Серафим Введенский

Я взвалил себе на плечи,
положив сперва в рюкзак,
надвигающийся вечер,
а за ним грядущий мрак.

В перспективе дня и ночи
я побрел как акробат.
Воздух голову морочит,
выдыхается назад.

А вдыхаются другие
совершенства бытия....

Я плюс жена – равняется четыре.
И снова детский плач по всей квартире.
И снова снится нам безветренный покой,
и снова всё по-новой, уровень второй.

Коляска, баночки, пелёнки, ночь без сна.
В чулане кошкой затаилась тишина.
И суета по дому мчит без тапок....

Я выбежал во двор – а там зима.
Сугробы по колено. Кутерьма.
Веселье, радость, дети, детский визг.
На горку лезут двое, трое вниз

на санках катятся. И белый снег
повсюду. Красота. Как сон во сне.
В снежки играет с детворой питбуль....

На днях я через площадь шёл, а там:
валялся шум, поверх накидан гам.
Мальчонка с древнегреческим лицом
в квадрат окна пытался влезть кольцом,

в котором был двуликий человек,
что разделял окно на части две.
Внизу мужчина с топором во лбу
кричал: «На всех не хватится табу!...

Повсюду двадцать первый век
горит неоном по стране.
В смартфоне тонет человек,
а быть точней, давно на дне.

И время убыстряет бег.
Закат тождественен заре.
Но тут, внезапно, выпал снег.
Причем, что странно, в январе.

И лёг всем телом, лёг плашмя
на землю, чтобы спрятать грязь....

Едва продрав от пьянки зенки,
лежу в тоске, поджав коленки,
в одежде верхней и обутый.
Со слов жены: «Всех ебанутых,

таких как ты, пора бы к стенке!»
А где-то в доме на Смоленке,
резвятся дети на батутах
не зная устали и муток....

Там вдалеке горит заря –
а может разгорается рассвет?!
Сейчас какое января?
Ну, кто бы правильный мне дал ответ.

Так запетляла в датах жизнь
и бытиё «рассы» на «па» и «лось».
Как мне теперь без даты жить?
Хотя!... как только мне тут не жилось!...

«Я доигрался,
хоть играть ещё не начал!» –
сказал испуганно вслух на площадке мальчик,
когда мы с сыном строили до неба башню
из мокрого песка.
Я был простужен, кашлял.

Погода уходила в серость.
Дождь маячил.
У мальчика в руках проколотый был мячик....

***
Вдалеке я видел небо, подошёл к нему поближе,
оказалось, это камни, что лежат здесь триста лет.
Только камни словно реки из пустых, забытых книжек,
тех, что мне читала мама, там, где был в природе свет.

А теперь темно и страшно, и вдобавок не уютно,
там, где раньше было небо, нынче камни да река....

Я слишком сложный организм,
весь состоящий только из.
Слог, аппетит и взгляд на вещи,
плюс на душе семнадцать трещин,

но временами, скажем, больше,
душа одна сплошная боль же,
как чёрный ящик – в ней не приз.
Я слишком сложный организм....