Литература

Сто тысяч дорог, утоптанных миллионами ног и ножек людей, укатанных колесами и взрытых гусеницами безликих машин. Мирриады звёзд и одна луна, что освещают эти хитросплетения трасс, путей и тропинок. Пройдено. Сколько еще предстоит пройти? Не знаю. Да и стоит ли вообще идти?...

В одной закисшей деревеньке, а может селе, может и в городе, — неважно, — жил слепой юноша, зарабатывающей на хлеб игрой на скрипке. Возможно он играл на волынке, или даже рожке. Томные еврейские мелодии, грустные, как русская осень, или бравурные шотландские танцы....

– Напёрсток и пробка. Понимаешь, о чём я толкую? Пробовал такое? И как, надолго хватает? Не понимаешь вопроса? За последний месяц этот железный малыш переходит уже в третью дырку. Видишь, по ободку: кольцо жёлтого пластика, кольцо красного пластика. Пробки не выдерживают нагрузок и вылетают за неделю....

Моя жена? Да что о ней… А, впрочем: вот квадратный проём в стене — в нём вижу вереницу женщин, доставшихся мне после, плохих и хороших, разных, оставивших в доме россыпи заколок, расчёсок, пряжек от обуви, окаменевших трусиков и мандариновых очисток под кроватью, ведро с мусором на балконе, по которому можно изучать историю последней пятилетки – в тумане, ползущем в раскрытое окно, между слоями затхлого воздуха и дыма витают обрывки, например, того дня, где я вываливаю ей на голову кастрюлю замоченной с...

После долгого забытья, когда реальность уже постепенно отделялась от бреда, после колдовства чьих-то легких, резиной и йодом пахнущих рук, наркотической дурноты и многодневного неподвижного лежания, снаружи стали проступать первые, словно сквозь вату пропущенные звуки, а потом, уже под нарастающий гомон, нахлынула такая боль, которая казалось, вот-вот прожжет шершавый марлевый кокон…
Уже значительно позже, когда физические страдания слегка притупились, а может быть просто стали привычными, Котя снова пр...

«Утомленное солнце, нежно с морем прощало-ось…». Раз-два три, головку, конечно, выше. Нежный, грациозный изгиб спины.
Разумеется, весна прелестна. Ах, как щедро обрызганы светящейся зеленью молодые ветви, как пахнут клейкие тополиные почки, как нарядны распустившиеся вишни…....

И даже домашних она раздражала! Ну что такое, в самом деле — бесформенный комочек носа, махонькие глазки и неясный, какой-то рот, а ниже все, точно как у пингвина, только не черно-бело-фрачное, а рыхлое и равномерно бледное. Но и это наверно не главное, а то, что породы не видно ни-ка-кой....

Этот день весь из рваных пошит облаков
И из солнечных бликов по лужам.
Покупают мужчины цветы у метро,
В небе голуби белые кружат.
.
От стихов распухает моя голова.
И на солнца тягучие нити
Для тебя лишь одной нанизал я слова,
Те, что ночью во сне вдруг увидел....

За веками полуприкрытых глаз встал мираж.
Живой и сочный.

Живее некоторых...

Легкая, как весенний ветерок, кружится юлою в иступлении бешеного танца. Поток длинных вьющихся смоляных волос разливается в разные стороны, будто бы не подчиняясь ни одному из известных законов физики плоского мира под солнцем....

Солнце палило невыносимо, и лошадь уже едва шла, опустив голову. Во все стороны расстилалась степь — пустая, знойная, изрезанная зеленеющими балочками. Из которых, того и гляди, выскочат басмачи. При этой мысли он встрепенулся, сел ровней и огляделся прищуренными глазами из-под козырька фуражки....

Мама, оно не хочет! Оно не влезает и не хочет!
-Мусечка, вы бы шоколад в мясорубку еще с фольгой засунули! И зачем вам мясорубка, когда есть терка?
-Розалия Моисеевна, вы такая умная, что у вас скоро мозг пойдет носом! И что вы все время смотрите в чужие стороны, когда у вас борщ?...

Иногда я бываю не там где живу,
Там, порой, с удивленьем дебила,
Ощущаю я то, что зовут «дежавю»,
Вижу то, что со мной уже было.

Прага. Осень. Идти до гостиницы – в лом,
Небо серое, мысли-удавки…
Понимаю, что вот, за ближайшим углом –
Дом, и я ночевал там у Кафки....

Четырнадцатого июля тысяча девятьсот тридцать пятого года я видел Марко в последний раз. Лучше бы этого дня не было вообще. Совсем. Никогда.
Мы с друзьями собирались отправиться на озеро, но дождь разрушил все планы. К обеду распогодилось и снова припекло, да так, что через час от луж ничего не осталось....

Часть 1. «Фокстрот».

Миру – мир.
Мы поделили Истину на зеро. Оставив за собой хаос, руины, пепел.
Пытались исправить ошибки. Снова и снова впадали в сон. Разума, который и породил тех самых чудовищ, задолго до нас описанных предками....

Как только я увидел её в первый раз, влюбился сразу и, как тогда казалось, навсегда. Только так может влюбиться пятнадцатилетний юнец, ещё ни разу не сорвавший ни одного поцелуя.
- Пэт, знакомься, это Антонио.
Я вежливо поклонился, но она протянула руку в перчатке, и я пожал её, настолько аккуратно и бережно, словно она могла рассыпаться от неосторожного обращения....

Никита Тихонов родился в семье атеистов. Его родители, воспитанные в Советском Союзе, были людьми простыми, плохо образованными и к тому же глупыми, что вообще нередко встречается в нашем обществе и даже принимается за добродетель, а потому исповедовали материализм самого грубого помола....

Я никогда ничего не просил у него. Даже в мыслях не было. Даже когда в доме не было ни цента и из еды пустая похлёбка. Мне казалось, что если я что-то попрошу, то вся магия нашей дружбы рассыплется в прах.
Когда-то он сказал: «Никогда ни у кого ничего не проси, если не уверен, что сможешь вернуть вдвое больше....

У Марко Ди Чента была самая шикарная шляпа во всём Чикаго. Оригинальный «Тонар Арамис» из чёрного с лёгким фиолетовым отливом фетра, с атласной лентой золотого цвета, опоясывающей тулью. Марко рассказывал, что отвалил за неё почти сотню – бешеные деньги по тем временам....

Летел и таял. Снег прошлогодний.
Таял и летел.

У Ванятки с собой узелок со жратвой, трёхлитровый бидон. Удочка – хлыст ореховый, да пачка дедовой «Примы». Если шагать по прямой, через двадцать минут покажется переезд. Сквозь пьянящий дурман креозота, по шпалам, мечтая о неведомых городах....

Владимир Ефимович Столин, лукавый функционер среднего возраста и незапоминающейся внешности, будучи по неотложным, но малоприятным делам в Котовске, решил перед отъездом постричься. Глядя на свое отражение в мутном, загаженном гостиничном зеркале, он то и дело цокал языком и картинно пожимал плечами:
— Надо же, зарос!...