Последние комменты юзера rak_rak

rak_rak: хуясе разнощики пицц пошли! прям люди-пауки какие-то

rak_rak: мараторий - ты просто какойто Злой Хер

rak_rak: если ты подарил мужику цветок - ты хочешь с ним совокупляться, а это ахтунг и кровь твоя на тебе, ты понимаешь хоть это?

rak_rak: Чего смотреть - ахтунг и есть: ты подарил цветок жолтый цветок мужику, а вот зачем, спрашивается

rak_rak: кнут, ну перечитай ещё раз свой крео: говно ведь, не правда ли, ужасное говно.

ну соглашайся скорей, а я тебя - сразу не глядя в зад, идёт?

rak_rak: ух, кнут, я бы употребил должным образом твою шкатулообразную прорезь, рррр!

rak_rak: не признаешь?!!

Тогда готовься - мои парни уже выехали тебя валить.

rak_rak: бля кнут, ну признайся же, что текст твой - говно, это же настолько очевидно, что ты уже видишь это сам, просто осознай своё ничтожество перед великими критиками-литераторами, и внимай им с благоговением!

rak_rak: Не вставило нихуя, уж извините

rak_rak: Жила короче маленькая девочка. Неважно, как её звали, ибо имя её было труднопроизносимым, но именно из-за этого её мама, вместо того, чтобы позвать дочьку помочь, просто била её по голове любым увесистым предметом, и звала пиздой,а иногда ещё и ебливой, мстя непонятно кому за это обидное прозвище, данное маме со школьных лет, после того, как её на дискотеке жоско пропихали в зад и рот, повредив гланды, которые пришлось потом больно удалять.

То, что нерадивая дочка вместо того, чтобы её помогать, таскалась на дискотеки и сосала члены втригорла, не подлежало сомнению, но это было не страшно, даже не стыдно, и всё потому, что напоенная отравленной водкой троица была потом связанна, и заживо разделана в погребе, забитым вяленной человечиной. Мама и дочка были людоедками.

Мамаша не раз испытывала желание тоже пососать чей-то член, но дочка была категорически против поделиться своей живой добычей в виде объекта удовлетворения греха, доводя этим свою мать до полного исступления, из-за которого она, слушая по ночам звериные стоны одурманенных самцов за стеной, постоянно раздирала себе обе дырки до крови своими длинными лакированными ногтями, ибо какое же порево, да без крови? Увидев кровь, мать стискивала зубы, и строила планы по улавливанию для своих нужд хотя бы одного привезённого дочкой ёбаря, ведь приказать её она не могла, потому что МЯСО добывала исключительно дочь, а сама мать не могла сделать ничего подобного, потому что была в детстве погрызена дворовым псом за лицо. И когда мама в очередной раз созерцала кровь свою на себе, тогда-то её и осенило – проследить.

Это было не сложно, и на следующий день она стояла перед входом на дискотеку, начесав волосы на изуродованную половину лица. Охранник у входа стоял и сопел, разглядывая пожилую посетительницу. Мама тоже стояла молча, впившись взглядом в набухающий под штанами хрен охранника. Когда молчание стало невыносимым, а штаны затрещали под упёршейся в ширинку балдой, охранник прорычал «Вэлком!!», и, схватив маму за волосы, втащил в душное фойе и стал раздевать под дружный гогот остальных охранников и пары барменов, которые уже повытаскивали собственные елдаки, и сомкнулись кольцом вокруг пары, яростно хлюпая надрачиваемой плотью.

Сорвав с матери платье, распалившийся охранник разодрал надвое её трусы, и вдруг с матом отпрянул, стукнувшись затылком об чей-то напряжённый хуй.

Запахло скисшими яблоками и гниющим сыром. У мамы между ног висел, слегка приподнявшись как хвост срущей лошади, тонкий, но длинный хуй, весь в мокнущих лишаях и налитых, белёсых прыщах, один из которых мать сдавила, и выплеснула струйку гнойной жижи в лицо кому-то из присутствующих. Тут же вся поганая дюжина хуёв, готовых драть жопу, упали как подкошенные, и мама, растопырив руки налетела на ближайшего бармена, и повалила его на пол, облизывая ему лицо, и тёрлась о его штаны и рубашку своим ужасным хреном, оставляя на одежде кричащего от ужаса и омерзения мужика бурые следы гнили.

Тщедушный бармен корчился под навалившейся на него женщиной, а остальные достали заранее скрученные косяки, и принялись раздувать друг другу паровозы, поглядывая на бьющегося в свом похотливом зверстве трансвестита-маму, который потеряв от запаха мужского пота всякое соображение, содрал с себя парик, обнажив плешаки, и с хрустом вцепился зубами лицо бармену. Крик укушенного человека был столь ужасен, что у многих присутствующих рефлекторно встал, а очки посжимались в капиллярный диаметр: осознав, и проанализировав свои ощущения, все собравшиеся стали набрасываться друг на друга, и немедленно извлекать пользу из сложившейся ситуации – прямо на пыльном полу образовалась кряхтящая куча переплетённых тел, чьи головы с жадностью заглатывали сразу по несколько хуёв, но всё равно чувствуя острый дефицит эмоций из-за не разодранных пока ещё жоп.

Пока длилось веселье, в мерцающем огнями туманном проёме двери нарисовался силуэт девушки, сжимающей в руках пожарный топорик. На глазах её были слёзы. Мужчины уже дёргались на полу, с бешенством вбивая друг другу в жопы свои раздроченные хрены, и ревели как голодные лоси, ничего вокруг не видя и не слыша, в то время как мать с чавканьем вгрызалась в лицо трепыхающегося, как проткнутая в позвоночник рыба, бармена, из под которого натекла здоровенная коричневая в тусклом свете лужа, и с краю её возилась парочка охранников, кувыркаясь в липкой крови и натирая себе ею гениталии.

- Зачем ты, мама? Господи, зачем? – прошептала дочь, занося прут в сторону.

Мать подняла своё страшное, окровавленное лицо, и вперилась взглядом своего чудом спасённого глаза, мутно косящего в щёлку из кожаного безресничного мешка, грубо сшитого из срамной плоти, трансплантированной оттуда для лучшего приживления; короче, смотрела мать прямо в глаза дочки, оскалив зубы, с налипшим на них человеческим мясом. Зарычав, мать поднесла к лицу растопыренные ладони, капая текущей по рукам кровью с локтей, и облизала свои тёплые, солёные пальцы. Взревев, она стала подниматься с истерзанного тела навстречу дочери, рыча, как разбуженный в январе медведь, и раскрыв руки для смертельного материнского объятья. Металлический прут описал горизонтальную дугу, и обрушился на шею озверевшего трансвестита, сбив его с ног, а второй удар разорвал гадине предплечье, с брызгами вывернув кусок мяса. Под непрестанное хриплое оханье поражённых пидористической заразой мужиков, девушка избивала стальным прутом свою людоедку-мать, которая нарушила многовековое правило их ужасной династии: не брать в рот грех плоти сырой, не пить сырую кровь, и не являть взору чужому облик своего рудиментарного придатка.

- Нельзя! Есть! Сырое! – плача, вопила дочь, нанося хлёсткие, разрывающие плоть и дробящие кости удары арматуриной в тело верещащей матери, и через несколько секунд раздробила ей череп, воткнув железный штырь в висок, отчего мама крякнула, и закрутилась на липком полу юлой, болтая своим полумёртвым хреном, который был метким ударом любящей дочки пригвозжён к деревянному полу, и кровью его был искуплен грех, и древний род степных людоедов-трансвеститов был восстановлен в своей непорочности.

rak_rak: побеждает лишь простота, брат мой

rak_rak: меня тоже завораживает вид крови. крови. крови. крови.

текст зацепил.

rak_rak: *облизнулся, почуяв говно*

rak_rak: жалко стасика, но спасибо ему за совьет! Шило - это то, что надо!

rak_rak: я ненавижу всё это грустное дерьмо

но тема вскрыта, зачот

rak_rak: короче, всё. ХВАТИТ УБИЙСТВ!

Следующее напишу про любовь.

настоящую, истинную, которую вы даже не ощущали.

вы будете плакать

rak_rak: неправда ваша, сэр!

rak_rak: заебато, не ожидал ужасов, гыгы

rak_rak: Хуле – театр это вам не кинотеатр." - долго ржал, читаю далее, будучи уже согласным с выбором рубрики

rak_rak: ну, я почти всё прочитал

странно всё это!