За жизнь

Кварталы разрезали фьорды
И остров выставил мысок,
И, на мысок опершись гордо,
Фрегат царя стоял высок.

В речное тело острый остров
Вошел и на два рукава
Разнял поток. И, как апостроф,
Грот в синем небе ликовал.

И в тот рукав, что судоходен,
Шел пароходик курсом «норд»....

.
Над Россией ноябрь — время жалости, время печали...
За дождями дожди бесконечной сплошной пеленой.
Очень жалко, что жизнь отмотать невозможно в начало
И другую прожить, где финал предусмотрен иной.
.
Очень жалко себя, жалко близких и дальних и всяких,
И отдельною жалостью жалко отдельных врагов....

Без самодвижущейся коляски под названием автомобиль было плохо.
А что поделаешь – если с «коробкой» родимой возникли нелады.
Но ничего-ничего, завтра машина должна быть уже готова. Артём с утра планировал забрать её с СТО.
А пока — неудобство, конечно....

Я стену кремлевскую просто шагами измерил.
Я знаю, что герб СССР стал жестянкою ржавой.
Но я не чухонец, не чудь, не какая-то меря.
Я – русский. Обидно за нас… ну, за эту державу.

Отец надрывался, голодный, броню создавая.
И с мамой сестру подымали, питаясь турнепсом....

Оба одеты в форму, сшитую Хьюго,
Оба касаются только плетьми друг друга,
Герр Офицер, позволительны ли мне слезы?
Герр Офицер, я уже не пьяна, серьезно.

Платье отличницы так облегает бедра,
Гордая в профиль, голая тоже гордая.
Мамочка, ну когда мы такими стали,
Я эмбрион, закрутившийся по спирали....

— Вот же чертяка. Пшел вон! Сергей, гляди чего пес твой тут натворил. — И не дожидаясь ответа начала собирать раскиданные консервные банки, поднимать и ставить в угол сарая удочки, смахивать веником грязь...
А Сергей и не слушал. Слышал то есть, но не воспринимал никак....

А ты возьми и с мое попробуй,
Похлебай этих тухлых щей.
На зубах металлических проба
Выше сути других вещей.

Ты глотни этот воздух свободы,
В минус сорок и ветре, вдохни.
Здесь не ходят совсем пароходы.
Поезда… Те давно уж пришли....

Небо впилось в глаза
Как оправа очков —
В переносицу Гейтского Билла.
Месяц звёзды бросал
В перекрестья зрачков,
Как в мишени, со страшною силой…

Нить асфальта хлыстом
Рассекла чернозем,
И бордюр кровь земли оросила....

Мой лоб высок, а мысли низки –
сплошные девушки да виски.
Ждёт мозгоправов лёгкий шок.
Но я не так уж плох, не думай:
живёт в душе моей угрюмой
микроскопический божок.

Живёт, как пчёлка золотая,
с цветка в цветок перелетая,
из мысли в мысль....

Мои цветные сны все у тебя. Сложены ровной стопкой в комод.
Здесь- лишь первая мировая война, марширующий под пулеметы взвод.

Я- не вставший в атаку, вжавшийся в торф, перепуганный рядовой.
Ты- в подвенечном и под перекрестным. Тебя заберет герой....

И закончился день… Спит восточный базар,
Карамелью под солнцем истаяв.
Я – уже «отработанный», «мертвый товар»,
Раздражающий «мудрых хозяев».
За стеной смех и песни похожи на вой.
Голоса ночью кажутся злее.
Тело, вроде, уже распрощалось со мной,
Только ссадина ноет на шее....

Картон странных книжек. Стекло витрин.
Пустые глазницы в подобных богам манекенах.
Город выброшенный за двери. Дешевый джин
Разбавленный скидками, стразами, страхом. Она в этих стенах-

Зеленый ветер. Шепот. Тюремный вальс
В одиночке....

Фонари прорастают сквозь рыхлую почву заката,
Вызревает янтарной морошкой их призрачный свет,
Новостройки играют в горящие окна, как в карты,
Переходит на шёпот орущий обычно проспект.

Приземляется космос, наполненным звёздами пузом
Натыкаясь на крыши, на ветки седых тополей,
С диска полной луны льётся струйкой небесного блюза
Для тоскующих душ свежесделанный Богом елей…....

По ночам в современном бушующем мире,
Ненадёжном, продажном, местами гнилом,
Обитаю во сне в коммунальной квартире,
В старом доме, что пущен был кем-то на слом.
Может скажут, что жили добрее и чище,
Мы единой семьёй в коммунальном дому,
Может быть, только в прежнее это жилище,
Возвращаться обратно теперь ни к чему....

Лежим и курим невпопад… Как в водевиле – все так пошло
Сперва — командировка в Польшу… Теперь вот осень, листопад…
Ты – первая, кто умудрилась самой себе поставить мат

Вчера… Тайком рыдали пешки, а кони, закусив узды
Везли на казнь меня… В предчувствии беды
Храпели, отводя глаза в сторонку

А ведь почти еще вчера мы так мечтали о ребенке
Увы!...

Заскрипела надрывно калитка,
хоронясь от ветра в стороне.
Да..
Прощаться с тобой это пытка,
Обрывается что-то во мне.

Я в каморку вхожу
Моя тень на стене
У окна: стол и сломанный стул
И засушенный жук в золотистой броне....

Цокает громко секундная конница.
Жарко и душно, и сука-бессонница.
Вещий, зловещий, да хоть бы какой –
душу больную мою успокой.

Время сочится сквозь жалюзи век,
трется со скрипом о ржавую ось,
молча считаю овечек-калек –
мечу отару клеймом «не сбылось»....

Пускай выносит на обочину
С прямой как стрелка магистрали.
Люблю страну мою я склочную,
Глухую и сентиментальную.

Ещё в тоске по большевизму,
Но в будущем уже по пояс
Моя любимая отчизна,
Мой постаревший бронепоезд.

На запасном пути привыкший
Свой долгий век бедняга мыкать,
Вдруг сталинской бронёй задышит
И в путь рванёт, гремя на стыках

Туда, где жизнь дешевле мелочи,
Где изобилье купороса…
Пока в дрезину пьяный стрелочник
Ему даст время до откоса....

День улыбается. Небо волнует.
Мама и папа накрыли на стол.
Что же в коробках подарочных будет?
Хочется мяч, я люблю баскетбол.

Было бы классно игру на приставку,
Я бы похвастался в школе всем-всем!
Торт магазинный, но вкусный и сладкий....

Скоро будет сто лет,
Как страна потеряла Поэта,
Я, Сергей Александрыч,
Гляжу на Ваш бронзовый стан,
Хоть родился в хорошей семье,
Но, глаза закрывая на это,
Где-то слева в груди,
Я такой же, как Вы хулиган.
Упивался вином,
А коль было – то чем и покрепче,
И стихи посвящал
Той вчера, а сегодня другой,
И путей не искал, что прямее
И тех, что полегче,
И влюблялся я в женщин
Не самой породы простой....