Француский самагонщик

Старый друг лучше новых двух, подумал Виталик, свинчивая колпачок с бутылки. И настроение тут же слегка увяло: опять подумал банальность, хорошо, что не вслух.
Сидели вчетвером, в самой что ни на есть заветной компании – Женька, Вова, Михалыч и Виталик. Именно так они друг друга и называли, и во втором лице, и в третьем, и в глаза, и за глаза, несмотря на то, что все были солидными мужчинами под и за полтинник. Потому что их дружбе шёл уже третий десяток....

Сергей стоял перед зеркалом и выдавливал прыщи. На душе было муторно. «Вот Серёжа давит рожу», – подумал он, и стало ещё муторнее.
Сергей ненавидел своё имя и любые производные от него. Особенно – Серый. Потому что действительно серость из него так и пёрла, он прекрасно это сознавал.
Ещё Сергей ненавидел своих родителей – за то, что они произвели его на свет именно таким....

I
Время стремительно замедлялось – и остановилось почти совсем.
Рёв и грохот, издаваемые тяжёлой техникой, достигли границы инфразвука и затопили собою всё вокруг. Режуще-пронзительных, переходящих, наоборот, в ультразвук, воплей тысяч мужских и женских глоток стало не слышно.
Вонючий дым, извергнутый десятками выхлопных труб, плотными клубами повис над площадью.
Нестерпимо яркий луч пробил полутьму и едва не сжёг Валерию сетчатку. Но всё-таки ушёл, уполз вправо....

ПРЕДИСЛОВИЕ, НАПИСАННОЕ ЗАДНИМ ЧИСЛОМ
Хочу сразу предупредить: предлагаемый текст не претендует на литературность. Я, конечно, попытался сделать его более-менее удобочитаемым, но что из этого вышло – не мне судить. Если хоть кто-нибудь не пожалеет времени, затраченного на прочтение, – буду рад.
Предмет текста есть, по совместительству, предмет моей работы – это алкоголь. И речь пойдёт о довольно узком аспекте – о влиянии разных видов алкоголя на поведение человека, на его, так сказать, устремления....

– Всё! Не могу больше на это смотреть!
Ксенопсихолог Иваницкий сорвал с головы наушники, швырнул их на стол, резко выключил монитор.
Командир экспедиции Шмидт-Павленко никак не отреагировал, даже глаза не открыл. Он продолжал медленно покачиваться в кресле, грея в ладонях бокал с коньяком.
– Что, Петрович, допекли? – усмехнулся в рыжие усы навигатор Брюсс, сидевший на любимом диване, и пыхнул неизменным «Партагасом»....

Вадик плакал навзрыд. Странное и неприятное зрелище он представлял собою: взрослый дядька – лет пятидесяти на вид, – одетый чёрт знает во что, худющий, небритый, взъерошенный, с безумными глазами, сидит на низенькой ограде соседней могилы и рыдает в голос. Пьяный, что ли? Конечно, пьяный…
Нет, он не был пьян. Он уже чуть ли не неделю не пил ничего крепче водопроводной воды. Да и ел… не много и не часто, последний раз – позавчера, кажется....

Михаил сидел в продавленном кресле и смотрел телевизор. Настроение и так-то было хуже некуда, а тут ещё «Спартак» бездарно сливал коням. Время от времени показывали Романцева, сытая рожа которого особенно раздражала Михаила.
– Мать! – заорал он. – Жрать скоро дашь?
Валентина Петровна торопливо приковыляла из кухни, ласковой скороговоркой сообщила, что макарончики вот-вот сварятся, и тем же аллюром убыла обратно.
Макароны, макароны, злобно подумал Михаил....

Есть женщины в русских селеньях

Ольга Ивановна, едва не поскользнувшись на скользкой ступеньке, выбралась из автобуса и заторопилась домой. Сумки оттягивали ей руки, ноги болели, особенно правая, так что особенно уж быстро идти не получалось. Но всё-таки она старалась.
Да, не молодая. Не старая, конечно, – сорок два в наше время не возраст. Но поизносилась.
В зеркало Ольга уже много лет заглядывала только, чтобы причесать волосы, ставшие тонкими и ломкими. Пакля, а не волосы....

Когда-то, в незапамятные времена, кривоногий, обильно-волосатый, прямоходящий Самец рыскал по ближним и дальним окрестностям своего жилища в поисках чего бы пожрать. Ибо жрать хотелось невыносимо.
Самец обитал в неплохих местах, которые мы сейчас называем Грузией. Сам он, правда, эти места никак не называл, грузином ни в каком смысле не был, да и имени-то никакого не носил. Обходился.
Жил Самец со своей Подругой на особицу от родичей, в просторном шалаше у подножья скалы, рядом с которой протекал руче...

Ещё никогда в жизни Димка не чувствовал себя так плохо. Не физически, нет – морально. Убит, раздавлен, унижен, какие ещё есть слова?
Коротко говоря, его чёрной-пречёрной рукой держала за горло ревность. И мучило отвращение к самому себе. Ничего сильнее Димка не испытывал за всю свою, уже не короткую, пятнадцати-с-половиной-летнюю жизнь.
Праздновали день рожденья Насти....