Кино и театр

Поздно вечером, манит сквер влюбленных не разбитыми фонарями. Нигде их больше не осталось, вымерли в хулиганском сафари, превратились в трофейные зарубки на травматических пистолетах. А в «сквере влюбленных» еще случаются. Работают через один, убаюкивают лавки для романтических домогательств....

...

— А что у нас на первое блюдо?
— Твои губы.
— А на второе?
— Твое тело.
— А на десерт?
— Твоя душа.*

Когда особенно мучает голод и иссушает жажда, я иду туда, где режиссер с испитым и пропащим лицом ночь напролет крутит черно-белые фильмы....

Сводил я как-то в последние прекрасные деньки мая очередную молоденькую телочку в кинотеатр.
Так как с детства я являюсь фанатом вселенной Чужих (только без Хищников — эти крабомордые пидарасы дискредитировали себя во 2-й части так, что все последующие перверсии на тему AvP я уже не могу воспринимать всерьез), а тут как раз подоспело очередное творение некоего Р....

В кресле курит старый Фрэнк Коломбо,
Перед ним — надувшаяся Жаба
В платье и жабо (скрывает жабры),
Держится презрительно, с апломбом.

«Что же, уважаемая Жаба,
Умертвить толкнуло вас супруга?».
Колыхнулась Жабы грудь упруго:
«Был супруг покойный слишком жадным,

От того его и задушила!...

Ниньзя был небольшого роста и очень собранный. Ниньзям иначе нельзя. Иначе – не спрятаться под татами. Сразу найдут. И все. Харакири.

А ниньзя жизнь любил. И суши. Суши он любил даже больше. Потому, что жизнь – всего одна, а суши – разные. И сашими ниньзя любил....

(Зюскинд П. Парфюмер: История одного убийцы. — Спб.: Издательский Дом «Азбука-классика», 2006. — 304 с.)

Стало дурной привычкой твердить, что модный «Парфюмер» Эюскинда — роман с начинкой. Есть в нем какая-то тайна.

Он и впрямь довольно неоднозначен....

Андрей познакомился с Аней неделю назад. Аня шла в левой руке держа швабру, а в правой пустое ведро. «Какая красивая уборщица», — подумал Андрюша и сказал ей:

-Девушка, ну что же вы с пустым ведром навстречу идете, примета ведь плохая! — а она ему улыбнулась так, по-доброму:

— А ведро дырявое, примета не считается, как раз наоборот....

— Ну что, наслушался комплиментов? Прямо разомлел от свалившейся славы, да? Может, подсядешь к нам за столик?
- Натка?!
- А ты думал, не придем? Мы люди не гордые, можем и без приглашения. Подходи, мы ждем тебя.
- Кто это «мы»?
- Увидишь. Да не бойся, никто нас, кроме тебя не видит, так что праздник не испортим....

Ему двадцать один и он очень похож на свою мать, которую, кстати, не помнит. Его зовут Арсений Маслов и он заканчивает Киноакадемию в Риме. Поверьте, что к его кинокарьере я не приложил и пальца. Может быть гены, а, может, детство, проведенное не в садике, а на телевидении и в театре – ну не хватало у меня времени таскать его по утрам в ясли, а по вечерам забирать....

Жить в эпоху перемен. Или будто бы застоя. Спят они рядами, стоя, а в башку летит безмен.
А едят они траву. Лебеды опавшей прели. Я еще пока живу. А живу ли, в самом деле?
Я не понял где тут я. Разделяюсь не на двое. Небо тут не голубое и с него шипит струя....

1.
После конца света европейское летоисчисление сохранили. И это было нормально. Время замерло как вкопанное. Заикнулось, нашло на камень. А помыкавшись, оно заскользило снова с этого самого места своего безвременного препинания.
Все люди умерли мгновенно и без мучений....

Все повторится – в этом суть:
Жизнь и слова, дела, гробницы,
И взглянет шут какой-нибудь
В мои безглазые глазницы.

Забыв и мужество, и страх,
Безжизненно, давно бездушно,
Я у него в живых руках
Лежу спокойно, равнодушно.

Дорожки кладбища темны,
В них ночь рисует лунным мелом,
И его мысли мне ясны,
Как строки черные на белом....

Ясно, что мир чисто пародиен, иначе говоря, всё, на что ни посмотришь, есть пародия чего-то другого или то же самое в разочаровывающей форме.

Жорж Батай, «Солнечный анус»

.
1

Широкие бёдра, тонкая талия, чётко выступающие кости таза, прозванные в народе «держаками», потому что за них удобно держаться при соитии сзади, а также небольшая или средняя грудь – тело можно сравнить по форме с виолой – этого будет достаточно, чтобы предугадать, как «зазвучит» сей инструмент, лишь стои...

Мы медленно катились в роскошном джипе по вязкому асфальту кривых переулков. Мы — это Патефон и я, его карманный дизайнер. За темными стеклами Дефендера томился расплавленный город, текли битумные кровли и дохли от зноя воробьи. А нам ехалось хорошо — в автомобиле были прохладные кожаные диваны, климат контроль, нежная музыка и прочие достижения автомобильной инженерии....

На исходе трудовой недели
К вечеру светло, тепло, не сыро.
Я же, как младенца в колыбели,
Няньчу планы по захвату мира.

Жизнь моя скучна, длинна, убога.
Я не вижу перспектив по сути.
Виноватых в этом очень много:
Сионисты, США и Путин....

На Дунае-реке стоит город, овеянный музой,
Прибалдевший от грез, от накала житейских страстей.
Кто-то любит его за возможность покушать от пуза,
Ну а кто-то за флер и утробное пение фей

По дворцам и церквям, в утопающих в роскоши залах,
Что столетья подряд внемлят грустной эстетике нот
И патетике фуг, где презревшие всё феодалы
Да всесветский народ под влияньем октав и красот

Начинают молчать, уязвленные магией звука,
И уходят в себя — чтоб никчемность свою осознать....

Он перья пачки распушит,
И в люстре заискрит...
На самом острие души
Балета бьется ритм.

В анданте тянется стопа.
Легато, как вуаль.
Пуантов иноходь тупа.
И льется шелка шаль.

То в ритенуто ускользнет,
И, спрятавшись за такт,
В чудесный вырвется полет,
И вдруг закончит акт....