кровь?! — ошарашенно думал он. — Это — кровь?»
Витек зажмурился и стал оттягивать резинку. Промокшая ткань, как оказалось, прилипла к кожице детородного органа. Витек перехватил ткань поближе, потянул.
Тут же взвыл от боли.
Открылась рана. Оттуда не текла кровь. Болючая телесная прореха сочилась вязкой, желтоватой сукровицей.
Витек все равно не мог поверить, что все это произошло с ним. Посмотрел на виновато съежившуюся Тяпу. Хотел пнуть. Но сдержался. Слишком уж пронзителен был взгляд собаки-искусительницы.
«За что ты меня так, хозяин?» — спрашивали глаза.
Витек не выдержал, отвернулся.
«И что же делать? — лихорадочно заметалась мысль. — Что делать-то, блять?»
К врачу бы надо. В больницу.
Витек представил, как он приходит, вываливает перед женщиной-врачицей раненый агрегат. Мужик вряд ли будет. «И что это такое?» — спросит врачица.
А что, что, ЧТО это такое, действительно?!
Понятно, что правды ей не скажешь. А что тогда сказать?
Допустим, сказать, что напился.
Так.
Ничего не помню.
Так.
Проснулся — вот с этим вот.
Вроде нормально. Еще если с этаким клинтиствудовским прищуром смотреть на жен… Да на какую, на фиг, женщину? Девчонки они там все. На девчонку он будет смотреть бывалым взглядом!
И поразится девчонка, и вострепещет. Подумает: «Вот ведь — Мужчина! С большой буквы! Уже труха из него, вроде как, сыплется, но, пожалуйста, за детородный орган его покусали!»
Девчонка в белом халате смотрит на Витька взглядом, в котором плещется любовь. И говорит:
«А почему зубы собачьи?»
- Ааааа, блять! — Витек вынырнул из мира грез, схватился за голову, издал не то вопль, не то рык: — Аааа!!
Тяпа, опасливо повизгивая, приблизилась к двери.
Витек прищурился и стал нащупывать на полу штаны:
- А пойдем-ка, Тяпочка, погуляем… Пойдем…
…Псину он выпустил у ларька. В самом ларьке, после недолгих раздумий, купил поллитровую банку химического джин-тоника. Начал пить уже на подходе к дому.
Захорошело. Притом, как-то легко, воздушно. Все сиюминутные проблемы вдруг показались прахом.
Вернувшись домой, Витек посмотрел на часы и понял, что пора собираться на работу. Он поставил кастрюлю с водой под пельмени, а разобраться с раной решил ближе к вечеру, когда сдадут пятничный, трудный номер.
«Сгораю на работе, — торжественно думал Витек. — Больной, между прочим, иду!»
Впрочем, одно дело он уже сделал. Обезопасил себя.
Когда он придет к врачу, придется забыть о суперменском прищуре альфа-самца. Витек отработает другую, более постыдную, но действенную версию. Да, напился. Что было, откуда зубы — не помню. И вообще собак распустили по городу, надо материал разоблачительный дать.
Даже если не поверят, домой привести, показать.
Где вы видите собаку? Нет никакой собаки. И не было. Или была? Городок-то маленький, кто-то, может, его с собакой видел. Тем более, что часто гуляет. И в центре, к тому же.
«Ладно! Была, но сбежала, — решил Витек. — И вообще, что-то я слишком усугубляю. Кто там будет отпечатки зубов сличать? Может, даже и не удивятся. Если бы аллигатор цапнул, вот это было бы событие. А так — подумаешь, собака…»
Витек открыл дверь.
Тяпа исчезла, как и не было ее.
…Пятничный номер был настоящей головной болью. Шестнадцать полос. Да еще и легкочитаемого текста. По правде говоря, написать текст, который можно было бы прочитать, не вывихнув мозг, ни один из штатных писателей областной газеты не был в состоянии.
Однако каждый раз удавалось как-то выкрутиться.
Самыми популярными у читателей были потребительские полосы: какую колбасу нельзя есть, какие консервы лучше обойти дальней стороной, как должны пахнуть окорочка, чем фирменные сапоги отличаются от китайских. Все это в большом объеме производила Лена Шатохина, седеющая блондинка. Несколько раз Лена робко спрашивала насчет повышения зарплаты. До сих пор этот вопрос удавалось обходить.
Потребительские материалы не требовалось править и переписывать, их можно было ставить в первозданной красоте.
А вот с прочими текстами было хуже.
Если бы кто-нибудь предложил выдавать гонорары не деньгами, а телесными наказаниями, Витек первый проголосовал бы за такое нововведение. Притом обеими руками.
Сделать из иного текста нечто читаемое, стоило трудов и нервов.
На нескольких пятничных номерах Витек опробовал один трюк, который порядком экономил силы. Выглядел он достаточно просто. Допустим, журналист сдает скучнейший текст. Скажем про ЖКХ. Читать невозможно. Но как он заиграет, если в первый абзац вставить имя какой-нибудь знаменитости. В начало такого текста следовало дописывать что-то вроде: «На днях в парижской квартире звездных супругов Брэда Питта и Анджелины Джоли случился потоп. Прорвало канализационную трубу. Такие же проблемы возникают и у жителей нашего города…» И дальше — геморрой про ЖКХ.
Звезды Голливуда жалоб пока не предъявляли.
Этим утром работа шла своим чередом.
Подавалов намекал на то, чтобы похмелиться. Потом заявился По-еблу-лопатой и тоже принялся намекать, навалившись на стол и дыша перегаром.
- Идите, пишите, орлы! — прикрикнул на них Витек. — Я, между прочим, жду от вас к обеду тексты…
Работа шла. Витек «узвездил» несколько текстов. Над одним думал почти полчаса. Тот был посвящен давкам в общественном транспорте.
«Кто из звезд ездит общественным транспортом? — задумался Витек. — Тот, кого лишили водительских прав. Логично. А кого лишили, кстати? Кто бухой за рулем ездил? Мэл Гибсон, вроде бы…»
«Недавно популярный актер и режиссер Мэл Гибсон признался, что любит ездить в общественном транспорте. Свободно, комфортно, безопасно, и дорожной полиции можно не бояться. Но то в Америке, а у нас картина другая…»
- Вуаля! — удовлетворенно произнес Витек. — Вот у нас уже есть и полномера.
Он кивнул выжидательно застывшему Подавалову, тот передал кивок Пельшу. И журналисты пошли на традиционное остограммливание в хачапурную, расположенную сразу за углом редакционного здания.
- Что-то Витькова телочка не приходит, — заблестел радугой зубов Подавалов.
- А с чего это она вдруг — моя? — огрызнулся Витек.
- Ты же у нас главный! — густо дохнул перегаром Пельш.
Из хачапурной Витек вернулся бодрый, и даже немного окрыленный.
- Так-с, и что у нас дальше? — забормотал он.
На столе лежал текст социальщицы Перец про собачье бешенство.
«Двух собак с подозрением на бешенство на этой неделе обезвредили милиция и муниципальные работники», — прочитал Витек.
Пальцы его машинально забарабанили по клавиатуре:
«Недавно на Хью Гранта во время утренней пробежки набросилась собака. Не успел актер опомниться, как оказался поку…»
Витек застыл. Только сейчас до него дошло.
Бешенство… Оно не лечится. В городе есть бешеные собаки. А его самого вчера покусали за… Ну, да не будем о грустном.
Мрачно и пытливо Витек стал пожирать взглядом лапидарные прописи социальщицы Перец.
«Профилактика от бешенства производится в нашем городе по старинке. Сорок дней уколов в брюшную полость…»
- Блять, — тихо простонал Витек. — Блять, блять, блять…
- Здравствуйте! — раздался над столом бодрый, молодой голос.
Витек запрокинул голову, осознав, что отвисшая от ужаса челюсть так и не встала на место.
- С вами все в порядке?
Девчонка. Блондиночка вчерашняя. Еще красивей, чем была. Сучка.
- Да-да, — торопливо ответил Витек.
- Я текст принесла, — сообщила девчонка.
- Я очень рад, — подпустил Витек сарказма в голос.
***
И все равно Алина не выспалась. День предстоял судьбоносный, тяжелый. Сон не шел. Лишь в девять утра на девушку навалилось какое-то обморочное беспамятство. И тут же — звонок будильника.
Алина чувствовала, что еще немного, и она просто заснет на ходу. Да еще, как на грех, каблуки надела.
Замредактора Виктор Леонидович выглядел неважно. Кровь прилила к лицу, редкие волосы всклокочены, одежда мятая. Не будь он начальником, Алина его бы пожалела.
Но сейчас девушка лишь бесстрастно положила ему на стол текст.
- Это прекрасно, — с явным скепсисом скривил рот замредактора. — Но тексты надо сдавать в электронном виде, в виде файлов. В распечатке я его читать не буду!
Алина покосилась на гору распечаток на столе. Хмыкнула.
Человечек за столом будто взбесился.
- Вы проявляете безответственность и неуважение, — кипятился Виктор Леонидович. — И эксплуатируете редакционных наборщиц. Из-за вас, девушка, они будут вынуждены набирать этот текст, который, я более, чем уверен, ни на что не годен, и никуда не пойдет!
«Спокойно!» — приказала себе Алина. Широко и невинно улыбнулась:
- Вы об этом говорите?
Плавным движением она достала из сумки флэшку. Всегда надо предусматривать все варианты.
Ей показалось, что заместителя редактора с дурацкой фамилией Жмых сейчас просто разорвет от злости. Тряслись тоненькие губы, глаза подернулись мутной пленкой.
- Х-х… х-х…
«Плохо ему, что ли?»
- Хорошо, — выплюнул Жмых. — Я посмотрю ваш текст.
«Великое одолжение сделал, надо же! За что, интересно, он меня так ненавидит?»
- Дайте еще задание, — сказала Альбина.
- Не сейчас, не сейчас! — замахал Жмых тонкими ручками.
Алина почувствовала, что этот дядя начинает ее бесить. Она хотела рассказать ему о темах, которые нашлись в детском приюте, но вдруг поняла, что этого делать не стоит.
- Почитайте, пожалуйста, текст.
Алина стояла над его столом. Не уходила. Хотя Жмых всячески давал понять, что нужды в ней никакой.
- Послушай, девушка, ты мне приказываешь? — Замредактора пристально смотрел на нее. Хотел напугать, но Алина совсем не боялась.
- Ни в коем случае, — пришлось разрядить напряжение улыбкой. — Просто я хочу съездить и заверить текст перед публикацией. И сделать это до вечера. На который у меня большие планы.
Если раньше Жмых был багровым, то сейчас — полиловел.
- Жди, — бросил он. — Я занят.
Алина покосилась на нечистый стул. Принять предлагаемые условия игры — значило проиграть и унизиться. Этого только не хватало.
- Я пойду, кофе попью, — мягко сказала она. — Надеюсь, к моему возвращению вы прочтете статью. Она небольшая.
Алина развернулась и направилась к выходу из кабинета.
Услышала, как донельзя важная, с выпученными, как у Надежды Константиновны, глазами, тетка прошипела ей вслед:
- Ты смотри, какова!
***
Витек искривил тонкие губы в вымученной улыбке. Эта девочка сама не понимает, что очень-очень сильно нарвалась. Теперь-то ей точно — не выжить.
Как только Алина вышла за порог, Витек левой рукой, брезгливо, взял распечатку девчонкиной статьи, правой — ручку с чернилами красного цвета.
Однако Витька подстерегало неприятное открытие. Текст был достаточно приличный. С цифрами, фактами, прямой речью. Девчонка не пыталась умничать, не выдавала словесных кружев и, соответственно, корявостей тоже. Немного скривился Витек от заголовка, но даже тот был сделан по науке. К тому же, быстро написала, месяцами не вынашивала. В принципе, Алину хоть сейчас можно было брать в штат.
Можно. Если бы не заносчивость ее, на грани хамства. Все-таки не свой она человек. Не душевный.
Хотя, надо признать, текст про приют вполне мог бы занять, скажем, четвертую полосу, и тем самым облегчить жизнь Витьку. Тем более, что материалов пока что не хватало.
Боль появилась неожиданно. Она будто кнутом хлестнула Витька по чреслам. Страдающее межножье опалило огнем. Во рту появился кислый металлический привкус. Будто батарейку лизнул.
«Что же это, мамочки!» — думал Витек, торопясь к гордости редакции — туалету с евроремонтом. Ворвавшись в одну из кабинок, Витек расстегнул штаны.
Рана не уменьшилась. Она покрылась вязкой сукровицей.
Отмотав примерно полметра туалетной бумаги, Витек, брезгливо сморщившись, протер слизь.
- Господи! — слезливо бормотал он. — За что мне это все?!
Он, как завороженный кролик, смотрел на язву. Изжелта-красная, с побелевшими (омертвевшими?!) краями, она была похожа на лицо. Хотя нет. Не на лицо даже. Скорее на смайлик. Две точечных раны, и одна дугообразная.
Веселый смайлик.
«Я же сгнию на хрен! — в ужасе подумал Витек. — И что делать? Спиртом надо смочить для дезинфекции. Или водкой…»
Найти в редакции водку и пластиковый стаканчик не являлось проблемой. Выбежав из евротуалета, Витек устремился к бородатому ответсеку Лыкову, имевшему вид таежного старца.
Через несколько минут Витек вернулся в туалет, накапал в стаканчик из заемной чекушки до краев водки, зажмурился и — нырнул хуем в водку.
Боль обожгла такая, что Витек еле сдержал крик. Он единым духом выглотал из горлышка остатки.
- Уфф!
Отпустило.
Ну, здравствуй, Витя!
От неожиданности Витек заозирался. Кто с ним разговаривает? Кто-то из другой кабинки?
Это я. Твой хуй.
- Что?! — прошептал Витя.
Казалось, что смайлик в пластиковом стаканчике расплылся в широченной улыбке и даже подмигивает.
Спасибо за водку. Можешь меня вытащить. Потом еще нальешь…
Что? Но кто ты?
Я тебе уже говорил. Эй-эй, а вот в туалетную бумагу меня заворачивать не надо.
Почему я с тобой говорю? Я сошел с ума?
С ума ты сошел, когда в последний раз в загс пошел. Доля моей вины в дальнейшем, полагаю, тоже присутствует.
Но почему ты молчал раньше?
Я? Молчал? Мы с тобой прекрасно друг друга понимали. Я не нуждался в словах.
А сейчас что — плохо?
Сейчас — вообще никак. Тебе надо кое-что уяснить.
Витек не мог избавиться от ощущения, будто его кто-то разыгрывает. Может, прикрепили динамик к пиджаку и теперь изводят? Но как они читают мысли? Инопланетяне? В жизнь за пределами Земли Витек не то, чтобы не верил, но даже не задумывался об этом.
Слушай, хуй, ты собрался мне что-то там диктовать?
Обращение грубое, но фактически верное. Однако настоятельно советую называть меня Властелин Боли.
Эк замахнулся…
Ты мне не веришь?
Витьку между ног словно плеснули горящего напалма. Боль навалилась резкая, жгучая и неожиданная.
Убери, я все понял!
Ну, и славно. Собственно, требую я от тебя немного. Чтобы я не выпускал Боль наружу, ты должен каждые четыре часа поить меня водкой. То есть, сейчас два часа. В следующий раз я захочу водки в шесть часов вечера.
Но как же…
Изыщи способ.
А ночью?
Разумеется.
Господи Боже, за что мне это все?
Хуй молчал.
Витек понял, что взмок, хотя жарко отнюдь не было.
На мониторе был открыт девчонкин текст. Витька затрясло от внезапной ненависти. Нет-нет, никогда эта Алина не будет работать в областной газете. Мало ему говорящего хуя, так еще и говорящая пизда, прости Господи, появится…
Но что сделать? Как ее отшить?
Она ведь говорила, что едет вычитывать текст?
Властелин Боли заговорил неожиданно. Витек даже вздрогнул.
Ну, да… Говорила…
И что может быть проще? Допиши в ее текст какой-нибудь ерунды. Потом распечатай и положи на стол, будто так и было.
А заметит?
Обидится, не вернется. Ты ведь этого добивался?
Витек смотрел на монитор. Эта мысль нравилась ему все больше. В конце концов, это будет очень смешно. Молодая дура приедет, протянет директрисе приюта текст. А там… А там…
Поторопись, она скоро придет.
Витек быстро проскроллил текст. Он уже примерно знал, как поступит. Витек перевел дух и, мелко хихикая, принялся уродовать последний абзац. Витек безжалостно стер пустые строчки про то, какое большое дело делают те, кто спасают детей. Вместо него следовало написать… следовало написать… Хотя бы вот что!
«Когда я выходила, ко мне подбежал один из детишек и протянул записку. Прочитала я ее только за воротами. Вот эта записка: «Спаси нас, тетя! Нас мучают, обижают, заставляют работать. Нас держат в рабстве, истязают за малейшую провинность. Иногда из Москвы приезжают страшные люди с видеокамерами, заставляют нас ласкать друг дружку и больших дядек. Непослушных перемалывают на мясорубке, а фарш продают на фабрику полуфабрикатов! Спаси нас!» Записка была написана чем-то красным. По виду — акварельными красками. Не сразу я поняла, что это кровь. Я задумалась: есть ли, чего скрывать работникам детского приюта? В любом случае, я все выясню».
«Отлично! — подумал Витек. — Давно я не был в такой прекрасной журналистской форме!»
Теперь распечатать, сохранить изменения. Так…
Витек едва успел забрать с принтера новый вариант и выбросить старый в корзину, как вошла Алина.
«Красивая все-таки девчонка, — подумал Витек. — Только наглая…»
- Вы прочитали? — спросила она.
- Нет, — ответил Витек. — И на будущее: никогда не носи мне незаверенных текстов. Это — полуфабрикат.
Он протянул ей флэшку и распечатку.
Девчонка взяла текст и, развернувшись на 180 градусов, не прощаясь, ушла.
«Прощай, — мысленно напутствовал ее Витек. — И в следующий раз перед старшими не умничай».
***
Людмила Витальевна читала медленно, вдумчиво. Алине даже показалось, что она тщательно проговаривает про себя прочитанные слова. И пусть! Лишь бы сказала. где найти ублюдков-родителей (или приемных, такое тоже могло статься), которые так обращаются с детишками!
- Вот здесь давайте название организации правильно напишем, — комментировала директриса, черкала ручкой по распечатке. — И вот здесь — не сто шестьдесят, а сто пятьдесят. Не путайте!
Алина было вспыхнула от гнева, но вспомнила, в каком сомнамбулическом состоянии расшифровывала запись. Могла ведь и ослышаться.
Девушка чувствовала, как теплеет директриса. Видно было, что статьей она довольна.
Людмила Витальевна перелистнула последнюю страницу. И вдруг на лицо директрисы вдруг набежала тень.
- Милочка моя, а не охуела ли ты? — спросила Людмила Витальевна с недобрым прищуром.
- Что?! Почему вы так разгова…
- Ты одна приехала?
- Ну, да, — Алина не понимала, к чему клонит эта тетка.
- Ты в штате работаешь?
- Э-э… еще нет…
Директриса взяла телефонную трубку, набрала короткий номер, бросила: «Зайди!» — и принялась сканировать лицо девушки недружелюбным, пронзительным взглядом.
Алина поняла, что статья этой женщине не понравилась. Притом, очень не понравилась. Хотя сначала было наоборот.
- Что случилось? — решилась спросить Алина.
- Ты спрашиваешь, что случилось? Кто передал тебе записку?
- Какую записку? — Девушка уже не понимала ровным счетом ничего.
- Ты мне дурочку не валяй! — рявкнула директриса. — Я ведь дознаюсь…
- Я делаю вывод, что мой текст вам не понравился, — сказала Алина, чувствуя, как щеки наливаются красным. — Я могу пообещать, что он не будет опубликован. А теперь — до свидания.
Алина встала, развернулась, прошла к двери кабинета.
За порогом стоял здоровенный охранник.
Он шагнул в комнату и вдруг толкнул Алину в грудь.
Равновесие удержать не удалось. Алина упала на пол.
- Кому ты давала это читать? — услышала она голос директрисы.
- Немедленно дайте мне уй…
Директриса склонилась над Алиной и отвесила ей хлесткую, жгучую пощечину.
- В подвал ее, — распорядилась директриса.
В то же мгновение Алина словно взлетела в воздух. Гориллоподобный охранник намотал на кулак ее волосы, другой рукой схватил за запястье и грубо поволок куда-то в подсобное помещение.
- Пусти! — выкрикнула девушка.
Но с тем же успехом она бы могла разговаривать с каким-нибудь бульдозером.
Они миновали коридор, и охранник поволок Алину вниз по какой-то грязной лестнице.
Алине было больно и обидно. Туфли на шпильках она уже потеряла. Как теперь отсюда выбираться?
И еще Алина поняла, что может случиться, когда тому, с кем ты общалась, не нравится написанное тобой.
***
В тот вечер девчонка так и не появилась.
Первое время после ее ухода Витька так и распирало от смеха. Он пытался представить, какую гримасу скривит директриса Людмила Витальевна. А уж она-то женщина дотошная. И вспыльчивая. Вычеркнуть глупость ручечкой и предложить гостье чаечку — это не про нее. Наорет, как пить даст. Может, еще и по щекам девчонку отхлестает.
Витек давился смехом. Хотелось поделиться с кем-нибудь. С Подаваловым, или с Пельшем. Хотя нет… нет… Не поймут. Задумаются: а с каких это пор заместитель редактора занимается на работе такой хуйней.
Так что шутка, конечно, смешная. Но рассказывать о ней никому не стоит. Из искорки разгорается пламя. А информация о шуточке может дойти, куда не надо.
Но вечер приближался. Типография могла выкатить штраф. На трех полосах еще ничего не было. И Витек пошел в обход по кабинетам — спрашивать, есть ли у кого какой-нибудь, хоть самый завалящий текст.
В принципе, номер собирался. Спортивный обозреватель Пацюк, в смысл текстов которого Витек вникнуть даже никогда не пытался, выдал на две полосы каких-то турнирных таблиц. Осталось найти еще хоть чего-нибудь на полоску.
В задумчивости Витек переступил порог кабинета. Тут же его схватила за воротник громадная лапища.
- Я, короче, текст пишу, — утробным рокотом оповестил человек-гора. — Про капстроительство. Скоро уже сдам…
- Давай, родненький! — оживился Витек, избавляясь от хватки заскорузлых пальцев.
- Пошли накатим?
- Да какой «накатим»? Ты с ума сошел?
- А сам, так втихую выпил… Мне все доложили… Угости?
- Эдик, мы сдаем номер! Но-мер! А ты говоришь — выпить…
- Ну, дай тогда денег. Рублей двести.
- Ты же не отдашь.
- Конечно, нет. Зато текст сдам прямо сейчас.
Витек задумался. Его шантажировали.
- А если я тебе дам, скажем, сто рублей?
- Ну, это значит, что на следующей неделе текст будет.
- И черт с тобой, — забормотал Витек, отсчитывая шантажисту купюры.
- В компе у меня возьми. Файл «Поебень-3». Там, в принципе, вся фактура есть. Только обработать немного надо.
Витек знал, что такое обрабатывать за Пельшем тексты. Это была задача, требовавшая стальных нервов и несгибаемого трудолюбия. Как ветеран, Пельш считался «золотым пером». Однако следовало признать, что на склоне лет «золотое перо» не то исписалось, не то удалилось в область запредельных экспериментов. С каких-то пор По-еблу-лопатой стал писать краткими обрывками. Плюс к месту и не к месту добавлял мат. Для того, чтобы разобраться, что в этих текстах к чему, требовалась колоссальная выдержка.
Витек сел за компьютер и прочитал первые строки того, что По-еблу-лопатой называл «статьей про капстроительство»:
«28 августа
экономический форум про какую-то хуйню
Я блядь хуй проссу про что они трут
78% какой-то поеботины
рост инвестиций да вы бляди ебанулись!!!
Где банкет?!!»
По-хорошему, за чтение подобных текстов надо было не давать две сотни, а, наоборот, взыскивать.
Однако чем хороши были тексты Пельша — так это тем, что он всегда сдавал их с опозданием недели на полторы. И в Интернете всегда можно было посмотреть — что имел в виду признанный редакционный златоуст.
Витек вздохнул и принялся за перетолмачивание алкоголических прописей на русский язык.
«28 августа экономический форум», — набил Витек в поисковике.
Есть. Значит, с датой не напутал Пельш. А то бывали случаи…
«Я блядь хуй проссу про что они трут…» Витек ненадолго задумался, затем его пальцы застрекотали по клавиатуре: «Простому человеку порой трудно осмыслить всю значимость неотложных проблем затронутых на экономическом форуме, который состоялся в областном центре 28 августа».
Дело заспорилось.
Витек уже перевел на русский язык почти все, когда резким ожогом напомнил о себе Властелин Боли.
***
Охранник швырнул Алину на пол: белую плитку в алых, будто акварельных потеках.
Раздались размеренные, цокающие шаги. Алина увидела ноги в туфлях на каблуке. Носок безвкусной, с полосками стекляшек под стразы, туфли грубо коснулся подбородка лежащей девушки.
- Ну, вот, голубушка. Теперь ты мне все расскажешь.
- Отпустите меня, и в редакции не поднимут тревогу…
Носком туфли директриса ударила Алину под подбородок. Разлилась холодная, будто электрическая боль. Во рту сделалось кисло.
- Кто рассказал тебе эту чушь? — Голос директорши приблизился. Похоже, она склонилась над Алиной. — Кто?
«Задрать голову и героически плюнуть ей в лицо? — подумала девушка. — Да ну, глупости! Моя задача — выбраться отсюда. А эмоции оставим на потом».
- Скажи, и тебе не будет больно…
- Вы меня отпустите?
- Может быть…
- Не пойдет, — Алина все-таки подняла голову и посмотрела на Людмилу Витальевну.
Девушка и не думала, что, например, во взгляде человека может быть столько злобы. А ведь еще и рот перекошен, и злобные морщинки по лицу, и макияж потек.
К слову, в помещении был жарко.
«А, может, она сошла с ума?» — подумала Алина. Но нет, вряд ли. Тут происходит что-то продуманное и…
(ужасное)
…и, по меньшей мере, странное.
- Ты торгуешься, девочка? — Директриса склонилась еще ниже.
«Ну, не понравилась им статья, — лихорадочно размышляла Алина. — Но чтобы вот так вот на человека нападать?!»
- Все в редакции знают, куда я поехала, — сказала она вслух. — И если вы тронете меня хоть пальцем.
Директриса посмотрела куда-то над Алиной, кивнула. В ту же секунду девушка словно взлетела от рывка за волосы. На долю мгновения она увидела бесстрастную рожу охранника. Увидела тень движения. Девушка успела зажмуриться. На левую сторону лица будто молот обрушился. Затошнило, закружилась голова.
- Кто? — шипение директрисы ядовитыми змеями вползало в ушные раковины. — Кто тебе это сказал?
- Вы, — ответила Алина.
На долю мгновения она ощутила, что ее волосы отпустили, и тут же молот обрушился теперь на правую половину лица.
- Сучка, — услышала она. — Ты еще не понимаешь, куда попала…
- Может, с пристрастием, Людмила Витальевна? — прохрипел охранник.
- Пожалуй, да…
Охранник схватил девушку за волосы, принялся наматывать их на кулак.
Послышались близкие шаги.
Алина рискнула приоткрыть левый глаз. Правый уже заплыл и не открывался.
Она находилась в комнате, облицованной мелким бело-грязным кафелем. Из стены выходили гнутые трубы. Душевая…
В помещение ворвалась уже знакомая Алине женщина в окровавленном халате, который она, кажется, с тех пор и не меняла. Шеф-повариха. Алина припомнила ее имя — Раиса Евгеньевна.
- Ой, Людмилочка Витальевночка, вот ты где. А что… Кто это?
- Журналистка, — задыхаясь от злобы произнесла директриса. — Всю правду о нас написала.
- Раиса Евгеньевна! — отчаянно сказала Алина. — Спасите меня от этой сумасшедшей женщины.
- Вы что, допрашивать ее собрались? — спросила шеф-повариха.
- Пытать! — гаркнула директриса.
На секунду повариха встретилась в Алиной взглядом. Этого было достаточно, чтобы в душе девушки разгорелся огонек надежды.
- Людмилочка Витальевночка! — сказала повариха. — А мы в свежевальном зашиваемся. Малой Артемка упал не шевелится. Конвейер сейчас встанет.
- И что ты предлагаешь?
- Отдай нам девчонку. Пусть в аврал поработает, а там пытайте на здоровье…
- Мда? — Директриса явно находилась в сомнениях.
- Конечно! Никуда ведь не сбежит…
Повисло молчание. Долгое, невыносимое.
Алина уже почти любила эту жуткую повариху в кровавых лохмотьев. Как родную. Да что там! Родных она так не любила…
- Забирай! — рявкнула Людмила Витальевна.
Алина и подумать не могла, что испытает в жуткой душевой момент невыносимого счастья.
…Охранник поволок девушку куда-то по боковому коридору. В воздухе стояло густое сложнокомпонентное зловоние — смешивался запах немытых тел, крови, тухлого мяса.
Девушка едва поспевала за охранником. Ей казалось, что сейчас этот громила просто оторвет ей голову.
В какой-то момент охранник остановился и принялся срывать с Алины одежду. Девушка хотела запротестовать, но вдруг поняла, что этого лучше не делать. Был риск оказаться в душевой, где ее, судя по всему, если не убьют, то изуродуют.
Раздев, охранник грубо потащил ее в большое помещение.
Это был определенно какой-то цех. Его заливал тусклый, желтоватый электрический свет.
Алине на мгновение показалось, что она спит. В реальной, известной ей, повседневной жизни быть такого просто не могло.
Через все помещение тянулись черные резиновые ленты конвейеров, заляпанные какой-то дрянью.
Но по-настоящему пугало вовсе не это.
Здесь были дети. Много детей — от примерно семи до примерно шестнадцати лет. Мальчики и девочки. Все голые.
Дети стояли по обе стороны от резиновых лент. Каждый ребенок за шею или за руку был прикован цепью к одной из металлических рам на стойках, что располагались по обе стороны от резиновых лент.
Охранник поволок Алину куда-то вглубь этого жуткого помещения.
С металлической рамы, подобно петле, свисала черная, грязная цепь с ошейником.
Не заботясь о хороших манерах, грубо гориллоподобный стражник защелкнул ошейник на шее девушки.
Дети замерли.
- Тетя! Добрая тетя! — понесся тихий шепот.
Алина стояла, не в силах смотреть на них.
Рядом с Алиной оказалась Раиса Евгеньевна.
- Потрошить будешь, девочка, — сказала повариха. — Смотри, это не сложно.
Двинулась лента конвейера. Зашевелилась тряпичная заслонка в окошке, что вело куда-то в другой цех, и показалась тушка дохлой собаки. Дворняги.
Слева от Алины у ленты стояли два мальчика. В руках обоих были большие ножи. Один из мальчиков равнодушно отрезал собаке голову. Второй…
Его, также прикованного к раме за шею, Алина узнала.
- Паша? — прошептала она.
- Да, добрая тетя, — сказал мальчик, даже не поворачиваясь.
Он обыденно вонзил свой нож собаке в живот, ловко провел лезвием от паха к шее, с недетской силой кроша собачьи кости.
Лента дернулась. Дохлая псина оказалась напротив Алины.
- Твоя задача, девочка, вот в чем состоит, — заторопилась повариха.
Двумя руками она взялась за края разреза, разломила их и запустила руку в смрадное собачье брюхо. Внутри что-то чавкнуло. Показалась рука поварихи, сжимающая какие-то фиолетовые ленты.
- Кишки бросай вот в это ведро…
Шмяк.
Алине захотелось умереть.
- Желчный пузырь — на пол, он не нужен… Сердце, печенку — в другое ведро.
Конвейер медленно двигался дальше.
Мрачная девочка с немыслимо грязными волосами принялась обдирать с дохлятины шкуру.
- Не бей лежачего работенка, — улыбнулась повариха.
Примерно половина ее зубов были золотыми.
- Теперь сама…
Конвейерная лента приволокла еще одну дохлую собаку.
Гортань сотряс сильнейший спазм.
«Держись! — сказала себе Алина. — Ты ведь хочешь спастись?»
Она запустила руку в собачье нутро.
Потроха оказались теплыми.
«Держись! Держись!!! ДЕРЖ…»
Алина нащупала что-то скользкое, обхватила пальцами (плакал маникюр), потянула на себя. Увидела буро-фиолетовую ленту кишок.
Захотелось разрыдаться.
«Не сметь! — приказала себе девушка. — Ты выдержишь! Вряд ли кто-то из твоих однокурсниц (да и однокурсников) сможет это повторить!»
Это был очень неожиданный повод для гордости.
- Ну, вот и умница, — сказала повариха.
Тем неожиданней оказался удар, обжегший плечи.
За спиной у Алины стояла одна из воспитательниц, звероподобная тетка, в зеленом, пятнистом камуфляже. В руке она держала плетку на пластиковой рукоятке, на поверхности которой Алина вдруг прочитала «Made in China».
- Быстрее работай! — рявкнула воспитательница.
Конвейер подвозил новую порцию дохлятины.
Алина уже почти привычным движением запустила руку в потроха, решив во что бы то ни стало вырваться отсюда.