Вавилон FM

Автор: Братья Ливер Эллер пододвинул к себе кружку с жасминным чаем, умостился в кресле. Хрустнув костяшками пальцев, придал лицу вдумчивое выражение, взял со стола книгу и зашуршал страницами. Бердяев. «Философия свободы». Название Эллеру определённо нравилось. Оно шибало в голову как конопляный отвар на сгущёнке и разжигало кураж. В нём слышался свист солёного ветра. Хотелось писать стихи аэрозольной краской по стенам домов, отплясывать на столе или немедленно впрыгнуть в одну из картин Айвазовского.
Сам текст, однако, вгонял Эллера в эмоциональный штиль. Чтение подвигалось натужно. Сосредоточиться на нём мешали мелочи быта, надоедливо маячившая из каждого угла повседневность. Она принимала облик соседей снизу, салютовала пьяным галдежом и звоном стеклотары. Изматывала нудными телефонными разговорами. Насылала недомогания, сонливость и лень. Обрушивала канонаду шумов улицы. Миновало три дня, как закладка застряла на двадцать седьмой странице.

…Радиоприёмник булькал советским ретро. Эллер уже привстал с кресла и потянул руку к кнопке «OFF», как вдруг произошло неожиданное и малопонятное. Певец Розенбаум подавился припевом и на полуслове бросил сипеть про вальс бостон. Секунды две-три в комнате висела тишина. После чего из динамика лязгнул голос. Он не был расцвечен никакими интонациями – холодный и безжалостный, как скальпель.
— Эллер… Эллер...- произнёс радиовасилиск. Заколыхалась тюль на окнах. А кружившая под потолком муха внезапно спикировала на пол точно подбитый бомбардировщик. – Как слышно, Эллер?
— Н-н-нормально, — промямлил Эллер и на всякий случай окинул комнату судорожным взглядом. Никого.
— Так вот, Марк, слушай меня и делай, как я скажу, — продолжало звякать из приёмника. – Прежде всего, немедленно выкинь вонючую книжонку в мусоропровод. Ясно? Потом включишь телевизор: там сейчас документальная передача про нашествие карликов Зоннери. И голые бабы. Интервью Миколы Евсюка о традициях постмодерна в литературе. И голые бабы. Сериал «Терпкая горечь сладости-4». Садись и смотри, что душа пожелает…
— Ты… Тварь… Как тебя там, — раскрасневшийся Эллер вскочил и заметался по комнате, держась, правда, от бесовского рупора на расстоянии. – Какие ещё карлики, какая сладость? Я авиадиспетчер, а не домохозяйка!
«Спокойно, спокойно… — Марк вытер вспотевшие ладони о штанину — Дышать глубоко, не терять самообладания. Это всего лишь дурацкий розыгрыш, и сейчас же всё выяснится. Наверное, остряки из электрорадиотехнической службы аэропорта каким-то образом дорвались до эфира. Юмористы недоделанные. Встречу — бошки поотрываю».
— Не выдумывай, — мгновенно и вслух отреагировал демон. – Самому не смешно? Для твоих дружков это непосильный трюк. Да ты и сам понимаешь. И, кстати, не пытайся выключить или обесточить приёмник. Я уже, в некотором смысле, внутри крепости, так что всё равно никуда не денусь. А обращаться ко мне можешь просто – Гроссмейстер.
«Так. Кажется, не розыгрыш. Но тогда как?! Каким образом?! Может, вмонтировали какую-нибудь дрянь прямо в череп, когда удаляли гематому после аварии? А вдруг… Чёрт побери, а если стоматолог? Да. Точно. Проклятые пломбы…»
— А вот этого тебе, дружище, знать не положено. Незачем, — отрезал анонимный ди-джей. – Твоя задача теперь и навсегда – делать то, что будет сказано. Об остальном мы уже позаботились.
«Кто это ещё «мы»?.. Ничего, ничего. Что-нибудь придумаю. Не бывает такого, чтобы не было выхода. Мне нужен покой. И воздух. Или коньяк. А лучше – хороший психиатр, который выкурит из моей головы любых чертей».
Эллер изо всех сил старался вообще ни о чём не думать. Но это только мешало — мысли лезли наружу проворно, как пуганые тараканы. А демонический мудак из радио тут же ловил их и бесстрастно препарировал:
— Ну сбегаешь ты в дурку, и чего? Что скажешь психиатру? Что у тебя чип в голове? Если хочешь выставить себя клоуном, то вперёд. Но разумнее будет следовать полученным инструкциям. Тем более, специально для тебя подключены сорок девять каналов с порнухой. Включай же скорее телевизор, они ждут тебя! Конец сеанса. До связи.

Оставшись, наконец, в одиночестве, Марк почему-то вспомнил, как однажды его, образованного и уважаемого человека, заболтала цыганка со сросшимися бровями. Тогда, увязнув в трясине вкрадчивого словоблудия, он лишился бумажника, мобильного и очков в золотой оправе. Сейчас же при любых раскладах не терял ничего. Сердцебиение улеглось, перестали трястись руки. Эллер зевнул и почесал подмышку.
«А может, это знак Судьбы… Может, действительно так надо, — подумал он, когда вышвыривал в окно «Философию свободы». Стукаясь о карнизы и сделав несколько замысловатых кульбитов, Бердяев смачно шлёпнулся в лужу у подъезда. Эллер плюнул ему вслед, растёкся по креслу и нажал кнопку на пульте. Из черноты экрана, словно распухшая сизая рожа утопленника, вынырнуло лицо Миколы Евсюка — издателя контркультурной газеты «Идите нахуй!». Издатель отхлёбывал из фляжки и, зычно отрыгивая, рассуждал об элитарном искусстве.

Привычка выработалась не сразу. Поначалу Эллер слушал наставления радиоголоса, цедя матюки сквозь сжатые зубы. Кто-то чужой с неясными намерениями подавлял его волю. Диктовал и указывал. Тащил за ворот. Но довольно скоро накрыло понимание: после вмешательства жизнь стала проще, определённее, сытнее. Будто у хищника, для которого существуют только охота, добыча и утоление голода. В голове воцарились чёткость и порядок, сразу отпала всякая нужда в многочисленных костылях, без которых он не мог ковылять раньше. Теперь неведомая сила двигала его мягко, размеренно, без остановок и в одном направлении. Только сны стали однообразными: либо подъём на эскалаторе, либо свалившийся в реку и бултыхающийся на молочных волнах Ёжик-в-Тумане. Но обращать внимание на такие мелочи было бы глупо. Эллер настроил радио в телефоне и теперь мог получать ценные указания где и когда угодно.
Подвигов и свершений от Марка не ждали. Даже наоборот. Зато почти все действия, которые ему предписывалось выполнять, так или иначе обеспечивали порцию чистого удовольствия. Прежде всего, Эллер стал больше и воодушевлённей есть. Он уничтожал вязанки сосисок и варил пельмени вёдрами. Он истекал слюнями, даже вдыхая миазмы заваренных бич-пакетов. Но и другие жизненно важные потребности, прежде всего духовные, требовали немедленного удовлетворения. Приходилось выкручиваться. Очень скоро Эллер уже мог без труда смотреть телевизор и одновременно в образе Дюка Нюкема испепелять вероломных свинопришельцев, слизняков и орды остальных 3D-уродцев. Ещё позже он научился совмещать оба этих занятия со сном, и тем экономил для себя уйму времени. А каждую пятницу ему был показан визит в кабак. Там он на несколько сладостных часов воспарял на вершину мира, упивался гармонией всего сущего и водкой «Белая подруга», после чего мучительно блевал в пропахшей куревом кабинке туалета.
Только теперь Эллер отчётливо понял, сколько лишнего ворочал его мозг раньше. И всё это совершенно без толку. Зато в голове, как в сундуке прижимистой старухи, сокровища пылились под толщей хлама. Бог из радио решительно повышвыривал мусор, а оставшееся аккуратно разложил по полкам. Собственно, Марк вообще был избавлен от обременительной необходимости думать – Голос снабжал его мыслями, измельчёнными и размолотыми в пюре.
«Сиди тихо. Почитай начальника» — говорил он.
«Право частной собственности священно. Обзаведись домом. Золотом. Плантациями. Рабами» — вколачивал слова в череп Эллера, как гвозди.
«Будь терпим и толерантен. Геи и лесбиянки такие же люди, как ты» — увещевал вкрадчиво и мягко.
«Ешь. Работай. Молчи. Повинуйся шефу. Управляй подчинённым» — повторял как мантру по восемь раз в день.
Подчинённых у Эллера не было, и, чтобы компенсировать это, повиновался он с двойным рвением. В рабочие часы, когда Марк горбился перед терминалом диспетчерского пульта, радио каменно молчало. Эллер отслеживал воздушную обстановку, втайне надеясь, что система коммутации вдруг лязгнет голосом Гроссмейстера. Намного вернее, если твои движения направляет тот, кто сидит вверху и видит дорогу.

…С утра левый наушник разрывался от треска и шуршания. Эллер был наглухо подавлен и маялся так, как будто вовсе утратил слух. «Мембрана… Повреждение мембраны, — сквозь шорохи продребезжал Голос. – Вали за новыми…»
В салоне сотовой связи Эллер долго топтался с ноги на ногу около залапанной витрины-стекляшки. Продавец-консультант, что странно, не надоедал предложениями «что-нибудь подсказать» и вообще, кажется, не заметил посетителя. Скрючившись над ноутбуком, он слушал болтовню на одной из FM-станций в режиме онлайн. Перекрикивая друг друга, бодрые ведущие захлёбывались позитивом и жизнелюбием:
«Напоминаем вам, дорогие друзья, что темой нашего обсуждения сегодня стал беспрецедентный случай в Подмосковье. Сделав себе харакири шампуром, 32-летний житель города Орехово-Зуево в своём завещании настоял, чтобы тело сожгли в мангале, пожарили на трупных угольях шашлык из осетрины и съели его. Родственники исполнили волю покойного. Звоните нам прямо сейчас!».
Задор ди-джеев смешался с мычаниями дозвонившихся слушателей, и находиться в павильоне дальше стало невозможно. Поморщившись, Эллер поспешил сделать выбор.
— Будьте добры… Мне бы это… — он посмотрел на продавца сквозь витрину и, остолбенев, умолк. Очкарик в фирменной майке цыплячьего цвета прильнул ухом к колонке и время от времени тряс головой, как будто соглашаясь с той чушью, которую слышал. При этом он жевал, хищно двигая челюстью. Раздутые щёки перекатывались двумя бильярдными шарами, изо рта выпирал кусок булки.
Никаких сомнений быть не могло. «Ешь. Работай. Молчи. Повинуйся», — заповедь Гроссмейстера полыхала в сознании как вечный огонь. Эллер бочком протиснулся к двери, незамеченным выскользнул наружу и ошеломлённо выплюнул в пустоту замысловатое ругательство.
Вот с этого дня и пошло – как будто глаза освободили от плотной чёрной повязки. Выяснилось: Бог из радио питал своей мудростью не только его – он топтался повсюду и был необыкновенно щедр. Школьники, старухи, бухари у подъездов, менеджеры среднего звена, амбалы из полицейских уазиков – все поднимались на одном эскалаторе. Какие-то приторно-ухоженные типы около метро путались в проводах наушников как трепыхаются увязшие в паутине мухи. Даже водители маршруток были посвящены и врубали громкость в салонах на полную – уж Эллер-то знал, что любовь к творчеству Михаила Круга здесь была совершенно не при чём.
Кое-что удивляло. Слышать Голос мог лишь непосредственно тот, к кому он обращался. Всем, кто при этом находился рядом, открывалась только своеобразная звуковая ширма – так, у Эллера в этом качестве выступала музыкальная рухлядь из сундуков радиостарьёвщиков. Но даже при таком раскладе догадаться, какие команды Гроссмейстер раздаёт остальным, было нетрудно. Обвешанные гирляндами сосисок горожане толкали к подъездам тачки с пельменями, а в кабаке по пятницам случался аншлаг с непременным мордобитием. На прилавках магазинов «Детское питание» неожиданно появились сигареты и зачернели банки «Ягуара» — мамаши почему-то пребывали в уверенности, что такие компоненты рациона способствуют быстрому взрослению ребёнка и совершенно необходимы для полноценного роста. Эллер знал, откуда ползёт это поверье, поэтому не считал происходящее дикостью. «Значит, наверное, и правда», — рассеянно думал он, кромсая грудинку ломтями.

Марк поужинал в пятый раз за вечер, когда радио забряцало голосом Гроссмейстера. Эллер понуро проглотил наставления, которыми и так был сыт до отрыжки. Дальше могли последовать конкретные директивы на завтра, но вместо этого в динамиках вдруг тревожно зашуршало. Уже почти дремавший Эллер приподнял голову от столешницы, открыл один глаз и насторожился. Эфир заполнило натужное хлюпающее дыхание, потом в микрофон сдавленно вскрикнули, и раздался грохот, как будто на пол в студии свалилось что-то массивное. Когда шумы угасли, несколько секунд стояла тишина, а после грянул голос. И голос этот принадлежал не Гроссмейстеру. Незнакомый, гулкий, налитый железобетонной наглостью:
— Эй ты… Напомни, как тебя там, — поприветствовал слушателя Новый.
«Эллер», — растерянно подумал в ответ Эллер.
— Да-да. Эллер. Так вот, Эллер, слушай сюда… У нас тут, если тебе угодно, произошла смена программного директора. Только что… — из приёмника загромыхал смех робота — словно ударяли ложкой по днищу чугунной сковороды. – Короче, в общих чертах, программа остаётся прежней. Будут только небольшие коррективы. Первое и главное: ты в корне недоволен мироустройством вообще и государственными порядками в частности. Образно выражаясь, чтобы возвести дворец нужно для начала расчистить площадку от прежних развалин. Ломай. Громи. Топчи. Пусть каждое твоё действие будет целенаправленным, смелым и циничным. Хаос и разрушения пугать тебя не должны – Бог Революции жаждет мяса, чтобы потом засыпать нас своими дарами. Хоть и звучит несколько высокопарно, по сути так оно и есть. Кхм… Ну и второе: совсем необязательно столько жрать. Делу нужны бойцы, титановые люди с сердцами-дизелями, а не разжиревшие бройлеры. Ты понял меня? То-то же. Завтра в это же время появлюсь снова и лично выясню, что ты сломал, разгромил и растоптал за день. Конец сеанса. До связи.
Радио как ни в чём не бывало продолжило поквакивать ретро-хитами. Марк дожевал селёдку под шубой и прошёлся по комнате. С полчаса ещё что-то давило и мешало расслабиться. Эллеру представлялось костлявое существо с огромными хрящеватыми ушами. Существо сидело на четвереньках, пучило глаза и клацало зубами над куском сырого мяса. На полу вокруг него были раскиданы кости, восьмёрками завивались петли кишок.
Но довольно быстро рассудок заглушил эмоции. «А может быть, это Знак Судьбы… Значит, действительно так надо», — проползла несмелая и какая-то анемичная мысль. А вышвыривая в окно охапку упаковок с пельменями, Эллер уже явственно ощущал, как тело обрастает грязновато-серебристым титановым панцирем.

---------------------------------------------------------------------------
Ветер завывал в переулках, подбрасывал к крышам обрывки полиэтилена, хлестал по мордам бугаев из патруля. На улицах было пустынно задолго до начала комендантского часа. Страх горбил спины прохожих, которые с паучьей резвостью забивались в щели подъездов.
Привычный уклад жизни рассыпался точно узор в треснувшем калейдоскопе. Безумие закипало, прокатывалось волнами, корёжило судьбы. Так гуру социологии профессор Рудольф Гюнге, почувствовав после обильного ужина покалывания в животе, решил, что виной тому аппендицит, но врачей беспокоить не стал. Вместо этого он попытался, не выходя из дома, прооперировать сам себя кухонным ножом. Ученики профессора давились рыданиями и спазмами, рассказывая следователям о том, как светило науки мучительно угасало в окровавленной ванне. И совсем уж нещадно потрясения согнули криминального авторитета Мишу Калужского. К удивлению братвы, тот вдруг принял иудаизм, сделал обрезание и начал с гордостью щеголять в ермолке и пейсах. Теперь вечерами можно было увидеть, как он, плотоядно хихикая, изрисовывает звёздами Давида стены часовен, выстроенных прежде на его же щедрые пожертвования.
Как будто что-то сбилось в настройках мироздания… …Над столицей росли столбы чёрного дыма, стрекозами кружили вертолёты, с помощью которых пытались унять огонь, хозяйничавший в промзоне. Город терзали мародёры, шакалившие у мёртвых громад бизнес-центров. На месте кремлёвских руин по неизвестно чьему приказу возвели зиккурат в честь Бога Революции – уродливое горбатое сооружение, внутри которого, по слухам, жрецы выкладывали пирамиды из отсечённых голов. С фронтона особняка на улице Рональда Макдональда наконец сковырнули вывеску ресторации «Delicieux a manger plaisir». Теперь здесь чадила запахами шаурмы и чебуреков закусочная «Хуй на блюде», перед входом в которую постоянно курили какие-то угрюмые типы.
Лязгали затворы автоматов, около морга из фургонов выволакивали продолговатые брезентовые кули, звёзды сыпались в стылую грязь и лужи блевотины. А в Шереметьево по причине диверсии, осуществлённой диспетчером cтарта-посадки, потерпел крушение Боинг, на борту которого находились первые лица государства. Едва приземлившись, он протаранил три спецавтомобиля, прогревавших взлётно-посадочную полосу. Шарахнули баки с керосином, и самолёт весело сгорел под аплодисменты толпившихся в отдалении сотрудников аэропорта.
.
По иссечённому трещинами небу ползали мухи. …Из-за туч пыталось выползти желтушное солнце.
Ревело радио. Навязчиво. Оглушительно. Везде.