Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
За жизнь:: - Про дурачка![]() Про дурачкаАвтор: Ирма Ваня – хороший мальчик: он не знает плохих слов, любит папу, маму и сестер. Ваня – скромный мальчик: он никогда не просит новых игрушек. Ваня – добрый мальчик: он отрывает мухам крылышки, когда они уже мертвые. Ваня – красивый мальчик: щедро раздаренная природой максимума прекрасного. Только мама, глядя на Ваню, редко улыбается. Ваня – дурачок. Ваня пускает слюни, смеется над чем-то своим, путает туалет и комнату, проносит ложку мимо рта, не умеет считать до пяти.- Ма-ма-ааа, — мычит Ваня, мама беззвучно плачет, с упреком смотрит на папу, думает о чем-то страшном. Что-то страшное обретает человеческое обличье, съедает все мечты, поливает их слезами, требует добавки. Мама никогда ему не отказывает. Может быть гораздо хуже – она смирилась с этой мыслью. Оттенки лучшего давно забыты Она знает: это что-то, став человеком, принесет в ее дом зло. Папа не спешит с работы, забывает свой адрес и телефон. Ноги по инерции переносят его из одного пункта в другой. Папа хмурит брови, сереет лицом, курит на кухне. Он мало говорит, еще меньше делает. Усталость – защитная оболочка. Нейлоновый кокон. Каменный саркофаг, в котором нет грез и разочарований. Пустота – вот к чему стремится папа. Со стороны это невиданная жестокость. Но это только со стороны. Папа ненавидит маму, мама ненавидит папу, но никто об этом не говорит вслух. Мама прячется за вязанием и книгами. Что она читает неважно, главное — перелистывать страницы. Это сродни медитации. У папы своя философия – стакан, бутылка и похуизм. Папа не бьет маму, и все равно вся она в синяках. Темно-лиловые следы на коже для нее благодать. О ней не забыли, о ней помнят! Но вместо стигмат оживают развернутые ленты запястий. Долго-долго мама сидит в ванной, ищет выход, которого нет. Потом она слышит голос. Голос учит. Голос приказывает. Голос наставляет. В этом голосе столько любви и понимания. Чтобы ни случилось, мама покорно подставляет вторую щеку. Чужая рука ударяет наотмашь, мама отбрасывает книги и вязание, становится на колени и молит о чуде того, кто стократ слабее ее. Этот кто-то такого не прощает. «На все моя воля», — говорит новый Понтий Пилат, распиная на кресте старые надежды. Ночью папа распинает маму. Мама не видит звезд, не видит неба, лишь шершавая простыня натирает спину. Мужчина с небритой щекой, зовущийся мужем учащенно дышит ей в плечо, слюнявит всегда открытые для поцелуя губы. Пробирается в нее угрем. Разряды тока бьют его жилистое и колючее тело. Мама зажимает в зубах край подушки, и все равно ее крик оглушает соседей. «На все твоя воля», – шепчет мама, перебирая четки своих страданий. Реальность распинает папу. Жизнь – есть сон, – убеждает себя папа, но никак не может проснуться. Подскакивает нервно на кровати, рядом с ним лежит все та же женщина. Она старше его на тысячу лет. Он помнит ее совсем ребенком, а сейчас она непростительно стара. Ее тщедушная красота вызывает в нем жалость и отвращение. Когда ему особенно гадко, он дарит ей и себе несколько минут забвения. От одиночества это не спасает. Лишь на один детский плач в комнате становится больше. У Вани есть сестры: существа совершенно непохожие на него. Они обидчивы, ревнивы, а главное – вопиюще некрасивы. Как и все обделенные в чем-то дети, они очень жестоки. Девочки с пышными бантами и в ситцевых платьях дергают брата за руки и ноги, подбрасывают вверх как тряпичную куклу, роняют на пол. - Эх, Ванька-встанька! — поют они ему, Ваня хохочет – он не понимает, что такое боль. Боль гладит его по усеянной шишками голове, целует в саднящие губы, скалит зубы сестрам, подмигивает папе, утешает маму. Боль благосклонна к каждому. Боль милосердна. Боль учтива. Боль добра. - Лю-бо-вь – эт-о бо-ль. Бо-ль – эт-о лю-бо-вь. – считалочка в детской игре, пароль между строк в книге мамы, мантра для папы, когда его пальцы, повинуясь странному импульсу, тушат о ладонь окурки. - Они просто играют, — с умилением смотрит на дочерей мама, когда сложенный вдвое ремень затягивается крепкой удавкой на шее сына. – Это все понарошку. В детях нет зла. - Девочки выросли, – замечает папа. Старшей уже мало платье и коротки гольфы. Совсем скоро чужой мужчина с небритой щекой, зовущийся мужем, будет распинать ее на простынях. Папа заранее ненавидит его. Младшая во всем повинуется сестре, но совершенно не слушает родителей. Она жуткая вредина. Ей надоели пластмассовые пупсы и плюшевые зайцы. Подавай – живую игрушку! Поскребыш, шутливо дразнят ее взрослые и смотрят сквозь пальцы на шалости ребенка. Она таскает брата за уши, отвешивает ему звонкие пощечины, кусает за нос, колотит кулачками, топчет кожаными сандалиями. Каждое утро дети уходят далеко от дома. Ваня бежит вслед за сестрами в лес. Кружится с ними в хороводе. Запутывается в длинной траве. Качается на упругих ветках. Корчит обезьяньи рожицы своему отражению в воде. Девочки хихикают и перешептываются. Придумывают новую забаву: кто больше соберет ягод, того сильнее любят родители. Мама сварит малиновое варенье, папа купит молочный пломбир. - Знаю я, у меня есть большая семья – папа, мама, Ваня, ты и я, – начинает старшая игру. – Кто меньше малины принесет, того мишка загрызет, – переводит она пальчик с заусеницами с одного игрока на другого. Ваня выбывает первым. Вечером девочки рисуют на белом чистом листе бумаги такую картину. Мама и папа стоят на берегу коричневой речки, глубокой речки с илистым дном. Их привел сюда Ваня. Он плакал так громко, что проснулись все в доме. Мама бегала по комнатам, долго искала, но Вани нигде не было. Мама тормошила сидящего на стуле папу; папа сжимал в ладонях стакан, пока тот не рассыпался на осколки. Наскоро надевали сестры ситцевые платья, обували туфельки. И вот вчетвером идут они вдоль коричневой речки, слышат – Ваня истошно кричит. Смотрят – никого. Вдруг слышат – Ваня истошно кричит. Смотрят – вокруг никого. Смотрят – это дерево на ветру скрипит. Это, оказывается, дерево так скрипит. Значит, это здесь*, — говорит папа, вырезая из ветки деревянную флейту. Перифраз текста проекта «Коммунизм» « Однажды иду вдоль коричневой реки...»* Теги:
![]() 3 ![]() Комментарии
#0 00:54 12-05-2012Евгений Морызев
хорошо мэй би - ПАРАФРАЗъ? без доек нещитово А лЕТОВ КАВЕРАБЕЛЕН, ДА Даже и поругать не за что на первый взгляд. про доегипетских богов- съ люлькаме ундъ Ниломм… малодэц Про косолапок щитово Сильная вещь пробивает. сильно. Литература. увесистый — поскрёбыш (с) Ирма режет, как скальпель, гг. Молодец. Очень техничная работа Да, сильно написано неплохо но можешь лучше. чуть-чуть примитивненько начинаются обзацы но в целом зачёт Понравилось.Напомнило Триера И Кейва, выглядит как сценарий артхауса.В исламской культуре, к примеру, коричневый цвет-это цвет вырождения, отвращения, разложения и гибели. какой садистский текст. Но очень хороший интересненько. зачёл с превеликим удовольствием. ещё раз даже зачитал. прекрасно. Всем спасибо за прочтение и комменты. Евгений, отдельное спасибо за рубрику. Марычев, х.з., может, и парафраз. Mika, это вы сегодня добрая, недостатки есть. Швейк, про семейку косолапок. Хуюсер, может и могу, но в тексте готовом уже ничего бы не меняла. Сальвадор, есть такая чудесная сказка «Волшебная флейта». У нее куча вариаций, а вот о Триере и Кейве я в момент написания не думала. годится Гельмут, пасиб. «Дудочка» Это ж не Моцарт.Топи и утопленники присутствуют и там и там. Сальвадор, дудочка или флейта не существенно важно. Это я о употребленном мною названии сказки, которой уйма вариаций. И лишь зануды обращают внимание на такие мелочи. Если уж за правильность, то «Чудесная дудочка», но встречается и «Волшебная дудочка». Есть варианты с хэппиэндом. И без присутствия юродивых мальчиков. И последние — вы бы отталкивались от Егора Летова, а не Триера с Кейвом сюда приплетали. Ирма, всё в тебе хорошо, кроме спеси. и шахтёров не любит Кастя, я этого чувака знаю. Он любит позлить. Ему все равно — дудочка или флейта. Одно сплошное притворство. а тебе не пофиг? Ты же прекрасно пишешь, чего тебе ещё? Да тут другое. Совсем не в том дело, кто как пишет. Прекрасно пишут на ЛП, сама знаешь, кто. Ситуация нелепая. Долго объяснять и не нужно. Я-то психанула не из-за дудочки-флейты. Сальвадор, не нужно нам вступать в диалог. Вы знаете почему. Ирма, меня тоже любят позлить. Сами знаете. Просто «Волшебная флейта» это у Моцарта, да и хуй с ним, я просто сказал. Не знаю, но вступать не буду. отлично. замечательно ЗАСУНЬ СЕБЕ В ЖОПУ ЧЕРЕНОК ОТ ЛОПАТЫ И ОТСОСИ У ОCЛА!!! Не могу не согласиться с сержантом вот и начался конструктивный диалог Хорошо.Темы ты конечно, всегда выбираешь. Начинаешь читать — как спирта бахнул. евгений, Дымыч и Шева, большое спасибо. Не ссы Ирма тут ничего личного.Просто там в сраче в рубрике Откровения редактор Волчья Ягода написала что «ведь и в голову не придёт сказать например автору Ирме чтобы отсосала у осла или воткнула себе в жопу черенок от лопаты» Вот мне и пришло в голову ггг)))) разумеется, теребя при этом лоно электробабочкой? Фигасе. Так это сержант Ирме. А я думал так в принципе. А Ирма то за что, Сержант? это да… чтение увлекло и я вспомнил одну семью где всё так почти и было Слово новое придумал: Клитература. 18:34 13-05-2012 а зря Хуюсер, можно еще хуже переделать. Еше свежачок ![]() Когда мы пришли в эту жизнь
и в очередь встали к раздаче, то без дележа или срача нам, отрезав, сказали: Держи. И выдали по куску пирога - разных, и размером тоже, но кого-то наделял Боже, а кого-то баба-яга. И каждый впился зубами в кусок - всяко вкуснее мамкиного молока, нам сказали: Пиздуйте пока… И каждый ел, сколько мог.... Блядь, почему вокруг одни долбоёбы. Так размышлял Иван Топин сидя на балконе. Ежедневно он начинал своё утро именно так. Заваривал кофе, брал сигарету и выходил на балкон. Независимо от времени года и текущей политической обстановке в стране, утро начиналось Ивана Топина одинаково.... ![]() Сын пришел в трусах и майке
и при этом в шесть утра, говорит: «А ну вставай-ка, мол, пора!» Я открыл с усильем око, предположим левый глаз, и сказал поправив локон: «Не сейчас!!» Сын поплелся восвояси с формой грустного лица, трудно утром в ипостаси быть отца.... ![]() 1.
Молодость. Жили-были Когда не еблись, тогда пили. А когда ни то ни другое – Взрывали косяк с Олле Лукойе. Под Нирвану, или Витю Цоя Щи лаптем хлебали Потому что похуй было чем их хлебать Похуй нам был и кнут, ибо вот он, кайфовый пряник!... |