Нови

/вторая попытка с божьей помощью и прочее/

«На золотом крыльце сидели царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной. Кто ты будешь такой?», – поют маленькие дети. Лица детей напряжены. В них нет никакого очарования юности – оно живет лишь в замутненных воспоминаниях тех, кто давно растерял свою молодость....

Теперь, когда кончилась наша последняя зима, когда ледяные ветры сменились обжигающим дыханием пустыни, теперь, когда все позади – возможно ли сделать шаг назад и увидеть вещи такими, какими были они на самом деле?...

Сколько себя помнила – все время  ходила, жила и дышала. Другие тем временем ходили в темноте с открытыми глазами. А потом человек, чье лицо все больше становится похожим на пятно, украл ключ от ее дома. Приходил изредка, вдыхал ее воздух, выдыхал слова чужие, чуждые....

«Голова ее домик с множеством маленьких комнат. В одной комнатке живет гнилой человечек – сторож или привратник у ворот ее дома. Маленький гнилой привратник никогда ничего не делает, но все замечает, отмечает.
...

У меня есть девочка. Я кормлю ее мясом, таблетками, хлебом, сыром, красным вином, разными крупами, иногда засохшими мышиными трупами – «ням-ням!». На затылке у девочки дверца «тук-тук». Я открываю дверцу и кричу в темноту стишок. Девочка смеется: «Ха-ха!». Мне кажется – она слабоумная.

Я купаю девочку в ванне. В воду добавляю хвою, соль, молоко. Девочка жмурится от удовольствия, перекидывает ногу через бортик ванной, и я срезаю маленькими ножницами прозрачные тонкие ногтики....

И, кажется, была какая-та девочка. Звали ее, скажем, Соней. Вечно сползающие, собирающиеся в гармошку у щиколоток и под коленками серые хлопковые колготки, кусачее школьное платье со слишком короткими для длинных нескладных рук рукавами и повязанный на тонкую шею латунный ключ на черном шнурке....

- Как же так? Как же так?

Еще молодая, еще весьма хорошенькая Писательница быстрыми шагами ходила по слабо освещенной комнате. Приближалась к зеркалу, головой почти касаясь прохладной глади. Длинные тонкие пальцы прикладывала к вискам, чуть растягивая еще гладкую кожу. Слово «еще» обращалось в мохнатого шмеля с нелепой раскорякой буквы «щ» вместо туловища, с изящными «е» в виде прозрачных, легких крыльев....

Искренность

Мой бог из антоновских яблок – целиком сделан он из яблочного, припорошенного сахаром мармелада. Он самый сладкий, мой бог.

Это первая часть кондитерской литургии сладкого-сладкого богослужения. Затем – причастие, извлечение небесного хруста из крепких, брызжущих соком и негой запретных плодов. ...

- Мед, елей, шоколад, пино нуар под языком твоим, - говорит Сонечка, перевирая бесстыдно слова старой сказки.

- Поди сюда, ебливая сучка, - говорит Константин, тянет за поясок тонкого халатика. А халатик и так запахнут неплотно, ему и самому не терпится спуститься со смуглых Сониных плеч.

Какие-то женщины до сих пор верят в сказки, пускай, и обманывали сказки жестоко, смертельно и не раз. Пускай, в этих сказках только драконы, но чешуя их блестит на солнце не хуже мечей героев....

Мы знали друг друга тысячу лет. Мы исходили вдоль и поперек темные-темные аллеи, праздничные улицы и лобные места, на которых совершались казни. Мы переглядывались сквозь толпу, стоя по разные стороны эшафота. Ты улыбался мне, а я корчила смешные рожицы.

Давным-давно мы гуляли вместе по усыпанным белым сахарным песком пляжам. Дурачились как дети, закапывая друг друга в нежный рафинад наших чувств, а когда от чувств становилось нечем дышать, то слизывали сладкие крупинки со смуглых щек, спин и животов...