Урочище Бердыё

Автор: дважды Гумберт 1. Некрополицейский Ким.
Говорят, что страх противен личной свободе. Что он выпивает творческую энергию. Что самый сильный страх, страх перед Богом, сужает сознание в икринку концентрированной черноты. Из чего следует, что надо избегать страха, бороться с ним, откладывать его как можно дальше. Сохраняя себя, как четкий контур, похожий на веревку, что сдерживает в пустыне ядовитых змей. От их укуса наступает паралич, человек не может сначала двигаться, потом дышать. Такие змеи в изобилии водятся в одной южной стране, откуда я родом.
Одно время в наших краях стали находить безголовые трупы. Люди и раньше у нас пропадали бесследно, как и везде. Это лучше, чем когда так. Когда в самых неожиданных местах попадаются обезображенные останки. Они были так страшны, что на них даже не садились стервятники. Обугленные мешки с костями. За полгода сразу двадцать пять тел. При патрулировании пустынных площадей с вертолета было обнаружено еще около сотни. А потом, на окраине крупного села, в ямине – самая странная находка. Головы. Мягкие, вялые, слипшиеся, точно отжатая заварная трава. Мужские головы, среди которых попалась одна голова младенца.
От своего ведомства я был подключен к расследованию этого резонансного дела. Следствию даже не удалось идентифицировать останки. На подмогу приехали большие и мудрые люди из центра, и расследование получило правильное направление. Решено было сосредоточить внимание на многочисленных наркопритонах, которые вылезли, как грибы после дождя, едва лишь на территорию нашей страны пришли вооруженные до зубов чужеземцы. Их военные базы существовали отдельно, в строго оговоренных местах, как не прозрачные взрывоопасные глыбы. И довольно быстро моя страна стала частью глобального наркотраффика.
Люди из центра постановили, что все найденные тела принадлежали наркоманам. А значит, убийц следует искать в этой среде. Это было очень похоже на правду. Как и военные на своих базах, наркоши жили обособленными мобильными группами, или роями. В основном, в диких областях на юге страны. Сеть их пристанищ цепляла и крупные поселения. Бывали случаи, когда они отстреливались при приближении посторонних. Там были разные люди: дизертиры и уголовники, заплутавшие туристы и этнические меньшинства. Внутри этой смежной реальности могло происходить что угодно. Но моя душа не лежала к карательной экспедиции в дикие горные районы, где проходили маршруты номадов-наркош.
Две недели прочесывали ломаную поверхность моей нищей, но гордой страны. Отловили много перепуганных и подозрительных лиц, в основном нелегалов, сбежавших, а может, и выжитых из современной цивилизации. Этих, не особенно церемонясь, отправляли восвояси. Местных наркош свозили в специально созданный лагерь, где они были обречены погибнуть от абстиненции. Очень активно с нами взаимодействовали иностранные военные. Я уже понял, что убийц назначат из числа пойманных, и дело будет закрыто. Но меня, честно говоря, тревожило другое обстоятельство. Некоторые наркоши, которых я подвергал допросу, вели себя так, будто что-то знали по сути дела, но боялись сказать. Или не могли дать ясный отчет. Пропащие люди с испорченными мозгами. Я не мог не признать, что наркотики, получаемые из редких горных пород, весьма дурно влияют на внутренний склад, память и восприятие божьего мира. Ведь я и сам уже был наркоманом со стажем. Но никакой симпатии к объектам допроса у меня не было. Они хотели покоя и кайфа. Я же хотел знать истину. У меня была репутация очень въедливого и безжалостного дознавателя. И однажды истина прыгнула мне в лицо, как разъяренная кошка.
Я допрашивал одного американца по фамилии Ким. Его задержали в городе, на хате у барыги, где он предавался разврату с малолетней шлюшкой. Документы у него были в порядке, и его бы, наверное, отпустили, кабы он не выглядел в точности, как сошедший с гор дурдицелло. Он был жилистый, с длинными конечностями и изможденным, выгоревшим лицом, на котором сияли спокойные голубые глаза. Темный заношенный плащ, рваная ковбойская шляпа, кожаные чувяки и пояс с зашитым НЗ, по количеству и составу которого легко установить тип наркоши, его место в отвязной вселенной дурмана. Так вот этот Ким, судя по всему, был одиноким старателем, бродячей пчелой. Такие, как он, избегали не только обычного мира, но и в своем были чужаками. Они постоянно в дороге, на постоянной измене. Поэтому знают больше других. Я решил выжать из Кима всё, что ему было известно.
- Вы очень достойный человек, — сказал мне американец после того, как я три дня продержал его в сырой яме. – Я вижу по вашим глазам, что вы скорее умрете, чем поверите в ложь.
Я решил послушать, куда он клонит, и немного подыграл ему.
- Смерть для меня – пустая формальность.
- Тю! Пустая формальность! Вы, конечно же, шутите?
- Но если тебе что-то известно о массовых убийствах, я выпытаю из тебя всё. Можешь не сомневаться.
- А я и не сомневаюсь. Вы обратились за информацией к нужному человеку.
- Ага, — я внимательно вглядывался в его безмятежные глаза, в которых дрожала насмешка превосходства. – Ну, и как мне с тобой обращаться? Как с соучастником преступления? Или как со свидетелем?
- Обращайтесь со мною как с другом. Я ваш коллега, — сказал Ким. – Работаю под прикрытием. Можете верить, можете, нет. Но нас свело одно дело. Я некрополицейский.
С этими словами он легко снял с плеч свою бородатую голову, и на ее месте быстро вздулся большой сопливый пузырь. Внутри него трепетали яркие огоньки.
- Вот так я выгляжу на самом деле, — с трудом прошептала его снятая голова.
Я повидал немало трюков и выкрутасов. Но Ким меня удивил. Легкость, с какой он ввел меня в транс, говорила о том, что передо мной человек опасный и сведущий. У меня вдруг возникло острое желание отвести его в подвал, шлепнуть и тут же об этом забыть. Ким улыбнулся, словно угадал мои мысли.
- Документы у меня липовые. И тело мое фальшивое, — сказал он. – Единственное, что у меня есть своего – это моя миссия. И она не противоречит вашей.
В этот момент высоко в небе с оглушительным треском лопнул звуковой барьер. Ким ткнул пальцем в небо, потом в меня.
- Признайтесь, вы уже догадались, откуда берутся трупы.
Эта версия пришла мне в голову несколько дней назад, под воздействием вещества. Понятное дело, я не оглашал ее. Во избежание служебных и прочих проблем.
- Откуда вам известно, что трупы падают с военных бортов? – спросил я. – У вас есть доказательства?
Ким рассмеялся, при этом мне показалось – что-то быстро выглянуло из его рта.
- Я вам советую выйти за рамки вашей работы и просто помочь мне всё это прекратить, — сказал Ким дружелюбно. – Если вы будете мне как-то мешать, вы пострадаете очень. А если вы всё-таки помешаете мне, трупы будут падать и дальше. Их будет всё больше и больше, пока ваша маленькая страна не превратится в смрадный гнойник.
Я был патриотом. А может, как-то попал под влияние этого проходимца. Но я отвел Кима не в подвал, а в курильню, где он поведал мне полную дичь. У меня случилось несварение информации, и я быстро размяк. В довершение мы с одного баяна вмазались синим хрусталем. Однако на утро, как это бывает после мёртвого токсичного сна, я ясно и целиком обозрел реальность и увидел ее как картину преступления. Картина дикая, по краям даже невообразимая. Но все сомнения куда-то пропали. Я вверился безумному горному бродяге с отставной головой. Мы впали в разгул. И это был сладостный разгул, такой ускоряющийся разгул, который постепенно принимал вид важного служения.
Ким рассказал, что в его мире самым сильным дурманом является страх. Настолько сильным, что регулярное его употребление изменяет саму природу зависимых. Эти существа полностью отпадают от своего мира, превращаются в блуждающие сгустки протоматерии. А в мире, откуда пришел Ким, совершенно нет своего страха. Поэтому его импортируют из нашего мира в виде живых людей. Мужчин, ибо мужчины более подвержены чувству страха. Их сбрасывают с военных транспортных самолётов над порталом, расположенным на большой высоте. Потом людей употребляют тамошние наркоманы, и до земли долетают только отжимки.
- Вы уже находили головы? Это вторяки и третьяки. Страх остается в ваших телах и после смерти. Ужасный страх, плотный, как камень. Он сконцентрирован в голове. Для его размягчения часто используют голову младенца. Это дает особый букет, послевкусие и, в то же время, стопудовое привыкание. Дело в том, что младенцам не ведом страх. В этом они похожи на нас. И этот родственный элемент как бы взламывает нашу иммунную систему.
- Что же, у вас есть такие, кто хочет умереть? – спросил я.
- Да, и не мало, — ответил Ким с горечью. – И некоторым это даже почти удается. Они пугаются так, что впадают в кому. Летают потом по космосу, как долбоёбы, верещат и испускают лучи смерти.
- Но страх ведь вторичен. В принципе, это ничто. Смерть – да, это серьёзно. А страх – это всего лишь фантик, обёртка, — сказал я.
- Это вам так кажется. На самом деле, вы, люди, тоже бессмертны. Однако мрёте, как мухи, потому что до жути боитесь и желаете умереть. Ваш мир буквально пропитан страхом. Вы умеете, научились загонять его внутрь, но от этого он только крепчает.
Его слова повергли меня в глубокое тягостное раздумье. У меня снова появилось желание убить Кима, за что-то ему отомстить. Я спросил:
- А вы сами-то употребляли?
- Употреблял. Я ведь работаю под прикрытием.
- Ну и как оно?
- О! – он задумался. – Эта вещь точно не хуже любви. Но я человек долга. Вы меня понимаете?
Я его понимал. Если есть что-то в этой жизни достойное осознанного исполнения, так это долг перед своей страной, миром, перед истиной, наконец. Однако я был маленький человек и не мог запретить военные базы и полеты. У меня не было возможности проникнуть внутрь военной машины, чтобы ее развалить. Разве я мог дотянуться до персон, которым она подчинялась?
Ким снова, казалось бы, прочитал мои мысли.
- Ваш край особенный, — сказал он. – Когда-то на заре времен здесь был устроен рай, и из искусно возделанной материи были сотворены первые люди. Сейчас это место в виде воздушного коридора пролегает над землей, примерно в трех сотнях метров от поверхности. Там-то и образовалась утечка, — руками он изобразил что-то длинное, как багет. – Вот поэтому в вашей стране так много развелось наркоманов. Их тянет сюда. И именно поэтому здесь угнездилась глобальная военщина. Люди цвета хаки хотят максимально расширить зазор между мирами. Надо ли говорить, что мы, мирные, интеллигентные существа, — он сделал важную паузу, — не должны этого допустить. Если сосуд, полный боли и страха, вытечет в верхние сферы – моя миссия некрополицейского будет провалена.
Я задумался – неужели всё так ужасно, и сразу осознал: да, всё просто ужасно. Несмотря на то, что я в последнее время стал употреблять много вещества, мое сознание оставалось ясным и восприимчивым, как у младенца.
- Мы должны заштопать эту дыру, — решительно сказал Ким. – Вместе, с обеих сторон.
- Да, — согласился я. – Должны. Но как это сделать?
- А мы уже приступили, — заверил меня Ким, ловко растирая в специальной мулечке искрящийся кусочек неба. – Мы сделаем это, потому что так надо.
Я посмотрел на антикварный серебряный шприц, которым мы оба кололось. И перевел взгляд на Бердыё, ту самую маленькую шлюшку, которая еблась с Кимом при шмоне. Бердыё тоже посмотрела мне в глаза, и в этот момент во мне что-то случилось. Я поразился тому, насколько она красива. Она заглянула мне в самую душу и произнесла:
- Лысина очень идет к твоему мужественному лицу.
2. *Love club*.
Между тем, расследование было, по сути, закончено. Следствие определило круг лиц, причастных к страшному преступлению, жертв и виновных, а дальше пошла рутинная фаза переработки последних в подножную пыль. Мне стало невмоготу совмещать работу и спасение мира. Я решил соскочить, но так, чтобы при мне остались мои служебные корочки, которые в нашей стране имели магическую силу. С их помощью я мог взять большой кредит, открыть свое дело, легко и без особого риска раздать взятки чиновникам из других департаментов. Моя должность отводила любую угрозу. А моя репутация позволила мне занять у коллег и знакомых порядочную сумму, которая вкупе с моими сбережениями вся без остатка пошла на благое дело. Пока я стучался в бюрократические бастионы, Ким взял мой уазик и укатил в горы. Это доставило мне облегчение и тихую радость. На несколько дней Бердыё была только моя.
Она выглядела как подросток, хотя по паспорту ей было 19, и у нее был голос зрелой женщины. Заплетала в косички длинные высветленные волосы. У нее были необычные для наших краев чуть раскосые серые глаза с точками бирюзы. Родилась она в селе у подножия гор, не далеко от того места, где мы, я и Ким, через несколько дней разобьем тренировочный лагерь любви её имени. Точнее, имени древней богини Бердыё-каадын, прародительнице нашего народа. Культ ее до сих пор сохранялся в диких пределах, где проходят опийные караваны.
Вокруг девочки Бердыё воздух темнел и становился прохладным. Она не выпячивала свою красоту, напротив, утаивала и умела казаться невзрачной. Но стоило ей кого-нибудь захотеть, как тень, окутывающая её фигурку, делалась лучезарной ловушкой. Бердыё очень любила заниматься любовью. Я укачивал её, и она погружалась в сладкую грёзу, и пробуждалась от колебаний любви. Я, как мальчишка, попал под её чары. Мне хотелось видеть ее гибкое тело всегда. Не ебать, а именно, видеть, мочь до неё дотянуться. Потому что ебать её могли многие. Но видеть её должен был я один. Бердыё быстро прочла мои намерения и отмела их, точно они были смешной мусорок.
- Замуж? Зачем? – изумленно переспросила она.
- Я обеспеченный человек. Родишь мне детей.
- Это смешно, — и она действительно рассмеялась. – Ты очень нежен со мной. Но я еще не готова стать матерью. Я еще не узнала всё, что мне должно узнать.
- Ты можешь даже изменять мне. Ничего.
- Изменять! – расхохоталась она. – Вот же глупое слово.
После нескольких дней любовного марафона она мягко спросила:
- Что с тобой? Мне кажется, ты больше не хочешь меня?
- А мне кажется, что ты всё время точно ускользаешь куда-то.
- Я не часто кончаю с мужчинами, — по-своему истолковала она. – Но ты мне действительно очень мил. С тобой я совершенно обо всем забываю. Словно растворяюсь в чем-то приятном.
- А Ким? – спросил я. – С ним тебе как?
- Ким? – как-то фальшиво смутилась она и завесилась тенью.
Ким вернулся оживленный, в хрусталиках глаз — торжество, и радостно сообщил, что отыскал подходящее место. Мы арендовали небольшой пёстрый автобус и грузовик. Как-то необычайно легко к нам стали приставать новые люди. Сначала Бердыё. Потом ее знакомые, и знакомые ее знакомых. Все легкие, свежие и красивые. Ким у них был своего рода легенда и гуру. Хотя я был уверен, что они знали его недавно. Просто он идеально соответствовал образу хрустального джанки. Кроме того, я не забывал, что он запросто может внушить всё, что угодно.
- Ну, как тебе? – спросил он, когда мы прибыли.
Съехав с распыляющейся среди степи колеи, мы пару часов тряслись по трещинам бездорожья. Потом еще несколько часов вползали по склону горы, пока машины не встали. Остаток пути проделали пешком. Наконец, на закате мы вышли к живописной лощине, с цепочкой синих озер. Место было прекрасно защищено от иссушающего степного ветра. Трава, густая и мягкая, устилала пологий склон, который заканчивался ровной площадкой. Это был настоящий оазис между сушью степной и каскадами скал.
На мгновение мне показалось, что я вижу стоящие над гранью воды цветастые павильоны и множество юных тел с проклюнувшимися огоньками.
- Ты точно уверен, что это нужное место? – спросил я. – Слишком красиво.
- Вот и прекрасно. А теперь взгляни вон туда, — и Ким указал вверх. Там, куда он указал, было пусто. Я ничего не увидел сначала. Но когда стало темнеть, в том направлении явственно проступила бледно-зеленая кривая трубка, по которой ползли белые червячки. Это было похоже на грыжу. Потом, когда разгорелись звезды, пятачок неба с грыжей стал похож на круглую ямку в земле, где днюет паук.
- Ваша природа не так глупа и безыдейна, как она кажется, — объяснил Ким. – Это место здесь не случайно. Оно готовый инструмент, при помощи которого можно вулканизировать дыру. Кстати, — Ким подмигнул, а другой его глаз закатился, — тут неподалеку в пещере я открыл жилу превосходного синего хрусталя. Видишь, всё сходится.
К сожалению, природа постаралась не слишком: не провела сюда дорогу, не построила домики, не заготовила дров. Устраивать лагерь пришлось с нуля. В основном, мне и на мои деньги. Я сновал, как челнок, между райской лощиной и ближайшим городом. По одним документам я занимался снабжением археологической экспедиции. По другим – организацией этнографического фестиваля. К лагерю стекались всё новые люди. Но богиня вечной весны привечала не всех. Мало было проехать полмира, пройти сквозь хитросплетения цивилизации. Нужно было еще понравиться Киму и Бердыё. Как они проводили свой кастинг, мне было невдомёк. Одиноким пиздострадальцам и недоёбаным бабам ничего не светило. В основном, отбирались медовые, очень здоровые, благополучные пары с крепкими белыми зубами. Не обязательно красивые. Но обязательно – с зовом пола, с неявным знаком качества.
Удивленный, я наблюдал, как растет, обустраивается человеческий заповедник на склоне горы. И с мутной тревогой вглядывался в его обитателей. Лица их были чисты и безоблачны, жесты раскованы, глаза излучали радость жизни. Словно они никогда не знали горя, не боялись за свою жизнь, не думали о плохом. Где они выросли, чем их кормили и, наконец, что их сюда привело? Над лагерем постоянно звучали задорный смех и летучая музыка. На первый взгляд, все только и делали, что танцевали, спали, триповали, занимались любовью.
- Мы много работаем, — резко, деловым тоном заявила Бердыё в ответ на мою шутку. – Задача сложная, а у нас мало времени. Никто никогда не делал этого.
И посмотрела так, точно это я был здесь бездельник. Хожу кругами с обрезом, сторожу неизвестно чего. И в лагере сами собой завелись септики, шатер столовой, электричество, запас провианта и топлива. Сама поднялась из чистейшей озерной воды статуэтка вечно юной богини. Её, между прочим, я просто украл из столичного краеведческого музея. Голову богини Бердыё венчал бесформенный мутный кристалл.
Нет, я много и плодотворно трудился. Когда ночевал в лагере, в палатку мою, стоящую на выселках чуть выше по склону, являлась пропахшая дымом костра, разгоряченная Бердыё. Часто в городе или в пути, под односложное и усыпляющее урчание грузовика, я мечтал о том, как уйду со службы и стану частным предпринимателем. Начало было положено. И дело, даже навскидку, обещало быть прибыльным. Богатые западные буратины необъяснимо легко велись на рекламу райской лощины. Сюда можно будет привозить популярных исполнителей. Здесь со временем может возникнуть целая субкультура любви. Естественно, в этих фантазиях Бердыё отводилось самое важное, заглавное место. Пройдет пять-шесть лет, она перебесится, всласть наебется, и тогда ей захочется того же, чего хотят все нормальные женщины. Детей, вещей, покоя.
Незаметно пролетел целый месяц. Наконец, я привез и установил при подходе к лощине со степной стороны баннер, разработанный модным заграничным агентством. Эта, в принципе, бесполезная хуёвина стоила мне городской квартиры. На нем было броско написано на пяти языках: *Тренировочный лагерь любви Бердыё*. Но к тому времени какой-то шутник уже успел нанести красной краской на придорожных камнях указующий хуй и *Love club*.
Счастье, заботы и планы отвлекали меня от истинной цели предприятия. А после укола я и подавно вырубался на несколько бесконечно долгих минут. Но Ким всегда был где-то поблизости, словно кружил надо мной. Даже когда неожиданно пропадал из лагеря. После одной из таких отлучек я заметил, что он необыкновенно посвежел, омолодился. Словно новеньким снял свое тело с плечиков. Он отвел меня в сторону и сказал своим подкупающим голосом, звенящим от внутреннего убеждения:
- Скоро, товарищ. Я знаю день, когда военные сбросят в прогал большую порцию страха, несколько сотен парашютистов без парашютов. В этот момент с той стороны начнется облава. Мы там уже засветили всю сеть целиком, от некробаронов до некроаддиктов. Осталось взять их с поличным и навсегда обрезать канал. Выдавить этот чирей и прижечь рану мощным разрядом любви. Здесь, с этого места множество синхронизованных эгоизмов сольются в единый оргазм, эталонный оргазм человечества. Особая форма долины направит его в дыру между мирами. В небо ударит огненный вихрь, он сплавит края дыры. И тогда, кто знает, может быть, рай вернется к вам на землю. Но я ничего не могу гарантировать.
- А это не опасно? – спросил я. – Если что, эти люди должны знать, на что подписываются.
Ким посмотрел на меня с недоумением.
- А. Ты про *мартышек*? Это будет самый лучший, незабываемый оргазм в их жизни.
Три раза в день, с железной периодичностью, пары стягивались к изваянию богини и плотно ложились в траву. Музыканты в бесформенных одеяниях начинали онанировать с индийскими барабанами. Вступали невнятными шорохами, тихо и осторожно, затем разгонялись. Звук нарастал. Дроби вступали в затейливые отношения, разбегались, снова сбегались до тех пор, пока частый звук не становился сплошным рокотом. При свете дня над сияющими телами вразнобой вскидывались озорные флажки с рожицами. После заката одиночный оргазм выглядел как яркая белая вспышка. Это было пугающее, призрачное шоу. Чем больше было оргазмов, тем светлей и прозрачней становился кристалл в голове у богини Бердыё. Над спокойной гладью вод, окрашенных в цвет костров, вставало переливчатое сияние. Оно густело, поднималось выше и долго струилось в пустоте. Звук барабанов обегал лощину и приобретал зловещие интонации. Казалось, вот-вот древняя, заточенная в камень богиня оживет и что-нибудь такое выкинет. Ночью, при нереальном свете костров, мне казалось, что моя Бердыё множится и примыкает к каждой из пар. Одних она тормозит, других тормошит, ускоряет. Она клей, метроном, проводник. Между забавными двужопыми тварями перебрасываются сияющие мостки – и возникает система, которая ритмично движется, разгорается равномерно, чтобы в какой-то момент разом вспыхнуть, рвануть и развалиться на части. Бердыё, маленькая Бердыё преподавала этим солдатам любви технику единого группового оргазма. Что и говорить, это было сложно, почти не достижимо. Я смотрел на всё это со стороны, и у меня даже мысли не было, что я сам мог бы принять участие в представлении. Но после тренинга я охотно спускался к кострам и проводил беспечальное время. Я не понимал этих людей и восхищался ими. Рядом в горах бродят шайки отчаянных наркоманов. В небольшом отдалении отсюда — авиабаза, склады со смертью, военный городок, населенный безумцами. Да и местное население еще то. А им хоть бы что – поют, танцуют, читают стихи, слушают лекции по истории мировой культуры и западной демократии. Всё это было так странно. И в сердце моё проникало болезненное предчувствие. Оно росло и росло, и прорастало сквозь кайф, как трава сквозь асфальт.
А накануне дня икс я запаниковал. Потому что впервые увидел вблизи, как Бердыё наоттяг занималась любовью. Это был мастер-класс. Она лежала в окружении зрителей, и её раздирали на части мускулистые белые рысаки. Что-то страшное и безнадежное было в этом любовном камлании. В наступательной слитности барабанов и завороженных клакеров. В том, как бьется сотрясаемое оргазмами тело вакханки, как блестят ее белые зубы и закатившиеся глаза. Мне захотелось броситься, вырвать ее из тисков, унести с собой, спрятать.
- Правда же, это прекрасно? – услышал я за спиной взволнованный голос Кима.
Кажется, я оттолкнул его. Может быть, даже избил. Все, наверно, сделали вывод, что я был пьяный. Но меня ел изнутри необузданный страх.
Ранним утром очнулся холода и от ровного, сладкого дыхания Бердыё. Она спала у меня на плече, точно птичка. Я решил уйти, не присутствовать на вечернем действе. Пусть праздник Единого Оргазма пройдет без меня. Умывшись ледяной водой из озера, я вдруг осознал, что мне больше здесь нечего делать. Пусть кончают, хоть вместе, хоть вразнобой. Разве это что-то изменит? Мёртвые не воскреснут, нож не станет цветком, а тупой, жестокий правитель – философом.
- Ты меня любишь? Ты пойдешь со мной?
- Ну, конечно, конечно, — вялым голосом произнесла Бердыё и снова крепко заснула.
Накинув на плечи бурку, я неспешно направился к той пещере, о которой рассказывал Ким. Только после полудня я нашел жилу синего хрусталя. Родная природа дала мне вещество, которое полностью меня успокоило, сделало твёрдым, как камень. Все мысли о подвиге и наслаждении внезапно прошли. И я задумался о том, кто же такой Ким на самом деле? И чем больше я о нем размышлял, тем скорее мне хотелось вернуться в лагерь. Был только один способ понять, кто или что он такое – вывернуть его наизнанку, прощупать каждый его кусочек.
При приближении к лагерю я по первым же нотам узнал дух смерти. Он стоял в тихом сиянии солнца, присутствовал в ветерке, на него намекал каждый камень дороги. В подвалах, где я пытал и расстреливал политически не адекватных людей, он был не таким дружелюбным. Я обогнул скалу и внезапно увидел расплющенный гусеницами баннер. Чуть поодаль лежало мертвое тело. Это был мужчина, местный, один из приятелей Бердыё. К его запястьям была привязана веревка, которая вытянулась вдоль дороги. С затаенным дыханием я вышел на край чудной лощины. Как в первый раз, садилось солнце, и его свет наполнял урочище до краев, насыщал краски, был содержимым нестерпимой красоты. На дне я увидел что-то похожее на помойку. Лагерь был разгромлен, просто сметен. И ни одного человека.
Я спустился, внимательно вглядываясь в детали погрома. Сорванные женские трусики. Стоптанный мокасин. Погон солдата национальной гвардии. Обломки каменной богини в ослепительно синей воде. Распотрошенные рюкзаки. Прострелянные барабаны. Черные комья земли вдоль треков от гусениц. Гильзы, множество стреляных гильз. Странное пепелище. Крепкий дух смерти шел от него. Я подошел и увидел дотла сожженное тело. Рядом на камне лежала отрубленная голова Бердыё. Мне показалось, что сейчас она мне что-то скажет. Договорит то, что, объятая сном, не смогла сказать этим утром. Глаза, широко открытые, оставались ясны и неустрашимы. Лицо очень спокойное. Это была прекрасная голова. Я шел, держа ее перед собой на вытянутых руках. Бердыё продолжала смотреть сквозь меня. Из обломка статуи я извлек мутный кристалл, ножом разжал голове челюсть и вложил камень Бердыё в рот.
- Развлекаешься? – услышал я знакомый голос.
Некрополицейский Ким стоял передо мной и улыбался.
- Её казнили как ведьму, — растерянно сообщил я. – Варварская страна.
- Мы проиграли, мой друг, мы проиграли. Точнее, вы проиграли. У нас всё по плану. Повяжем мерзавцев и перережем канал.
- Да нихуя мы не проиграли, — я положил голову Бердыё в заплечный мешок.
Ким снял с плеча карабин и протянул его мне.
- Я верил, что ты не сдашься, — сказал он. – А теперь убей меня. Это тело мне больше без надобности.
Я взял карабин и выстрелил ему в живот. Ким сложился и упал на колени.
- Прежде чем умрешь, ты достаточно натерпишься боли и ужаса, сука.
Когда уже совсем стемнело, я залез на скалу, нависавшую над лощиной, положил рядом с собой голову Бердыё, сделал укол и заснул. Мне приснилось, что с неба, из распяленной щели, валятся вопиющие огненные шары. Это были потусторонние наркоманы. Они носились, как угорелые. С грохотом отскакивали от земли. Испускали убийственное сияние. Потом они выстроились в ряд и стройно проследовали в сторону военной базы. Одной, другой, третьей. Потом дружно метнулись к столице и выжгли там все правительственные здания. А потом стали просто уничтожать всё, что было материального в этом мире. Кроме меня. Потому что во сне я существовал только в виде бесплотного зрения.
Когда ничего не осталось, я посмотрел ввысь и там, в белом квадрате узрел глаза Кима. Он смотрел на меня с добротой и пониманием. Ободряюще так смотрел. *Ты проснешься магом, абреком, уникальным победителем глобальной несправедливости. Усилием воли ты сможешь менять политические системы, ландшафты, природу вещей. Ты сможешь, я в тебя верю*, — говорили его глаза.
Но нет, я не проснулся. Навеки в моих жилах синий хрусталь. Я стал частью урочища Бердыё.