Синий олень (на конкурс)

Автор: дважды Гумберт Батя послал Сашку за бутылкой ацетона. С деловым видом Сашка вышел во двор. На тополе рядом с бойлеркой сидел Мишка и сосредоточенно ковырял гвоздем кору дерева.
- Мишка, блядь! – хрипло позвал Сашка, подражая своему отцу.
- О, привет! – Мишка помахал сверстнику сверху. Он уже битый час выкорябывал на твердой коже живого существа свои инициалы. Получалось не очень.
Мишка ловко спустился по вертикальной череде веток. С последней спрыгнул на землю, немного отбив пятки.
- Пойдем в *Уют*? – предложил Сашка и показал горсть пятаков. – Ацетону купить надо.
- А зачем тебе ацетон? – спросил Мишка. Непонятное слово *ацетон*, крепко связанное с идеей ремонта, больно щёлкнуло по языку. Оно представилось прямоугольным, свежее покрашенным какой-то бурдой. А – малиновое. Це – бурое. Тон – мертвенно серого цвета.
- Да не мне, — махнул рукой Сашка. – Батя будет варить варенье.
Мишка пожал плечами. Несмотря на богатое воображение, он не мог представить себе, как дядя Вася варит варенье. Да и мать Сашкину тоже. В их засаленную квартиру на четвертом этаже варенье как-то не вписывалось, не помещалось.
- А из чего варенье? – только спросил он.
- Из конопли, — буркнул Сашка.
Магазин бытовых товаров *Уют* был расположен через дорогу. Когда темнело и магазин закрывался, три сияющие буквы еще долго спели на фоне мирного советского неба. *У* — грустное, *Ю* — злое и дерзкое, *Т* — основательное. Сашка, как всегда беспечно перебежал проезжую часть, а Мишка долго и благоразумно выжидал отчетливого промежутка. Сколько он себя помнил, мама стращала его машинами. Но мама и про Сашку говорила, что тот хулиган, и что родители сашкины – полуурки. А они, между тем, вполне нормальные люди. Дядя Вася работает грузчиком на овощебазе. Тётя Света – нянечка в доме для умственно отсталых детей. Сашка хвастал, что водит дружбу с некоторыми из этих детей. Его детский мир был строго иерархичен, и умственно отсталые дети составляли в нем особый привилегированный класс. Это были настоящие чудовища, демоны, для которых не существовало запретов. Айтуган, Жандос, Саймасай. Мишка верил рассказам Сашки осторожно, но на сто процентов. Конечно же, дурочки – не простые. И скучное, серого кирпича строение на границе промзоны и мусульманского кладбища, где работала тётя Света — не обыкновенное учреждение, вроде музыкальной школы. В детском дурдоме вершилась параллельная история, шла своя, полная яростного нетерпения кровавая жизнь.
- При мне Жандос откусил котенку голову, — рассказывал Сашка.
- Ну, ничего себе! – присвистнул Мишка.
- Это что! Вот Айтуган однажды распилил коня.
- Как это?
- Как-как? Циркулярной пилой.
Ребята зашли в одну из трех дверей длинного магазина. Сашка уже не раз покупал здесь ацетон. Но в этот самый день, в соседней секции мелких товаров, были выставлены на продажу красивые перочинные ножички. У них было несколько лезвий разного предназначения. Разноцветные ручки были выполнены в форме лесных зверей. Главный нож выкидывался одним движением. Сашка и Мишка нависли над прилавком. Глаза у них заблестели.
- Два рубля шестьдесят восемь копеек, — с уважением произнес Сашка.
- Дорого, — согласился Мишка.
- Да ну, дорого. Расхватают. Ножички – дефицит, — с опытным видом сказал Сашка и пересчитал свои пятаки. – Не хватает двух рублей примерно.
- А зачем тебе ножик?
- Азамату обещал, — лаконично ответил Сашка, назвав имя одного из дурдомовских авторитетов.
Мишка прикипел взглядом к ножичку с синей ручкой в форме оленя. Жизнь без ножичка как-то вдруг точно выцвела вся, помутнела. Жить без ножичка было никак нельзя. В голове у Мишки быстро составился план.
Ребята вышли из магазина и прошли три остановки по улице Мира. Мишка зашел в подъезд пятиэтажного дома, поднялся на второй этаж и позвонил. Бабушки дома не было. Или на даче. Или коротает денёк у подружек.
- Вот блин, — сказал Мишка, спустившись. – Облом.
- Ага. Плакали теперь наши ножички, — махнул русым чубом Сашка.
Обычно сосредоточенный, как лунатик, тихий, словно засада, и инертный, как континент Антарктида, Мишка преображался, когда в голову ему приходило неотложное.
- Дверь на балконе, кажись, открыта, — сказал он. – Только марля на гвоздиках.
- Ага. Ну, ты давай. А я на шухере постою, — зевнув, сказал Сашка и развалился на скамейке у подъезда.
Козырёк подъезда поддерживали полые чугунные трубы. Мишка без труда взобрался на козырёк, с краешка дотянулся рукой до жестяного подоконника и, переступая по газовой трубе, добрался до балкона. Забравшись на балкон, он отцепил уголок марли и проскользнул в бабушкину квартиру. Приподнял запертую дверцу серванта. Язычок замка выщелкнулся, и дверца открылась. Это даже хорошо, что бабуши не было дома. Она бы непременно попыталась его накормить творогом и стала бы расспрашивать, как идет его учеба в музыкальной школе. Бабушку Мишка, конечно, любил, но творог и музыку ненавидел.
В серванте стояла большая зеленая бутылка из-под шампанского. В нее мишкина бабушка уже несколько лет сбрасывала одинаковые белые монетки. По слухам, если заполнить такую бутылку доверху, можно купить автомобиль *Москвич*. Сейчас бутылка была заполнена где-то на треть. Мишка перевернул ее и отсчитал 60 десятчиков. В бутылке, вроде, нисколько не убыло.
Тут из прихожей донесся звук ключа. В животе у Мишки похолодело. Он ссыпал монетки в карман, вылетел на балкон, перевалился через ограждение и спрыгнул в росшие под балконом цветочки. Земля была скользкая и сырая, цветы злые и колючие. Дверцу серванта он, конечно, бросил открытой, марлю сорвал.
- Ну как? – спросил Сашка. – Это не твоя бабка сейчас прошла?
- Всё ништяк, — сказал Мишка, потирая содранный локоть.
- Бабкины бабки! – сашкина фраза Мишке, не знакомому с лагерной лексикой, показалось очень абсурдной, вязкой, как клей. Он сразу представил бесконечную очередь из старушек, где каждая последующая принадлежит предыдущей.
Обмыли ножички двумя бутылками вкуснейшего лимонада *Байкал*. Сашка выбрал себе ножичек с рукояткой в виде красного волка. Однако в мишкином ножичке с синим оленем было больше лезвий. Немного повтыкали ножички в песок. Выдвигаемые лезвия от песка сразу стали скрипеть. Сашка бросил нож в дерево и отбил волку голову.
- Я тебе отдам, — с серьезным видом заверил друга Сашка.
Мишке было совершенно не жалко денег, но он так же серьезно кивнул.
- У бати что ли возьмешь?
- Ага. У него пиздюлей одних и возьмешь, — заухмылялся Сашка. – Да не. У лошков посшибаю.
Кто такие *лошки* Мишка тоже не знал, но догадывался. Дохленький, жидковатый, он сам был лошком для уличных хулиганов. Да и Сашка даже с ножом выглядел самым безобидным существом на свете. Его постоянно лупили старшие пацаны. *Меня ловит такой-то или такой-то*, — обычно говорил он. Его юная жизнь бурлила одним рискованным приключением.
В тот же вечер Сашка пырнул своим ножичком увальня Огуру. Лезвие просто сложилось и не причинило вреда. Жирный, с сонным, почти не живым, как у дерева, взглядом, Огура легко отобрал у Сашки ножик, покровительственно заржал, но бить почему-то не стал. Зато дома Сашке здорово влетело от бати. Про ацетон он, конечно, совершенно забыл.
Тем же вечером позвонила бабушка Мишки. Трубку взял отец. После звонка родители Мишки долго совещались, закрывшись на кухне.
- Как ты посмел? – приступил к Мишке отец, большой и серьезный, как дерево.
- Это не я, — глупо закрылся Мишка.
- Тебя видела соседка. Тебя и твоего дружка Сашку, — сказал отец. – Бабушка копит тебе на скрипку. А ты! Поганец.
- Не нужна мне ее скрипка. Не хочу я быть музыкантом, — визгливо отреагировал Мишка.
- А кем ты хочешь быть? – с отчаянием в голосе произнес отец. – Неужто бандитом?
Отец никогда не бил Мишку, поэтому Мишка его ничуть не боялся.
- Может, и бандитом, — мстительно сказал он. Но тут из кухни вышла мама. Ее прекрасное лицо было заплаканным, выглядело жалко.
- Это Сашка тебя подбил, да? Вот убьют теперь бабушку. Ограбят и зарежут. И виноват в этом будешь ты, — сощурившись, сказала мама голосом, исполненным слепой веры.
Мишка сразу сдулся и присмирел. Образ зарезанной бабушки был ужасен.
- Не говори ерунды! – нервно воскликнул отец, взял Мишку за плечи и развернул к себе лицом. – Запомни-ка, сын, одну вещь. Нельзя брать чужое. Особенно у своих. Это позорно. Мы интеллигентные люди. Нам надо держаться подальше от всякого быдла.
Хрустальные стекла большой люстры дрогнули, когда отец Мишки порывисто прошел к окну. Мама брезгливо взяла Мишку за запястье, как лягушонка.
- Ну, и как мы накажем этого мизерабля? Пока он только ворует. А когда повзрослеет, найдет себе шиксу и бросит нас помирать на асфальте. Я тебе говорю.
- А мы неделю не будем с ним разговаривать, — присудил отец. И действительно, родители не разговаривали с Мишкой ровно неделю. И перед бабушкой пришлось извиниться.
Наказание, как ни странно, глубоко подействовало на Мишку, хотя большой вины за собой он не почувствовал. Со своим ножичком он залазил на стоявшие во дворе тополя. И глубоко высекал на стволах свои инициалы. *Вот пройдут годы, все помрут, даже я, — рассуждал про себя он, — а мои инициалы останутся*. Синий олень постепенно поблек, его очертания сгладились, большое лезвие сломалось. Высоко над головами людей Мишка резал свои инициалы, а также другие иностранные буквы до самой осени, пока случайно не выронил ножик в колодец.