Про любовь

Автор: Саша Акимов
Скука

В Петербурге времена года наступают случайным образом. Зимой может быть жарко, а летом холодно. Но чаще всего, тут просто не бывает четкой границы. Все то замерзает и намокает – то высыхает и гниет. Часто погода кардинально меняется в течение одного дня. Конечно, тут по большей части меланхолично дождливо. Вот и сейчас. Август, но фактически осень. Сейчас идет дождь, а уже завтра будет солнечно. Ветер дует даже не со всех четырех сторон, но умудряется поддувать снизу и сверху. Разговоры о погоде всегда навевают скуку, они пахнут фальшью и неискренностью.
Чтобы не промокнуть, я еду на работу не на велосипеде, а на трамвае. Пока жду красно-белый вагончик, читаю на остановке объявления о животных в приюте. Бесхозное зверье, у кого-то нет лапки, у кого-то глаза, некоторые старые и их отдают доживать в семьи, но чаще всего это те, над кем издевались хозяева, выброшенные. У каждой собаки история, тот, кто писал эти объявления, не скупился на эмоции, присочинил наверняка. Я сам себя чувствую неприкаянной шавкой. Чуть больше года у меня не было женщины. Но меня это мало беспокоит. Чтобы снять напряжение – дрочу. Иногда три раза в день. И при этом чувствую себя святым человеком. Нет душевных сил заморачивать себя чувствами или их отсутствием. Взаимными или невзаимными. А правая рука не подводит. Я убаюкиваю себя мыслью, что нет такой письки, которая сделает меня глупцом. Помаленьку пишу. Набрасываю какие-то тексты. Получается или совсем лаконичная чушь, в которой я сам уже ничего не понимаю, или многословная графоманская белиберда. Многое бросаю, так и не закончив. Но это не кризис. Идей много, часто прекрасных, какие-то реально воплотить. Но я ленив.
Я работаю в книжном магазине уже три года. Мне доставляет удовольствие содержать его в порядке. Мне нравится быть безвольным работником. Это успокаивает. Мою начальницу зовут Анна. Забавная тетка, только что развелась, а у нее уже появился какой-то молоденький паренек. Анна — гурман и склонна к садомазохистским играм в свободное от работы время. Вынужденная педофилка. Как она сама говорит, все мужики постарше или спились, или у них не стоит. Где-то за книжными стеллажами бродит недалекий мальчик, он попал в этот магазин случайно и так же исчезнет. Даже унижать этот серый скучный кусок мяса лень. И еще недавно устроилась девчонка. Соображает, с ней можно поболтать о чем угодно, она не путает порядок букв в алфавите, да и длинные ножки в придачу. Спустя некоторое время, я, будучи в растерянности, выебал ее. Но это другая история. Сейчас не о том.
Дни мои пролетают среди сотен тысяч книг. Я как в удобном гробу. Мертвые деревья покрываются пылью, старые книги пахнут необычайно. Желтые страницы из вторичного сырья. Пестрые переплеты сиюминутных бестселлеров. Громоздкая классика. Это очень удобно, любая книга доступна в любой момент. И действительно приятно поддерживать порядок. Разбирать горы книг по сериям и тематике. Раскладывать их по алфавиту. Брать их домой и читать. Воровать хорошие.
В выходные дни я расслабляюсь у компьютера, ведь в интернете всегда найдется кто-то неправый. А вот вечером можно и на турник. Иногда мы с Власом прыгаем на велосипеды и мчимся в ЦПКиО. Взяв безалкогольного пива, мы смотрим на девиц играющих в волейбол. Власу нравятся бедра и сиськи. А мне не особо. Мы свешиваем ноги в Неву, мимо проходят яхты, грязная вода расходится, поднимается и бежит к нашим пяткам. К нам пристают утки, но поняв, что не покрошим на них батон – уплывают. В поисках более хлебных мест.
А на следующий день мы едем на машине в славную столовую. Она работает только по будням и только в дневное время. Там все делается еще по советским ГОСТам. Сегодня обед из трех блюд. Суп харчо, макароны присыпанные дешевым сыром, винегрет и стакан компота, с непременными плавающими рваными яблоками. Бабулька в фартуке дает нам это на подносах. Мы садимся у стены, рядом жуют угрюмые мужики. Едим и разглагольствуем. Влас думает о том, что пора расширить свой сувенирный бизнес на Валаам. У Авроры и в Кронштадте все стабильно. На Валааме поток паломников неслабый. Еще он думает делать тельняшки, но найти хороших работников трудно. Когда дешево — шьют вкривь и вкось. Кроить может и сам. Вообще он впечатлен монастырской системой заработка. Бородачи в рясах ничего не делают, только растят пузо. А работы выполняют волонтеры забесплатно. Он полушутя говорит, что мог бы стать служителем господа на таких условиях, чтобы прихожане его кормили. Я ему говорю, что будет не первым таким хитрецом. Как всегда, любой разговор скатывается к бабам. Он не может никого себе найти, да не особо и ищет. Ему нужна дырка, но чтоб во всем была идеальная. Таких не бывает. За неимением идеальной – он тратит много денег на шлюх. В общем, нам примерно одинаково лень заводить отношения.
Мне позвонила девочка, с которой я познакомился пару лет назад. После нескольких встреч я потерял интерес. Она показалась мне очень уж наивной и глупенькой. Тогда она была обычным подростком из провинции, приехавшим с мамой в большой город. Мне нравились ее размеры и экстерьер. Сущий ребенок, только после школы, но это не повод тратить на нее свое время и силы. А сейчас она внезапно решила прийти ко мне на работу, потому что теперь обитает неподалеку. Я решаю, что пусть приходит, вечер хоть будет разнообразнее.
Весь день работал как обычно. Баюкал себя среди книг. А она пришла. Белая блузка, светло-коричневые ботинки, синие джинсы. Волосы собраны в хвост – черные. И глаза непроницаемо черны. Разрез глаз удивительный. Она говорит что татарка, но кровей тут намешано явно больше. Улыбается, что-то говорит. Показывает маленькие зубки. И в этот момент моему спокойствию пришел внезапный пиздец. Я влюбился. Альбина.


Банальность

Когда я влюблен – стремительно тупею. Это удивительное чувство, когда делаешь массу глупостей и мечтаешь о машине времени, чтобы вернуться в прошлое и все исправить. Совершаешь ошибки, которые стоят слишком дорого. Как-то не по себе от того, как гормоны берут власть над спокойным человеком. Окситоцин, вазопрессин, дофамин. Становишься сконцентрированным на объекте любви. Постоянно возвращаешься мыслями к нему. Думаешь о каких-то маленьких радостях связанных с ним. При фантастическом стечении обстоятельств, когда первый наивный восторг угаснет, люди испытывают более осмысленную и рассудочную привязанность. И остаются вместе тихо и мирно, без страстей и резких перепадов. И это кажется сказкой. Недостижимой. Ведь люди склонны возвеличивать хорошие качества возлюбленного и не обращать внимания на недостатки. Пока однажды химия мозга не покажет им правду сквозь туман. Сколько боли и разочарования случилось из-за этой гадкой системы.
Да, я договорился с девочкой встретиться вновь. Отправился туда, где она работает. Взял с собой фотоаппарат. Приехал на станцию метро «Кировский завод». Прошел по разрытой улице Маршала Говорова. Дорожные работы масштабные. Экскаваторы хрустят гравием и песком. Рабочие в оранжевых жилетах и касках бродят в заботах. По тротуарам и дворами едут странные водители, торопятся куда-то. Я пришел к гаражам. Тут в этих гаражах есть склад, на котором я работал грузчиком когда-то. А вот и офисное здание, в котором она работает логистом. Стоя у входа, я заметил, что скамейки прикреплены цепями, видимо кто-то норовит их стащить. В грязных потрескавшихся клумбах какие-то несуразные растения. Альбина вышла и провела меня через проходную. На второй этаж. Офис. Куча бумажек с цифрами, пищащие телефоны, мерцающие экраны, мятая карта мира на всю стену, запах чайных пакетиков и краски для принтера.
Мы пошли получать заказанную ею книгу. Я фотографирую: маленькие зубки, милая мордашка. А она жалуется, как прошлый паренек наговорил ей гадостей, когда она не дала. Я отметил, что он конечно мудак, но понять можно. Потом рассказывает о своей подружке, которая должна ей денег и не отдает. Сейчас та работает проституткой, а до этого снималась в порно. Представил порно с Альбиной. Думаю, к ней переметнулись бы поклонники Алексис Лав. Она много улыбается, красивая. Мы получили книгу Исаака Башевица Зингера «Раскаявшийся». Я ей посоветовал, одна из сильнейших книг, что читал. Пообещал сводить в кино и распрощались. Чуть позже вечером скачал и посмотрел порнуху с ее подругой. Ее ебут в анальное отверстие. В другом ролике ей в пизду суют кулак. Фистинг. Все механически. Скучно и без души.
Через пару дней мы в киношке. Давно я не смотрел всякую чушь на большом экране. Привык сидя в одиночестве, пялиться в экран компьютера. Я решил, что пойдем на «Конана». Но девочка не в восторге, потому что привыкла смотреть сопливые мелодрамы. Когда головы летят с плеч – Альбина закрывает личико руками и выглядывает между пальцев, кончилась ли мясорубка. После кино, мы прощаемся. И меня одолевает чувство, что я совершаю ритуалы. Говорю ей, что, кажется, влюбился и от этого стал тупее в десять раз.
Она пришла ко мне на работу. Мы отправились обедать в ресторан неподалеку. Кушаем мясо и пьем пиво. Трогаю ее тоненькие ножки, острые коленки, длинные пальчики на ногах – она ими могла бы хватать бананы. Прощаясь, обнялись – и я почувствовал, как острые соски пронзают мое сердце. Когда я возвращаюсь, Анна говорит, что любовь к другим расам – это сродни зоофилии. Я объясняю ей, почему понятие раса ненаучно и что все мы принадлежим к одному виду обезьян.
Встретились в Удельном парке. Я приехал на велосипеде. Альбина в забавном розовом костюмчике, похожем на пижаму. А может это и есть пижама. На ощупь мягкая и уютная. Предлагаю ей прокатиться, но она не умеет. Как не умеет и плавать. Выебываюсь перед ней на турнике. Все-таки усадил ее на велосипед. Держу за руль и сиденье, чтобы не упала. Придерживаю ее попку, которая целиком помещается в одну мою лапу. А голова у малышки не помыта и пахнет приятным животным запахом. Она будит во мне ласкового педофила. Приятно усадить ее себе на коленки. Слегка щупать. Может потереться стояком через одежду. Целовать ее, чтобы льнула, как нежный зверек.
Вот уже и бабье лето прошло. Действительно стало прохладно. Но мы в парке гуляем. Показываю кусты, в которых трахался как-то раз. Пинаем листву. На ней пальтишко. Оно куплено в детском отделе. На ярлычке даже написан предполагаемый возраст хозяина 11-12 лет. Мы расположились на лавочке. Усадил себе на колени, поглаживаю по головушке, она несет какую-то чушь. Я говорю что-то сложносочиненное и занудное. Все наши слова абсолютно бессмысленны. Но она не дает мне договорить, затыкает рот поцелуем. Языки щекочутся во рту, слюни перемешиваются. У меня моментально встает и упирается ей в зад. Приятно ощущать вес ее тела, такой небольшой вес. Я говорю: спасибо, что ты есть.
А потом рассказываю, почему в катастрофах выживают чаще мужчины, чем женщины и дети. Потому что паникующие люди начинают друг друга давить, выживают те, кто сильнее топтал и толкался. Эвакуация с кораблей и самолетов никогда не идет по плану. Травмированным никто не помогает, все пекутся о своей шкуре.
Маманя уехала в деревню, грибы собирать. А борщ и котлетки кончились. Я устал от питания яичницей и пельменями. Рыгаю и пержу от такой еды, как больной старик. Тогда Альбина приезжает, чтобы приготовить для меня что-нибудь. Я закупил необходимые продукты, а она делает вкусное мясо и салатик. Откушали и расположились на диване. На ней платьице от Киры Пастининой. Усадил ее на себя с раздвинутыми ногами. Поглаживаю спину и бедра, шею. Укладываю на кровать и целую, руки шарят по ее телу. Пытаюсь нащупать сисечки, но мну только поролон лифчика, такие маленькие. Девочка выползает из-под меня и одергивает платье. Не буду же я прыгать на нее с хуем. Не так воспитан. Провожаю ее.
Встречаемся возле ее дома. Отправляемся в парк Трехсотлетия. От ее дома идет грязная тропинка мимо строек. Я взял ее на руки, чтобы не запачкала лапки. Так и несу до конца тропинки, а комары кусают. Она потащила меня в Макдоналдс. Ненавижу это место, но могу заставить себя там быть ради девочки. Конечно же, не наелся фальшивой едой. На следующий день она уехала отдыхать в Турцию, в эту всероссийскую здравницу.


Лимб

Успел поболеть, пока ее не было. Типичный упадок иммунитета в осеннем Петербурге. И я всегда переживаю внутреннюю боль через болезни тела. Мужчины так устроены, их гормоны просто уничтожают иммунитет, печаль открывает двери всем возможным болячкам. Депрессия может быть столь сильной, что мужчина умрет от сердечного приступа. Альбина вернулась, бодрая, но, как я и предполагал, во мне не заинтересованная. Я оказался в прохладном месте. И стал себя жалеть. Но в этот раз я даже не в аду одиночества. Это лимб безответных чувств и гормонального самообмана. Как забытый дух, за которого никто не вознесет молитву. Никому не нужный. Но вообще-то так и есть. Никто никому не нужен, кроме особенно извращенных случаев. Меня чаще всего используют и выбрасывают, как отработанный материал. Как раздавленное говно счищают с подошвы сапога. Я смотрю на свои страдания со стороны и смеюсь со слезами на глазах, как же это банально. Несчастная любовь превратила меня в печального мудака. Мне это состояние было не по душе, поэтому я постарался ничего не чувствовать. Меня хватило ненадолго. Я еще причиню боль своим бесчувствием и разрушу самые прекрасные отношения в своей жизни. Все впереди. Слишком сильно надеюсь на других людей, но все легкомысленны и пекутся только о себе. Бегут с тонущего корабля, растаптывая тех, кто упал.
Я вообще-то не пью, ни от радости, ни от горя. Но захотелось утопить боль в рюмке. С Иваном и Мишей засели в рюмочной. Алкоголь плохое средство утешения. Опрокинул в себя пару графинов водки, а съел всего тарелку макарон. Заблевал весь сортир в заведении. Иван принес мне воды, протолкнул кусочки макарон, которые я выблевал в раковину. Меня вынесли на улицу и бросили у входа. Как-то расплатились, пришлось звонить Власу, чтобы приехал за мной. И я пополз на карачках и еще раз блеванул. Пустотой. Выблевал все глупые чувства вместе с макаронами.
Так уж устроен наш мозг, уникальный механизм для усиления чувств, как плохих, так и хороших. Любовь довольно примитивное побуждение, но самое главное. Ради любви все делается на этом свете. Мы даже наделены интеллектом только для того, чтобы производить впечатление на потенциальных партнеров. Мы лишь машины для ухаживаний, машины для нежности, машины для секса. Мы так настроены, чтобы плодится наилучшим образом. Любовь заставляет человека сконцентрироваться на одном единственном, наиболее предпочтительном объекте. А система ответственная за сексуальное влечение и романтическую страсть, позволяет на короткое время соединить людей. А вазопрессин и окситоцин – дают возможность быть достаточно долго вместе, чтобы вырастить потомство. Это все разные, зачастую не связанные чувства. Если что-то идет не так, человеку становится очень плохо. Теряется аппетит. Дрожат руки. Возможна даже смерть. Наш мозг преувеличивает страдания, потому что энергия нужная для любви – направляется в иное русло. Поэтому мы также и машины боли.
Уильям Снодграсс написал: «Конечно, так будет лучше,/ Конечно я научусь,/ Ненавидеть тебя, как и всех/ Прежних любимых». Но я не могу никого ненавидеть. Прекрасно понимаю, как все это работает, пытаюсь избежать абстрактной болтовни. Сам факт, что я все это пишу – это биллетризация чувств. Дурацкое желание быть безжалостно объективным. Это ужасно, что тысячи томов написанных про любовь, лишили меня возможности быть оригинальным. Романтическая любовь – это банальное чувство, которое все испытывают. Это тема, которая непременно трогает каждого, писать про любовь — это заново переживать все хорошее и трагичный конец. Я специально выбрал это мимолетное помешательство как пример, потому что о более серьезных вещах просто не смог бы написать. Мы все предсказуемы. Давно бы пора перестать удивляться. Но я пытаюсь быть оптимистом. Мечтаю о счастье. Как и все мудаки вокруг.