Пустите даму!

Ну что же ты?
Здравствуй!
Мой робкий, чуднОй
Послезавтрашний друг.
С застенчивым смехом,
В нелепой одежде.
Увиделись все же,
Пройдя километры разлук!
Не изменился,
Остался ты прежним.
А я тороплюсь,
Говорю невпопад,
Зачем-то ищу
Глазами знакомых....

Ромочка позвонил ближе к вечеру. Испугавшись, что снова войду в ступор и забуду обо всем, я перебила его после первого же комплимента. Несколько сухо я сообщила ему все данные вечера, мило поцеловав трубку, отключила телефон.
- Кажется я снова в игре!...

Не придумывай ей имена, она их не слышит.
Ей inverto весь этот мир. Выходя из комы,
Она видит портретное сходство в церковной нише
И кивает сама себе, будто старой знакомой.

Она пишет углём любовь и зовёт по-латыни
Полевые цветы, пряча за щеку старый шекель....

Отчаливал от пристани белый теплоход. Гремели ударные, звенели трубы, пахкали тромбоны. Бравировал и выбивал слезу старый русский марш. Убирали трап и отдавали швартовы матросы. Мелькали парадные фуражки штурманов. Махали провожающим дряблые руки немецких пенсионеров....

Ветошь, да светишь, что зарево, что квазар.
Будто бы думаешь: я через день умру.
Иль не видал безнадегу в своих глазах,
Стоя, небритый, у зеркала по утру?

Ты говоришь мне: не матерись, шпана,
Я отвечаю: мсье, да вы охуели,
Прежде осадка, что выпал у вашего дна,
Надобно выпить янтарного мёда в постели....

О том, что «Чукотка» была ГУЛагом, ссылочным лагерем для провинившихся моряков, я узнала позже. На первых порах мне некогда было об этом думать. Я едва справлялась со своими штатными обязанностями. Закончив вечернюю уборку камбуза, я сползала по трапу в каютный трюм, стаскивала пропитанную кухонными парами одежду, брела в душ, мазала зеленкой изрезанные ножами пальцы и засыпала, не успевая себя пожалеть....

Это были не курсы официантов! Это была какая-то школа благородных девиц!
Шесть месяцев, шесть дней в неделю, с десяти утра и до шести вечера, когорта церберов, педантов, зануд, а, если быть честной, то великолепных, отлично знающих свое дело преподавателей, муштровала наше разносортное девичье сборище....

Лампочка в спальне перегорела
С треском и хрустом, и искрой весёлой.
Я запомнила твое тело
Белым, горячим, надо мной занесенным.

Я запомнила голос и запах,
Чтоб в темноте на холодной кровати
Как-то дожить до далёкого завтра.
Этого образа, думаю, хватит....

Да што ж за день такой, не люди вокруг, а письки одни, сижу на рабочем месте, прячу глаза, руки под столом, ноги сведены так, что до судороги недолго.
Подходит одна писька.
- Здравствуйте, Софья Витальевна, - писька прокашлялась, - У вас документик должен быть для меня....

В этой жизни за все надо платить. За любовь и за нелюбовь, за счастье и несчастье, за радость обладания кучей ребятишек и за полное их отсутствие. За хорошую погоду и за плохую. За шикарный дом и за разваленную халупу. За талант и бесталанность. За добро и зло....

Ветви плакучей ивы - мои руки,
Вётлы минувшей осени - голова.
Стебель пустой, и ветер выводит звуки,
Да только никак не сложит из них слова.
И с оста до веста отсель не видать края
Полям перепаханным, всходам зеленой ржи.
И жизнь моя легче женильного каравая,
Прямее и четче идущей в закат межи....

Новый год, как известно, праздник детства, волшебства и прочих снежно-елочных экспириенсов. Таким он и был для меня. В детстве. Давно. Когда я полезла за подарком и уронила двухметровую елку. С тех прошло много лет, волшебство потускнело, детство закончилось, а я обзавелась друзьями, которые по таким глобальным поводам много пили, дико жрали и творили адские вещи....

Я опять открою в ночь окно дисплея, пусть ворвется ветер из твоих степей.
Я тебя, мой милый, лишь чуть-чуть согрею... Ты меня, любимый, лишь чуть-чуть согрей...
По клавиатуре быстро-быстро пальцы, чуть касаясь клавиш, вот и нет оков.
Мы с тобой чужие....

окстись, дорогая, тебе уже сколько лет.
пора бы уж знать,
как опасно гладить их против шерсти.
ты потом собственноручно
пускаешь по венам radiohead,
и, встретив его случайно,
застываешь на месте,

превращаешься в опечаленный труп невесты,
и, самое главное, это для него не секрет....

Лиза старалась дышать тише. Босыми, маленькими, белевшими, как первый снег, ногами, тихо переступая по ворсу уже немягкого, старого ковра, она подобралась к родительской спальне. Убрав непослушные, еще по-детски мягкие, белокурые, как у ангела рождественской открытки, которые были так распространены в предреволюционное время, локоны, девочка опустилась на колени и грациозно, по-кошачьи, приникла к холодному полу....

И вот, думает она, обернув лицо к иллюминатору, где-то ходит сейчас этот смешной человек.
В линялой рубашке и мятых штанах.
С олимпийским мишкой на сумке через плечо и оранжевой бейсбольной кепкой на лобастой голове. В сандалиях на босу ногу....

Странно. Действительно странно как незаметно нас меняет время. Каждый день, вроде бы всё то же, что и вчера. И даже оглядываясь назад, мы или не отмечаем изменений или сухо и банально: поумнел, постарел, остепенился, и прочее в том же духе. А потом "бац" и ты находишь что-то из прошлого, вспоминаешь тот отрезок своей жизни, и себя тогда, и хочешь чтобы что-то вернулось, нет не время, хотя и оно тоже, а какая-то маленькая частичка характера, может не заметная, и ты и знал что она пропала, или не помнил чт...

Высоко, но легко! Вязью окна в ночи -
Поздно.
Я ночным мотыльком. Ттак мерцают лучи -
Звезды.
Только шаг и взлечу. Руки - всплесками вверх -
Верно
Ты задуешь свечу. И сорвется твой смех -
Нервно.

Остриями луна чуть зацепит крыло....

Заколочены двери
и доступа в жизнь не добиться.
Сердце загнанным зверем отчаянно бьется внутри.
Безысходность сквозь щели-
Хотелось бы не простудится,
Но желание жить покидает хоти - не хоти.

Отдышаться бы мне,
на мгновение остановиться....

Он, наделённый харизмой и властью,чуть замедляя шаг,
Правую руку с коротким здрасьте*
Только она левша.

Кутаясь в куций жакет из флиса,с грацией ловит ворон.
(может быть просто плохая актриса.)
Оксюморон.

В полоборота к нему на стуле, ногтем начертит плюс:
Тирамису и киндзмараули....