guerke

Записки женщины-свиньи

Меня зовут Харлампия Саввишна. Очень редкое и звучное имя, и я им горжусь.

Моя маман была директор овощной базы. Время от времени на овощную базу засылали научных сотрудников – задохликов в очках. Если кто-то из них пропадал – хватиться их было некому. ...

Сомик кругами плавает
У меня в черепном сосуде
Кости наружу, щупает
Мозг на серебряном блюде
...

Сусанна Семеновна приподнялась на цыпочках, чтобы достать с полки увесистый гроссбух. Она покраснела от напряжения. Дужки очков, лежащих на полной груди, воткнулись ей в подбородок.
- Еремка! Никодим! Да поможет ли кто-нибудь, наконец!
Пристыженный и верткий, Еремей Сизонов подскочил к дородной Сусанне и засуетился вокруг нее, не зная, с какого бока зайти, чтоб принять в протянутые веснушатые руки пыльный массивный том....

У Всех ангелы как ангелы, а у меня - нехристь какой-то. Припрыгает, в рубахе с петухами, весь расхристанный, холодильник выпотрошит, отругает, что пиво теплое, на диване разкорячится - и чешется
-Ты, - говорит - живешь нехорошо. Небо коптишь.
-А в лоб?- думаю я.
- Пошлю-ка, - говорит - я тебя на испытания.
И жрет мою булку, оглоед! Мне-то-то хоть кусочек оставь! - кинулась я к дивану, булку отбирать - ан дивана и нет никакого. ...

Где-то есть машина, выпекающая блобов. Плоп! Выплюхивается на конвейер бледный толстый клецк - блоб. Ну, втыкают в него пару волос акой енок, определяют приблизительно, какая сторона больше похожа на лицо - надевают на нее очки, толстые, как донышки от бутылок и налепляют то тут, то там, куски брезента и синей жвачки, которая тут называется одеждой....

Блестящая стальная стрекоза в боевом хитине стоит рядом с опустевшим домиком-норкой, потирает свои фасетчатые глаза, смотрит на нежное солнце. Рядом со входом в ненужную норку лежит разорванная шкурка ее пушистой землеройной мамы. Мир насекомых жесток.

Предки сидят перед телевизором, ждут гостей. Мама любит передачи про животных.

Мама делает маникюр. Делает маникюр – на распаренной толстой руке. Перед тем она три часа жарила-парила, потому что придут гости. Надо не ударить в грязь лицом....

Мужчина с плохо пригнанным лицом, взъерошенной биографией и характером, купленным неизвестно в какой спешке неизвестно в каком сельмаге, стоял посреди комнаты, заволошенной пылью и запустением, перед огромным баром. Это был даже не бар – это был сущий питейный оргАн, где звенели и золотились высокие стройные бутылки, и гудели гулким басом замшелые и пузатые бутыли, оплетенные веревками и стоявшие вкось, врытые в песок прилива....

Маленький мальчик ползал по грядкам, рассматривал жучков, паучков, переворачивал камешки, считал ножки у хвостатых поспешных сороконожек, подбирал выпавших из гнезда воронят и воробьишек, заглядывал в глаза бродячим котам, те фыркали и отскакивали, и норовили цапнуть его лапой, кузнечики упрыгивали прочь, а бабочки сворачивали и разворачивали тугие хоботки, маленьким насекомым он отрывал крылышки и лапки, давил их в кашицу, смотрел, какой сок из них потечет- желтый или белый, это было интересно, он был выше...

Пора, наконец, и письмо бабуле написать. Как раз время наступило. Бабушка – ну та, которая знаменитая бабушка. Другая-то давно умерла.

Обычно у человека бывает две бабушки и два дедушки. Но из каждой пары (даже если все четверо живы) обычно только один достаточно колоритен, а другой уходит в тень. Так и у меня – один Дедушка (был) и одна Бабушка (жива).

Дед-физик и бабушка-филолог. ...

Полуденный берберский город. Дома, белые, как лаваш, затенены сметанной синью, осенены стрекозиным светом, сквозь саксаул просвечивает нежный кизяк и кумыс. Женщины в пестрых халатах, магрибах и сари, смеясь, несут на плечах кувшины воды и караваи хлеба. Полуголые шоколадные ребятишки копошатся в пыли, пока проходящая мимо с ленивым караваном корова не высовывает длинный лиловый язык, не облизывает зазевавшегося проказника, сдирая шоколад, обнажая серо-стальную начинку....