|
Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
За жизнь
За время отпуска писатель Савин не написал ни одной приличной строчки, не придумал нового сюжета. Пытаясь спасти давнишний и, наверняка, уже никому ненужный роман, превратил его в нечто унылое и бесформенное. Герой романа – человек левых взглядов, (в сущности, вылитый Савин, только вдвое моложе и фамилии неблагородной), ввязался в сомнительную историю и теперь скрывался от властей в тихой европейской стране под чужим именем....
клеймо на паспорта, такое, чтобы знали
кто паковал готовые изделия . с тоской вдвоём в одном огромной зале она из воздуха, а я из дерева . мне выдала работница контроля так принято на большинстве заводов . уставший конь идёт по спящей Трое на лавочках матроны: "что за мода!...
Yellow submarine, Yellow submarine…Yellow submarine, - напевал себе под нос Игорь Яковлевич гнусавым голосом Ринго.
Сказать, что Игорь Яковлевич Бронштейн шел домой в приподнятом настроении, значило бы погрешить против правды. И то, что напевал он Yellow submarine, как раз об этом и свидетельствовало....
Подарите мне мишку из плюша,
Без заплат на китайском боку. Чтоб широкую русскую душу Он вмещал. Чтоб был в самом соку! Чтоб кондовый был: пуговки-глазки, И опилками плотно набит. Чтобы был, как Потапыч из сказки, Основателен и деловит....
Солнце сияло посреди чистого, ясного, до головокружения высокого неба. Лодка покачивалась на волнах, медленно приближаясь к берегу. Хорас вытащил вёсла из уключин, прищурился и смотрел куда-то вдаль; блики отражённого от воды света ложились на его загорелое лицо....
Растает весною зимы сугроб,
день станет землёю гол, приятель, скорее накинь шнурок на горло моих стихов, чтоб я научился дышать, когда дышать - наибольший риск. Нас знания режет святая сталь - мир входит в эпоху крыс....
Я заброшен в яблоневый сад...
Под колес вагонных перестуки Вдруг слились совсем иные звуки В сердца нарастающий набат. Ветра шелест, приглушенный стон – Старой ветки вынужденный ропот, Утра наступающего шепот Средь затишья убеленных крон....
Василий возлегал на продавленном диване и мечтал, как хорошо было бы уехать в деревню.
В деревне совсем другое дело. Там куры, там навоз, бабы с сиськами под два ведра. У забора – конопля и всякие другие овощи. Куры роются в мусорной куче, Бобик – «гав-гав», тракторок тарахтит за околицей… Прэлесть, а не жизнь!... РАСПУЩЕННЫЕ РОЗЫ
Летнее утро. Нюша помогает лепить вареники с картошкой; выходят некрасивые, корявые: то с одним ушком, то с тремя, четырьмя. Тесто мягкое, без конца липнет к рукам; картошка почему-то рассыпается. Бабуля то и дело напоминает: - Макай пальцы в муку, хватит таскать в рот....
"Всех убить, всё поделить - Россию спасти!
- Вась, я верю в Бога, а не в тебя, прости." ( 25-17, "Телёнок" ) ...сейчас мало кто помнит про "тамиздат",- многие, изучаемые в нынешних школах книги о том, что Россию снова пора "спасать" от большевистского ( на то время ) "ига"....
Порой лысеющий мужчина
Находит утешенье в том, Что лысины его причина Мужской гормон тестостерон. И всем девицам эту новость Он сообщает как бы вскользь, Мол, он всегда заполнит полость, Забьет, так скажем, в стену гвоздь. Девицы сдержанно кивают, Его, выслушивая бред, Как шевелюра покидает Маскуланистов в цвете лет....
Тени ложатся нам под ноги, не упасть
нам помогает умение наших тел – в начатый день заходить, словно в нужный паз, чтоб исполнять механически список дел. Звуки клаксонов взвиваются к небесам, словно молитвы загадочных упырей, офис-планктон в чрево кресел вжимает зад, и застывает зрачком в сетевой дыре.... Как-то раз, когда мне было 22,
В общежитие, на вокзал похожем, Не трезвела по неделям голова, И крутились, как в кино, узбеков рожи. Подавал надежды и давал, В голову отличнейшим путанам. Повторюсь, мне было 22, И темнело, так как осень, слишком рано.... Вот и не осталось ничего святого,
И ни верой, ни надеждой не спасти, Только в небе Бог совсем не строго Улыбнется мясу на кости. И потом, как в песне, от улыбки Протрезвеет, глядя в темень, старый зэк, И приснится Человеку, что ошибки Никогда не совершает Человек....
Ты зиму помнишь? Ту, самую первую? Сколько лет тебе было? Два, три, может пять? Что именно ты помнишь? Елку, снеговика, негнущиеся меховые варежки или грязную морковку на снегу?
Какая она, твоя первая запомнившаяся зима? Шарф завязан задом наперед....
Симон, ты снова куришь фильтр…
И снова платишь мною за такси. Ты снова пудришь зеркало и свитер И снова пишешь на стекле: “Прости”. Симон, нам не хватает счастья и еды, Мне – не хватает счастья и разлуки. Мои мечты давным-давно просты: Я в них, сыта, накладываю руки.... Мы по золоту ходим –
По чистым деньгам. Только россыпи эти Не липнут к рукам. Сколько черточек быта И мелких примет! Их цена не открыта, Пока спроса нет. Но пойдут цены в гору Столетье спустя, На стихи, разговоры, На каждый пустяк.... Мне легче промолчать, чем не кричать Мне проще не смотреть, чем вырвать душу Не хоронить тебя.. И не прощать Себя За то что миссию нарушу Ты знаешь Друг Я выпью чистый спирт смотря в окно, когда тебя выносят И пусть стакан с сухариком стоит Скажу: -Он вышел.... Я поздравлю всех с Новым Годом
И, наполнив до дна бокалы, Тост скажу – да не тост, а оду – С новогодним хмельным накалом. Только гости – одни лишь мухи. Чем занять их, не знаю, право. Но они абсолютно глухи И засохли давно за рамой....
Я услышал - на небе терпко,
и увидел - на вкус темно, наши души, увы, прищепки простыней беспробудных снов. Кто ржавеет, а кто пластмассов, только функция всем одна, всех качает единой пляской ветерка у стекла окна. Просыхает от влаги простынь, вне ответа на «быть - не быть», затушив о стол папироску, он бельё решит отщепить.... |
