Последние комменты юзера Антон Михайлович

Антон Михайлович: Аллё, каверисты, вы где?

Антон Михайлович: Парням на зоне — привет! Был у меня друг — Дима Филатов, каторжанин со стажем. Я тогда хирургом работал, пришлось его прооперировать. Расскажу в коментах, редакция всё равно это не напечатает. История называется «Понты и воля»:


«Когда судьба висит на волоске,
И всё, что есть, поставлено на карту,
Не поддавайся водке и тоске,
А верь лишь своему блатному фарту!
Не бойся, не проси и не жалей!»-
Ты мне оставил это в завещанье,
Твоя душа живёт в душе моей,
Мне за двоих прощенья и прощанья!
Тебе я посвящаю этот стих,
А мне остались ручка да бумага,
Понты и воля, смелость за двоих,
И непоколебимая отвага!
И мне помочь никто тогда не смог,
С тех самых пор, когда тебя убили,
Мне словно землю выбили с под ног,
А руки беспощадно отрубили.
Остались только воля и понты,
И нет твоей поддержки за плечами,
Мои стихи, как белые бинты,
И одинокий волчий вой ночами!..
Понты и воля – зоны не боюсь,
Мне и на зоне быть всегда лепилой,
Я в верности и дружбе поклянусь,
Склонив цветы перед твоей могилой!
Где б ни был я – мне быть всегда врачом:
Хирургом иль наркологом – что круче?
Хоть в ватнике, хоть в смокинге – хоть в чём!
Хоть в прохорях, хоть в туфлях от Белуччи!
Ты мне сказал: «Меня зовут Филат»,-
И взгляд в глаза проникновенно долог.
Мой белый накрахмаленный халат
Разнился с синевой твоих наколок.
«Такого пациента привезли,
В приёмнике кровищи – хоть залейся…»
«Кровотечение…склеить не смогли…»
«На ФГС – синдром Меллори-Вейса.»
«Давление держит?» «Сто на шестьдесят,
Но падает…» «Какая группа крови?»
«Рудковский, мойся! Кто-то из ребят
Тебе поможет»,- главный хмурил брови.
«Зонд Блекмора!..» «Гемоглобин?..» «Под сто!..»
«Катетер…скальпель…лапаротомия…
Он вовремя попал ко мне на стол…
Разрыв розетки… Сколько анемия?»
«Семьдесят восемь…» «Это хорошо…
Похоже, всё удачно обойдётся…»
Красивым получился этот шов,
Мне зашивать тебя ещё не раз придётся…
Вот так мы познакомились с тобой,
Я думал, что так в жизни не бывает,
Я кровь твою смешал с своей судьбой,
И до сих пор она во мне вскипает!
Ну а потом дни, годы напролёт
Мы разделили вместе столько боли!
Твоё падение – это твой полёт,
И сладостная высь – понты и воля!
Такою жизнью долго не живут –
Ты это знал, и был ты дипломатом,
Ты «стрелки» разводил за пять минут,
Меня загородив от автомата…
Ну а себя ты уберечь не смог,
И не пытался. Первые две пули,
Царапнув шею, ушли в потолок,
Но киллера заказчики вернули…
Ты это тоже знал, что он придёт
Доделывать наёмную работу,
И пуля твою песню оборвёт,
И не промажет больше ни на йоту.
И ты шутил – на лбу, мол, наколи
Зелёнкой крест, чтоб киллер не старался,
Какой уж раз пытались завалить,
Опять какой-то новичок попался…
Но неизбежность скорого конца
Ты чувствовал. Я был всегда с тобою,
Ты знал, что дочка будет без отца,
И что жена останется вдовою.
Ты знал, что, когда начали стрелять,
Это в тебя. И прыгнул ты по-волчьи,
В прыжке пытаясь киллера достать,
А он всё жал на спуск, что было мочи –
Он всю обойму засадил в тебя,
И даже когда кончились патроны,
Он жал на спуск, от страха задуря,
Давясь своим остервенелым стоном!
Застыл смертельный на лице оскал,
Ты рухнул на него всем своим весом,
И, уже мёртвый, ты в траву упал
Перед своим застывшим «Мерседесом»…
…Есть люди – они знают, что умрут,
Не жизнь, ни смерть они не выбирают,
Они с такою жадностью живут,
Они вот так красиво умирают!
Понты и воля – это твой завет,
Я не боюсь, я не прошу, не плачу,-
Я приблатнённый врач, и я – поэт!
В свою звезду я верю и в удачу!..
Когда я подбежал, уже менты,
Как мыши ползали в траве помятой,-
Понты и воля, воля и понты –
Ты среди них лежал, как с креста снятый!
Я подошёл к тебе, обнял вдову:
«Теперь вдвоём остались с тобой, Галка,
Я, как и он, я Смерть всегда зову,
А коли так, то помирать не жалко…
Я бы хотел вот так вот умереть:
В прыжке последнем во врага вцепиться,
И очень уважает таких Смерть,
Это не пьяным вдребезги разбиться!»
Я говорил, а в горле встал комок-
Ну вот и всё. Конец на самом деле!
Прощай, Филат! Ты знать тогда не мог:
Твоя душа осталась в моём теле!

Антон Михайлович: Oneson, есть и про отца, такое, застольное:
Юбилей отца

Я встал над столом, я сказать захотел,
Что, время ничуть не жалея,
Поздравить тебя из Москвы прилетел
С рождением, и с Юбилеем!
И вот этот стол. Вспоминаю, как сон,
Лишь привкус салата остался,
Как маленьким ползал под этим столом
И к мамы ногам прижимался.
Прошло сорок лет. Я приехал к отцу,
Как к юности на именины,
И вот я стою, прямо с детством к лицу,
В знакомой до боли гостиной.
Бродяга, романтик, поэт и кумир -
Рудковские все здесь такие!
Твоими глазами я видел весь мир,
Сквозь призму твоей хирургии.
Тебя поздравляю! Весь этот застой
Лишь временный, всё ещё будет!
Я тоже рождён под Бродяжьей звездой,
И тоже умру на маршруте!
И время придёт, перетянет рюкзак,
Чем сутками жить в Интернете,
И снова с тобою, как пара бродяг,
Мы будем мотать по планете!
Ты — где-то на сплаве, я — где-то в пути, -
Вселенная звёзды расстелет,
Нам всем суждено через звёзды пройти,
Нам всем умирать не в постели!
Тебя поздравляю! И в твой Юбилей,
И в десять ещё юбилеев, -
Живи до ста лет! Много водки не пей,
Душой никогда не старея!

Антон Михайлович: а ничо, кстати… рот рабочий… стишок-тоже

Антон Михайлович: Кстати, с луковицей, — если вагинально ввести луковицу, то через 20-30 минут температура тела поднимется до 41-42С и начнется гемолиз. Женщина просто не доживет до «прорастания» лука. А вот если ввести её(луковицу) ректально(в прямую кишку), то гектическая температура будет держаться сутками, от армии так косят некоторые, были в моей практике прецеденты…

Антон Михайлович: другие мнения есть?

Антон Михайлович: ЗдОрово!.. молоток!

Антон Михайлович: Азазелло здесь ни при чём. Креатив назывался «Волчий вой», в редакции чё-та перепутали. Баллада Азазелло вот:

Ещё одна закончена глава,
Ещё один виток моей спирали
На жизненном пути. И все слова,
Что мы с судьбою вместе подбирали
Закончились. И не о чем писать…
Что впереди, то, в сущности, не важно:
Я снова на перроне, и опять
Бросаюсь в преисподнюю отважно!
Не брита две недели борода,
Нехитрый скарб вместился в чемоданчик,
А где-то в синей дымке города…
Я на дорогу пригублю стаканчик,
На корточки присяду у стены
И закурю. Вот ручка и бумага –
Я уезжаю!.. Нет моей вины,
Что я – боец, охотник и бродяга,
Что нету домовитости во мне,
И жизнь моя – бессмысленная битва,
И вою по ночам я при луне,
Понты и воля – вот моя молитва!
Мышиная возня вокруг рубля,
Который я копить не научился,-
Такая жизнь совсем не для меня,
Не за неё я по ночам молился!
На свете столько мест, где не был я,
И столько стран, и столько континентов,
И пусть в моём кармане ни рубля,
Бывало, я вообще без документов,
Без денег, автостопом по стране,
Стихи читал в гостиницах водилам.
Пять тысяч миль – один и по зиме!
Сквозь три границы – в этом моя сила!!
И мой удел – всечасно быть в пути,
Пусть этот путь страшнее ада Данте:
Я не могу по аду не пройти,
Не ошарашив ад своим талантом!
…Ещё одна закончена глава,
И следующий виток, как длань Господня!
В кармане сигареты и трава,
Здравствуй, Мессир! И здравствуй, Преисподня!

Антон Михайлович: Это из раннего, каверьте смело! Я для этого и выкладываю… вот вам мясо!..

Антон Михайлович: и Штурман, и Штирлиц отличились здесь, ништяк!

Антон Михайлович: зачотно, вопрос о легализации канабиса ещё надо включить в павестку ибудет ваще ништяк!

Антон Михайлович: конечно кесарево, раз в наркозе…

Антон Михайлович: а машинка-то небось Мазда? или тойота?

Антон Михайлович: Спасибо, Поликарп. Мне этот ресурс нравится всё больше и больше. Я много где свои стихи размещал, но более объективной оценки, кроме заебавших микроцефальных бабских восторгов, не получил нигде, только здесь, на Литпроме. Вы правильные ребята, остаюсь с вами и продолжаю потихоньку выкладывать свои высеры. Больше ненависти, ребята! Это сильнейший опыт для поэта!

Антон Михайлович: На Троицу или не на Троицу, но когда захожу в Храм божий странное чувство охватывает:

Я в Божьем храме, вижу Лик Господний,
Иисусе, дай мне святость рассмотреть,
И как привет из прошлой преисподней,
Мне в темечко стучится моя Смерть.
И, как всегда, хихикает скабрезно:
-Хирург — к Христу приехал на поклон?
Спасенья ищешь? Это бесполезно!
-Да нет, смотрю…И думаю о том,
Сколь кропотлив талант иконописца:
Вот посмотрел, покайся и прощён..
И тянется рука перекреститься,
Хотя я без креста и не крещён.
-Ой, не могу! Приехал Бес в храм Божий!
Замаливать грехи! – хохочет Смерть.-
Спилил рога, хвост зарастает кожей,
А всё туда же – Бога посмотреть!
-Да, я там был, но ни тебе, ни Зверю,
Ни Богу не служил я, только ей!
-Ой, не смешите только! Не поверю!
Хохочет Смерть. И вдруг среди теней
Я в отблеске увидел отражение:
Седеющий старик у алтаря,
Бормочет сам с собой…руки движение –
Он крестится! И плачет втихаря.
То я крещусь рукою некрещеной,
Другой рукой, отталкивая Смерть,
Ни Господом, ни Адом не прощённый,
Осмелившийся Богу посмотреть
Прямо в глаза, сказать: «Прости!», а Смерти,
Что притаилась за моей спиной,
Желать: «Стой здесь лет сорок!» и, поверьте,
Застыла Смерть. И не пошла за мной.
А только усмехнулась и спросила:
-Теперь ты с ней постель будешь делить?-
-Мы встретимся с тобой! Моя могила
Нам будет ложем – там не разлучить!
Сейчас люблю я женщину земную,
Не до тебя, костлявая, поверь!
Прости, коль, что не так, и не ревнуя,
Не открывай лет сорок мою дверь!
Почти полвека будешь монастырской,
Встречай других среди святых икон,
И жди меня, как ждали декабристки,
Как тысячи Ассолей и Юнон!
…Я вышел в ночь, перекрестил храм Божий,
Голгофный крест к ограде прислонён,
На переходе пропустил прохожих
И дал на газ — для жизни я рождён!
…С тех пор безмолвно щёлкают мгновенья,
А я земную женщину люблю!
Смерть терпеливо ждёт совокупления
И сеет за часовней коноплю.

Антон Михайлович: "… а смерть недорого возьмёт, обманет,
она, как и любая баба, врёт!
Она всегда со мной — вот здесь, в кармане,
рядом с правами. Так там и живёт!"

главное, чтобы врасплох не застала…

Антон Михайлович: смерть всегда рядом… её не нужно звать или бояться, нужно просто всегда быть готовым к встрече с ней, в любой момент…

Антон Михайлович: по форме — хуйня, содержание — зачот!

Антон Михайлович: «Тут кто-то крикнул:
-Это ведьма виновата!»

микроцефальное творение…

Антон Михайлович: Кстати, Ленкорн, Чехов Антон Павлович, а не Михалыч. Зато тоже хирург был. Золотые слова сказал:«Если больному после разговора с врачом не стало легче, значит это не врач!»