евгений борзенков

«Настоящая контркультура только там, где абсолютно похуй
любая культура и контркультура вместе взятые.
Запомни это, ублюдок.»

А.С. Макаренко, «Воспитание дУхов».




- А хули пОнту?
- Сынок, это для твоей же души. Ты очистишься и предстанешь перед Ним как… как новая копеечка....

«…иди… ко мне. Иди, не бойся, подойди ближе. Вот так. Ты дрожишь… Зря, убью тебя не я. А ты. Ха-га… Хочешь узнать? Что ты хочешь узнать? Как не стать гением… Зачем тебе? Какой ты странный. Ну, хорошо. Я проведу тебя особой тропой. Иди за мной. Только не споткнись, здесь сыро и темно, хотя кому знать, как не тебе?...

Как величава вод текучих вечность, так величаво имя твоё; тяжесть твоих перстов на плечах моих, увенчал ими мя, владыко, ублажаемо на злачных и тучных пажитях твоих, водами тихими… Долиной смертной тени пройду и да не убоюся зла — ибо ты со мной. Ты умастил елеем и смыслом голову мою, отныне чаша моя преисполнена мудрости и долготерпения, ты — царь славы моей, к тебе прибегаю и да не усомнюсь....

Нас провожал весь двор. Многие солидные дамы шагали в ряд, ступая на вытянутых, приподнятых носках в балетных пачках, торжественно несли охапки и букеты цветов, разбрасывали их плавными, неторопливыми движениями танцующих лебедей. Они грациозно тянули шеи и склоняли головы набок, скромно опустив взоры....

За окном льёт и льёт… Ветер рвётся в стены, вором пробирается в щели, пугает в замочную скважину. Небо тошнит, небу плохо, его рвёт дождём и мокрым огнём. Кот нашёл единственно тёплое место в домУ – на моей спине. Он мастерски имитирует звук холодильника и делает мне массаж лапами....

Мы ехали долго. Изнемогая от колкой жары снаружи и опустошительного льда внутри. Когда едешь долго в полной темноте, то всегда, в конце концов выныриваешь в бирюзовый рассвет. А там солнце в спину бичом. А там пыльный крымский серпантин – головокружение и испытание на прочность для моей военной «копейки»....

Наверное кто-то огромный сверху прыгнул на небо увесистым задом и разлёгся. Оно прогнулось под ним и покрылось сетью чёрных трещин. Голимый, дешёвый фарфор. Трещины похожи на ветки. С неба они собрались в пучок, свились в толстый ствол и канули вниз, воткнувшись рядом со мной....

Я вспрыгнул задницей на перила и лихо съехал вниз, спугнув жеманную леди, поднимающуюся вверх по лестнице. Только бы не было занято. Распахнув двери, быстро пробежал взглядом по низу кабинок. Почти никого. Зашёл в свободную, быстро закрыл за собой и лихорадочно рванул ремень....

В порыве безысходного отчаяния я наконец-то разлепил измученные закисшие веки, сладко потянулся и нервно зевнул. Солнечный лучик ласково играл на моём кончике… Я лежал таким маленьким кончиком, свёрнутым калачиком, на дне бесконечной вселенной… Сквозь пыльную сеть давно нестираной гардины дрожал день....

«Вот уже который день павсюду и вокруг стаит ужасная жара. Мой любимый город, в котором я жыву, который так прекрастно раскинулся за моим весёлым, но давно немытым окном, и очень красивыми крышами протыкает снизу нежноголубое небо, которое так славно нависло на мне и над всех остальными людьми совсем без облак, которые могли бы укрыть и спасти всех добрых людей от этой ужасной жары, которая уже совсем замучала и безперерывно хочетца пить....