За жизнь

Когда большой многоквартирный улей
Блаженно спит – ни шороха, ни зги –
Ко мне моя почившая бабуля
Приходит перештопывать носки.

Вдевает нить в цыганскую иголку
И в сотый раз берется за своё –
Непостижимо тратит смерть без толку
На никому не нужное старьё....

Рассказала бы о математике, но говорят,
Что царица наук для печени - чистый яд.
Косит наши ряды, словно язва в голодный год,
Да и физика тоже стремительно губит народ.

С биологией, если не слышали, та же байда:
Из ушедших в неё - ни один не вернулся сюда....

* * *
Мендельсон и все дела –
Позабудьте,
Кем-то брошена была
На распутье,
Стынет койка,
В сердце – колкое жало,
За себя она нестойко
Сражалась,
Но теперь со всеми
Будет жестока,
Мир не вздрогнет, лишь
Вздохнёт одиноко,
Закусили удила
Обобщенья:
Все козлы,
И вам, козлам,
Нет прощенья!...

Марина напоминает женщину, сошедшую с полотна Боттичелли.
Та же фарфоровая, до голубизны, бледная кожа, узкое лицо, тусклые, без блеска волосы цвета темной меди, те же продолговатые, с разрезом до самых висков, медовые глаза в белых полукружьях век....

Больно всему:
Пальцев кончикам,
Мыслей наконечникам.
Выйдешь дышать –
Кофе, пончики,
розовые мягкие
птенчики
Вместо людей:
Будто на жердочках -
На пушистых креслицах.
Больно всему.
В кровь бы их нежные мордочки.
После – повеситься....

Три березовых пенька —
табуреточки.
Да еловые в венках
лапки-веточки.

А народишку кругом,
сбиться со счету!
Кособоким утюгом
короб дощатый.

Кто в том коробе, с лицом
измусоленным,
возлегает огурцом
малосоленым?...

Светало, светало и вдруг рассвело.
Проснулся, привстал, огляделся.
Пропали Лариска, ботинок, весло.
Замерз. Похмелился. Согрелся.

В кармане нащупал три сотни рублей,
расческу с обломанным зубом.
Семь тысяч потратил вчера на блядей!...

Завел крота, ну потомушта маленький,
В карман засунул и пошел гулять,
Хоть в шесть, хоть в пять, ему не нужно валенок,
Ну правда летом он потеет, блять.

Зимой-то хорошо мне с ним живется,
Кормить не нужно - спит себе и спит,
И только в глазках-бусинок колодцах
Слеза замерзшей капелькой блестит....

Я дУшу лечу вот уже пятый день,
проснулся от холода в дУше,
со мной происходит какая то хрень,
я щас расскажу, ты послушай!

Пиявки вцепились клыками в меня,
урчат, жадно рвут мое тело.
По стенке сползает большая хуйня,
в окно поебень залетела....

эти дни доживают последние дни
утепляясь не сбросившим кожу солнцем
я вхожу в родной город как в лабиринт
в одиночку по памяти
добровольцем

мы когда-то вдыхали губами тьму
проникая сквозь стены ночных высоток
объявляли осмысленную войну
всему свету неспящих
окон

я стою в русле улицы там где мы
возводили свой мост из бумажных истин
где-то в водах глубокой ничьей вины
он горел в реке
эгоистов

этот город под нами однажды пал
оставляя остывшими звёзды...

Там, где город упирает
Угол свой бетонный в пруд,
Нежась солнцу загорает
Средней развитости люд.

Пролетарии, студенты,
Несколько собак и бомж.
Чинно пиво на газеты,
Там и вобла и сорож.

Из динамиков машины
Радио волной попсы
Перекатываясь длинно
Разрезает мозг в крамсы....

Пробежав километры фраз,
Тех, что выучат и научат,
Повтори себе сотню раз -
Ты всего лишь типичный случай,

Белый шум из простых помех,
Пережитый давно другими,
Еле слышный то плач, то смех,
Отпечаток на влажной глине.

Миллионы кричащих ртов
Задыхаются той же болью....

Тихо листьев падали под ноги
Шел домой я утром неспеша
Мне бы выпить водочки немного
Только не осталось ни шиша

Мне бы отворить такую дверцу
За которой выправится всласть
Вытрусь, окатившись, полотенцем
На пол сяду, чтобы не упасть

Выгляну в окно, там много женщин
Их наряд не жёлт и не лилов
Листья собирают, и беспечно,
Мочатся как стая кабанов

Вот бомжи шагают, деловито,
Пластиковый хлам для них родной
Курят, улыбаючись небрито -
В баки погружаясь ...

На краю села ютится хата моя,
Из окна - погост да липы с елями.
Радость, что была, с грибами съели мы,
Под винцо остатки выхохатывая.

Из живых остались рыжий пес да кот,
Из иных и прочих - только ты да я,
Из еды - грибы да жбан вина на год,
Из Луны - лишь свет да морда сытая....

Я в семнадцатом году, за невесту бился,
Супротив родителей, взял, да и женился.
Обещал беречь ее, как зеницу ока,
Эх не знал какое зло, выпадет, и сколько.

Всё бы было хорошо, жили б не тужили,
Революция пришла, да царя убили.
Надоело спину гнуть, мужикам смутьянам,
Обещали раздадут, землю всем крестьянам....

Танин домик, хотя и на главной улице, стоит особняком, хмуро обозревая темными окошками нарядный, говорливый поселок .
Летом Танин огород зарастает лебедой, снытью и лопухами, а плодовые деревья туго колотятся яблоками о зеленый забор....

ты любил летать, прямо у земли
бочка и петля - это твой конёк
если будешь тут, то не примени
залететь ко мне в дом на огонёк

мы погасим свет, и поговорим
в полной темноте - каждый о своём
ты расскажешь мне, что любил экстрим
что летал как бог - не летать не мог

я опять, в ответ, громко рассмеюсь
вспомню, как смешно ты на поле сел
как гонял тебя по капусте гусь
и как я, дурак, чуть не поседел

ты расскажешь мне, как пробило бак
и из под небес лился кероси...

Мы подолгу мечтаем во снах
о хорошем и умном начале,
но коровы уже прокричали,
и доярка в мужицких штанах
одиноко стоит на причале,

Провожая во мглу пароход,
самолёт, гужевую повозку,
и лицо цвета белого воска
от рассвета слегка отстаёт,
и сосёт предрассветную соску....

Нависла полная луна,
Кругла, страшна, как пушки жерло.
Трава еще не порыжела,
Еще не началась война.

Звезда сверкала, как игла.
Грозила ночь людским раздором
И кровью жертвенной бордовой –
Но все ж пока тиха была.

И неподвижною листвой,
И тьмой, что становилась гуще,
И пулей беспощадной, жгущей,
Свинцовой, досланною в ствол,

Казалась ночь....

***
Мир охвачен щупальцами гигантской заразы,
Я чувствую нутром
грядущие катаклизмы,
В голове роятся, где-то услышанные фразы,
Которые вслух
выдаю за свои афоризмы.
Люди сходят с ума
и бесятся с жиру.
Каждый по-своему,
но все пытаются уйти от реальности....