Литература

Он жил давно один. За стенкой дочь и бабка — в одной квартире жили с ним.
Его чугунная кровать вросла ногами в пол. Еще его — сундук и шаткий круглый стол, иконы, книги и лампада. Держал запасы под кроватью: крупу и мед, растительное масло. А в сундуке хранил белье, штаны и две рубахи....

«Ты помнишь детские года?..»
Лишь солнце село, покраснев, за тонкий зимний лес, пурга утихла. И пацан, лежавший на печи, спустился вниз, на пол холодный земляной. С печи достал нагретые пимы и полушубок и одевался долго, плотно, так, чтобы тепло из-под полушубка по дороге не ушло....

Мама, от чего его имя дурацкое, залихвацкое?
Отчего у него дом завален цацками –
И ни одной пецки самой невзрачной да завалящей?
Почему курящий здоровия не обрящет?

Он меня не любит, он меня ест без хлеба, мама.
У него в халяле гулять до самого до хаммама....

Ночь
в аэропорту Курумоч.
Филеас Фогг и Паспарту
застряли в аэропорту.
И даже далёкий от мистики Филеас Фогг
понимает, что помочь может только Бог,
хотя ночью в аэропорту Курумоч
даже Бог не в силах помочь.
Сугробы на взлётной полосе,
самолёты засыпаны снегом — все,
ветер, снег, метель, ледяной дождь,
на стене какой-то туземный вождь,
толпы бродяг, за голенищем у каждого нож....

25 апреля.

-Представь, были бы мы маленькими мышками, бегали бы по полю и люди нам казались бы большими — пребольшими, и они для нас были бы иными существами… возможно Богами… Ты задумывалась, Потапова, что мы тоже для кого-то Боги?

Я смотрела на него во все глаза, он открывался мне с какой-то новой, неизвестной мне до сих пор стороны....

Сегодня я буду плавить на солнце Снегурочку. Эту идею я вынашивала целую зиму.
Она кутается в посеревшую шубку, прячется за сырыми деревьями, выглядывает из-за мохнатых стволов и игольчатых елок. Щеки обветрены, губы в трещинках, в глазах – застывшие пластины айсберга....

Ты прости, что я не всё отдал, Из того, что мог, Что спешил и что не подождал В суете дорог.

Нам бы лето вместе провести По грибным местам. Ты прости меня, мой брат, прости. Через край устал.*

1

Ты родился на три года позже меня… На три года, два месяца, девять дней …
Я помню… я отчетливо помню сморщенное и красное личико в заиндевевшем окошке роддома....

Провожать и не надо. Не будет с прощаний проку.
Если на посошок здесь не с кем ни спеть, ни выпить,
три заряда в небо, чтоб растревожить бога,
а потом, что осталось, горсткой в платок да в Припять.
Там березы у трассы ни вдовые, ни невесты,
а с гречихи давно никто не смакует мёда....

Горек поцелуй любимой
Вдохну смрад его кончины
Ужаснусь тому что он
Извиваясь как змея
Ангелом был услаждён
Выл кусал оба крыла

Я спрошу у детки милой
Где её наряд красивый
Отведёт мой ангел взгляд
Подойдёт к комоду
И достанет свой наряд
Лохмотья и свобода

Лохмотья и свобода
Или хуй урода
Это выбор в мире зла
Это жизнь земная
А в конце всегда земля
Липкая дурная

А земля всегда кишит
Теми кто наш любит вид
Любит есть его пытать
Моя лю...

Передо мной лежит белый лист. Обычный, ничего странного в нем нет. Конечно, я бы мог написать тебе письмо так, как принято сейчас, нащелкивая маленькие аккуратные буковки на клавиатуре компьютера. Кто, черт побери, сегодня пишет письма от руки? Либо какая-нибудь старушка, для которой высшим достижением прогресса все еще является ламповый телевизор, либо какой-то невыносимый эпатажный фрик....

10
Абалаков поднялся по винтовой лестнице, миновал извилистый коридор, остановился перед дверьми лифта, извлёк из кармана бумажный лист, на котором была нацарапана схема маршрута, сверился, верной ли он идёт дорогой, кивнул себе – он шёл правильно – вошёл в лифт и спустился, как было указано, на четыре с половиной уровня ниже....

Справа, из-под восемнадцатилетней молоденькой печени Коли Поскребышева, радость пульсировала — слева, из сердца, изливалась решительность. Все нутряные движения соединялись примерно посередине Коляни в одну боевую молекулу, которая замирала под ложечкой....

Вася открыл почту. Входящих за ночь набралось всего 567. «Пять-шесть-семь – красивое число» — подумал Вася, вздохнул и закрыл браузер.

Юля как обычно вошла без стука. Научить ее стучать, делать кофе и правильно говорить «позвонишь» он не смог за пять лет....

Мы ехали долго. Изнемогая от колкой жары снаружи и опустошительного льда внутри. Когда едешь долго в полной темноте, то всегда, в конце концов выныриваешь в бирюзовый рассвет. А там солнце в спину бичом. А там пыльный крымский серпантин – головокружение и испытание на прочность для моей военной «копейки»....

-Шишел-мышел, пёрднул-вышел, — накрашенный ярко-розовым фломастером палец Ленки Хатиной ткнулся прямо в сопливый нос Серёги Трошина. Тот ничуть не обиделся, а чего обижаться, не ему ж водить?

-Шишел-мышел… — следующим вылетел Витёк Сычёв. Вот ведь что интересно, во чтобы когда не играли, никогда ему водить не приходится....

(спасибо Виталику Тэ)


Ко мне приходит младший брат.
— Угадай, что я тебе принёс?
— Крота.
— Нееет.
— Ну пожалуйста, пусть крота!
Брат вынимает руку из–за спины:
— Сушеный сладкий имбирь!
Через некоторое время он приходит снова....

перепост со спасо-шизовского ресурса.

В квартире двумя этажами выше менты застрелили жильца. Устроили пальбу, будто нарвались на группу моджахедов. С перепугу, должно быть. Подъезд провонял порохом. Застрелянного мужика звали Александром. Он был из тех Александров, которых до самой смерти полным именем называют пару раз — в ЗАГСе и в зале суда....

7
-Ну, Максимка, собирайся. За грибами идём,- объявил торжественно дед, когда вернулся из гастронома.

-Ура! Ура!- закричал, подпрыгивая на месте, Максимка, отрок восьми годов, белый, прыткий и шустрый.

Баба Фима им в корзинку обед собрала – бутерброды да морс в термосе, холодный....

Наташка Фролова — кровь от крови и плоть от плоти дитя ленинградских коммуналок и дворов-колодцев к тридцати пяти годам обзавелась темно-бурым загранпаспортом, испестренным десятками въездных виз, и в паспорте том на двух языках значилась, как Кросби Наталья Владимировна....

Ах, как она нежилась к себе! Говорила: «Прикоснись ко мне!», и касалась: ласкала гладкие волосы, расчесывала тонкими пальцами длинные локоны, умиляясь ручейковому стремлению солнечных прядей, жалостливо грезила старыми строчками:

«Со снопом волос твоих овсяных
Отоснилась ты мне навсегда»....